А у самой воды ондатры и еще какая-то лесная мелочь суетились возле мертвых тел.
Дрель спрыгнула с коня и с замирающим сердцем побежала мимо трупов, боясь увидеть знакомые лица. Назгул ссутулился в седле и мучительно пытался сообразить, удалась ли их простенькая хитрость, или ливонцы смяли и растоптали отряд.
Вскоре лицо его просветлело – он заметил характерно взъерошенный мох.
Треугольные вмятины почти правильной формы, вытянувшись в линию, бежали вдоль воды от лесистого пригорка к песчаному мысу.
Такие следы оставляют нижние края тяжелых щитов ливонской пехоты, когда та выстраивает несокрушимый строй. Оборонительный!
– Выходит, Шон, – сказал он в пустоту, – напугал ты их. Хвала тебе, ирландец.
И тут он услышал горестный вой эльфийки. На-згул спешился и поспешил к ней, сторонясь тронутых зверьем немецких тел.
Возле мертвого горца он помедлил – почудилось, что тот шевелится. Но то была всего лишь игра светотени.
Дрель, вся в тине, тащила из воды мертвое тело одного из шоновых ратников. Кольчуга его оказалась буквально изорванной копьями, шлем страшно помят, но лицо, на котором застыло вечно удивленное выражение, казалось мертвенно-прекрасным, словно лик статуи. Каким-то чудом ни хищники, ни сталь, ни тина не коснулись черт ирландца.
– Там второй, – промямлила эльфийка, оттолкнув готовую помочь руку назгула. – За корягу ногой зацепился.
Ангмарец вскоре подтащил еще одно тело, потом с угрюмым остервенением принялся обшаривать берег. Вскоре к нему присоединилась и Дрель, которая не переставая ревела и грязно материлась.
Они нашли еще одного члена Легиона, из группы Черного Хоббита, троих горцев и одного казака.
– Вот тебе и разведка боем, – зло сказал назгул. – Я полный сукин сын. Таких надо конями разрывать на две половины, и собакам остатки скармливать.
Дрель перестала рыдать, встала на четвереньки и шумно напилась из какой-то лужи, побрезговав идти к изгаженной войной реке. Затем встала, вытерев лицо краем плаща, и почти спокойным голосом сказала:
– Отставить нытье, ангмарец! Они шли воевать, шли добровольно, и пали. Как настоящие воины. А скольких спасли? Об этом ты подумал?
– Спасли ли? Может – за поворотом дороги мы найдем и остальных?
– Вот и сходи на тот берег, сам посмотри. А я пока могилки вырою.
Назгул мрачно поискал глазами, подобрал небольшой рыцарский щит и принялся зло рыть яму. Дрель ковырялась рядом, орудуя обломком меча, но быстро выбилась из сил и снова разрыдалась.
Спустя какое-то время она хлюпнула носом и, подняв лицо к небу, произнесла:
– И какие же вы, мужики, все-таки козлы!
– Это ты к чему? На феминизм пробило?
– Зачем все это? Скакать, рубить, кромсать? Неужели нет других способов самовыражения?
Назгул ничего не ответил, подкатывая к могилам каменкжу.
– Камней маловато, – сказал он, присев отдохнуть. – Слабо верится, что зверье до них не доберется.
– Может, ливонской мертвечиной подавится, – пробормотала Дрель.
– Совсем ты озверела, подруга, – покачал головой ангмарец. – А мужиков в зверствах обвиняешь.
Было бы время и силы – я бы и немцев земле предал. Негоже крысам да волкам оставлять.
– А ты видел, что они с казаком сделали? Ухо видел отрезанное? Я его помню, Егоркой звали, веселый такой был, на привалах песни горланил и все ко мне домогался. У него в этом ухе серьга была серебряная.
– Это ландскнехты, – мрачно кивнул назгул. – Я про них и не говорю. Пусть шакалье их рвет, туда и дорога. Я про кнехтов. Они люди подневольные, простые солдаты.
– Все одно – сволочь фашистская.
– Эк тебя, – крякнул назгул и вновь вернулся к своему тяжкому труду.
Уже под вечер, привалив последнюю могилу камнем, он буквально повалился на плащ.
– Мне полчасика надо полежать, – сказал он, едва ворочая языком от усталости. – А ты… Молитву, что ли, какую прочти. Я их не знаю, нам, нечистям, не положено.
– Да и я не знаю, – вздохнула Дрель. – Честное слово, никогда не думала, что может понадобиться.
Назгул помолчал.
– Нехорошо как-то… И водки нет помянуть, – Тут он оживился. – Слышь, Дрель!
– Чего тебе?
– А ты спой.
– Чего?
– Просто – спой. Если не молитвой и поминальной рюмкой, так хоть песней проводим.
Девушка некоторое время молчала, потом встала и подошла к могилам.
И полилась над ливонскими лесами песня, странная и неуместная для прибалтийской войны песня о дивном заокраинном острове, клочке незапятнанного мира, не знавшем Тени, смерти и увядания. Эльфий-ская тоска о чем-то крылатом, небывалом и чистом вилась над примолкшим лесом.
Назгул никогда не любил подобных песен, считая их проявлением слабости, «слюней» и «дивности». Но сейчас не мог не отметить, что лучшего напутствия мертвецам не дать. Такого, что шло бы от самого сердца.
– По крайней мере, – прошептал он себе под нос, – это лучше фальшивых пластмассовых венков, фанерного креста и шумного оркестра.
Дрель смолкла и вздохнула, вытерла слезу и уселась спиной к ангмарцу.
Аес вскоре вновь оживился, что-то плескалось в реке и билось на мелководье, на дальнем берегу шмыгнули гибкие волчьи силуэты, поджидающие наступления ночи и связанного с ней пиршества.
– Пора, – сказала Дрель, поднимаясь. – А то не догнать будет наших. Или, чего доброго, подоспеет германская похоронная команда.
– Ты хоть одну за всю войну видела, – спросил ангмарец, водружая на коня седло. – Вот и я не видал. Они, кажется, только рыцарей своих хоронят. Да и то, если оруженосцы целы остались.
– Вот я и говорю – фашисты.
Они двинулись через брод, в молчании миновали свой бывший лагерь, отметив, что следов боя здесь нет и в помине.
– А ты классно пела, – заметил ангмарец. – Никогда не замечал.
– А ты и не слышал, – вздохнула Дрель. – Да я и сама… Раньше – стеснялась. Это Тора у нас поет, да еще парочка девиц-менестрелей.
– Ты это дело не бросай. Вполне подходяще. Хорошо бы еще услышать.
Дрель странно на него посмотрела, и назгул тут же поправился:
– Конечно – не по такому поводу.
В сгущающемся сумраке они трусили по дороге, вытоптанной германской солдатней и многочисленными конскими подковами.
– Если так дело и дальше пойдет, – заметила Дрель, – то вся твоя разведка псу под хвост. Слишком далеко наши убрели.
– Так вся соль маневра в том, чтобы немного назад вернуться, и на север уйти. Такого от нас точно не ждут.
– Говорила мне мама, – вздохнула эльфийка, – не суй дела в тактические замыслы, башка лопнет.
– Мудрая, видать, была женщина.
– А ну – цыц! Ангмарец, прислушался.
– Из седел – долой!
Они спешились, обмотали лошадиные копыта тряпками, безжалостно изорвав трофейный плащ, двинулись вперед осторожно.
Возле приметного, поваленного в бурю дерева ангмарец знаком приказал Дрели оставаться на месте, кинул ей повод и крадучись пошел вперед, медленно вытягивая из ножен кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76