Ландскнехты, пикинеры и арбалетчики вполне могут противостоять стрельцам, дать возможность рыцарям перестроиться и нанести не один, а два, три, сколько нужно таранных ударов!
– Вы видели гуляй-город, Фелькензам? – участливо спросил Кестлер.
Рыцарь на миг замолчал.
– Только слышал, – признался он. – Какие-то доски на полозьях или колесах? Этим не остановить рыцарей!
– А вы знаете, – тем же тоном продолжал магистр, – что пушки сейчас совсем не те, что были во время Грюнневальда?
– Тогда они не убили и сотой части атакующих,
– пожал плечами упорный тевтонский паладин, – сейчас будет несколько хуже, я полагаю. Но все одно
– дело решат удары копий и мечей!
– Если бы ангелы небесные вселили в мою душу ту же уверенность, что вселили в вас… – Кестлер надолго замолчал, а потом продолжил: – Я буду думать. Ясно только одно – вы рветесь в бой, а мир и Ливония не простят мне любого неверного шага.
Поняв, что разговор окончен, Фелькензам откланялся и вышел вон.
Больше всего он был недоволен тем обстоятельством, что магистр отозвал его из авангарда в тот самый момент, когда рыцарь уже настиг ускользающий Черногкрылый Легион.
* * *
Рыцари, к немалому изумлению Шона, казаков и черкесов, повернули назад, к Рингену. Причем в то время, как могли шутя раздавить русских.
Немало удивились и затаившиеся в лесу назгул и Дрель, когда мимо них потянулись понурые ватаги кнехтов и рыцарские ватаги.
– Если Владыка Мелькор хочет кого-то наказать, – заметил ангмарец, – то он лишает его разума. Кажется, ливонцы сильно прогневили Вечную Тьму.
– Да просто поняли, что без больших жертв им с Легионом не совладать. Толку с этой победы – шиш, а умирать никто не хочет за просто так, – ответила эльфийка.
Ангмарец вздохнул.
– Большие потери? Да затоптали бы они наших. Еще пара километров – и дальше ровное поле. Там с «консервами» не побьешься. Тут что-то другое.
– Не преуменьшай силу Легиона, злыдень!
– А ты – не преувеличивай. Ну, хватит трепаться, уже и обоз германский прошел. Аида к своим. Дурацкая и ненужная у нас с тобой разведка вышла.
– А так и бывает на настоящей войне, – уверенно сказала Дрель, выбираясь на большак. – Только фильмы снимают об удачных моментах, а рутину оставляют за кадром.
Глава 3
Гретхен
Восточная Ливония,XVIвек
В небольшом тевтонском городке, который пока миновала разразившаяся над всей Ливонией военная гроза, был трактир без названия. В нем останавливались курьеры магистра с важными пакетами, зашитыми за обшлага золоченных камзолов, оруженосцы рыцарей с любовными письмами своих сеньоров, засунутыми за голенища сапог, невзрачные личности, шныряющие из города в город по указу могущественной Фемы. Иногда здесь гостили паломники из далеких франкских или генуэзских земель, ватаги наемников, идущих под знамена Кестлера или бегущие из-под оных, поджав хвосты.
Но так было в обычные деньки. Сегодня же в таверне творилось нечто из ряда вон выходящее. Старший сын хозяина и его худосочная дочь скоблили ножами деревянные тарелки, младший вертелся возле коней, поставленных гостями в стойла, то в десятый раз подсыпая в ясли отборного овса, то протирая крутые бока ухоженных скакунов.
Сам Кривой Гюнтер, обряженный (экая невидаль!) в мятую, но свежевыстиранную рубаху и бархатных жилет, покрикивал на кухарок, семеня между главной залой, и стряпчеи комнатой своего заведения. Он гадал, во благо ли принесла Дева Тевтонская в его Богом забытый уголок этих гостей, и чем закончится сегодняшняя ночь – сказочным барышом или кровавой баней для него, и его домочадцев.
Испугаться было чего.
За столом восседал важный литвин, весь в бантах и галунах, теребя каштановые завитые локоны и поглядывая на худые коленки хозяйской дочери, всем своим видом показывая, что разговор его совершенно не интересует.
Напротив него сидел высокий и тощий, словно гвоздь, священник, так и не притронувшийся к лучшему хозяйскому вину.
Слева от божьего человека над блюдом с растерзанной куропаткой нависал лях, плечи которого с трудом просунулись в дверной проем, а усы смахнули пыль с верхних полок над хозяйской стойкой. Игнорируя сомнительные прелести молодой немки, он с вожделением вдыхал соблазнительные ароматы, несущиеся с кухни.
Справа и ближе к выходу развалился с полупустым кубком в руках ливонец, так и не снявший щегольского поДдоспешника и стальных набедренников.
Первый был личным посланником великого герцога Литовского: второй – влиятельнейшим священником в тевтонской земле после магистра, третий – правой рукой самого Стефана Батория, четвертый – знаменитым рыцарем Фелькензамом, победителем московитов.
Всякий хозяин харчевни пришел бы в благоговейный восторг и одновременно ужас от подобной компании. Всякий, но только не умудренный опытом Кривой Гюнтер.
Ему при данных обстоятельствах было наплевать и светских, и на церковных вельмож, равно, как и на грозного рыцаря. В дрожь его бросала женщина, притулившаяся у камина и созерцавшая горящие веселыми огнями угли.
Звали ее обычно фрау Гретхен, хотя слыхал Гюнтер и иные ее имена, а всех, верно, не помнила и она сама. Клубок интриг, опутавших Ливонии, многие годы покоился в этих холеных ручках. По сравнению с подлинной властью, которой обладала в стране эта женщина, все титулы и должности остальных присутствующих меркли.
Но фрау не раз и не два гостила у Гюнтера, привыкла к нему и даже иной раз ласкала взором, словно домашнюю собачку. Видимо, нахождение в среде скользких и зубастых проходимцев заронило в ее душе любовь к простым и незатейливым германским обывателям, не таскающим за жилеткой удавки или ампулы с ядом, и не хранящим в подполе скелеты своих конкурентов.
Прямо над лавками и столом вельможных гостей находилась круглая комнатка, отпиравшаяся на долгой памяти Кривого Гюнтера всего трижды. Ее берег для особенных посетителей еще его дед. Сейчас в ней сидели при свете свечи пятеро ничем не примечательных человека. Разные по возрасту и телосложению, они показались хозяину чем-то неуловимо схожими. Угадать возраст любого из них было решительно невозможно. Перепачканные чернилами руки говорили о том, что они вряд ли уверенно держат в пальцах меч или плуг, весло или кузнечный молот. Но короткие мечи на портупеях и парные к ним кинжалы могли поведать забывшемуся забулдыге в темной подворотне, что с этих ребят вряд ли удастся безнаказанно срезать кошелек. А у того, кто заглянул бы в блеклые глаза на бледных лицах, словно бы вовек не видевших солнца, тут же образовались бы срочные дела в другой части Европы.
Простые потертые плащи, добротная, но дешевая одежда, одинаковые кольца на безымянных пальцах рук. И еще – голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Вы видели гуляй-город, Фелькензам? – участливо спросил Кестлер.
Рыцарь на миг замолчал.
– Только слышал, – признался он. – Какие-то доски на полозьях или колесах? Этим не остановить рыцарей!
– А вы знаете, – тем же тоном продолжал магистр, – что пушки сейчас совсем не те, что были во время Грюнневальда?
– Тогда они не убили и сотой части атакующих,
– пожал плечами упорный тевтонский паладин, – сейчас будет несколько хуже, я полагаю. Но все одно
– дело решат удары копий и мечей!
– Если бы ангелы небесные вселили в мою душу ту же уверенность, что вселили в вас… – Кестлер надолго замолчал, а потом продолжил: – Я буду думать. Ясно только одно – вы рветесь в бой, а мир и Ливония не простят мне любого неверного шага.
Поняв, что разговор окончен, Фелькензам откланялся и вышел вон.
Больше всего он был недоволен тем обстоятельством, что магистр отозвал его из авангарда в тот самый момент, когда рыцарь уже настиг ускользающий Черногкрылый Легион.
* * *
Рыцари, к немалому изумлению Шона, казаков и черкесов, повернули назад, к Рингену. Причем в то время, как могли шутя раздавить русских.
Немало удивились и затаившиеся в лесу назгул и Дрель, когда мимо них потянулись понурые ватаги кнехтов и рыцарские ватаги.
– Если Владыка Мелькор хочет кого-то наказать, – заметил ангмарец, – то он лишает его разума. Кажется, ливонцы сильно прогневили Вечную Тьму.
– Да просто поняли, что без больших жертв им с Легионом не совладать. Толку с этой победы – шиш, а умирать никто не хочет за просто так, – ответила эльфийка.
Ангмарец вздохнул.
– Большие потери? Да затоптали бы они наших. Еще пара километров – и дальше ровное поле. Там с «консервами» не побьешься. Тут что-то другое.
– Не преуменьшай силу Легиона, злыдень!
– А ты – не преувеличивай. Ну, хватит трепаться, уже и обоз германский прошел. Аида к своим. Дурацкая и ненужная у нас с тобой разведка вышла.
– А так и бывает на настоящей войне, – уверенно сказала Дрель, выбираясь на большак. – Только фильмы снимают об удачных моментах, а рутину оставляют за кадром.
Глава 3
Гретхен
Восточная Ливония,XVIвек
В небольшом тевтонском городке, который пока миновала разразившаяся над всей Ливонией военная гроза, был трактир без названия. В нем останавливались курьеры магистра с важными пакетами, зашитыми за обшлага золоченных камзолов, оруженосцы рыцарей с любовными письмами своих сеньоров, засунутыми за голенища сапог, невзрачные личности, шныряющие из города в город по указу могущественной Фемы. Иногда здесь гостили паломники из далеких франкских или генуэзских земель, ватаги наемников, идущих под знамена Кестлера или бегущие из-под оных, поджав хвосты.
Но так было в обычные деньки. Сегодня же в таверне творилось нечто из ряда вон выходящее. Старший сын хозяина и его худосочная дочь скоблили ножами деревянные тарелки, младший вертелся возле коней, поставленных гостями в стойла, то в десятый раз подсыпая в ясли отборного овса, то протирая крутые бока ухоженных скакунов.
Сам Кривой Гюнтер, обряженный (экая невидаль!) в мятую, но свежевыстиранную рубаху и бархатных жилет, покрикивал на кухарок, семеня между главной залой, и стряпчеи комнатой своего заведения. Он гадал, во благо ли принесла Дева Тевтонская в его Богом забытый уголок этих гостей, и чем закончится сегодняшняя ночь – сказочным барышом или кровавой баней для него, и его домочадцев.
Испугаться было чего.
За столом восседал важный литвин, весь в бантах и галунах, теребя каштановые завитые локоны и поглядывая на худые коленки хозяйской дочери, всем своим видом показывая, что разговор его совершенно не интересует.
Напротив него сидел высокий и тощий, словно гвоздь, священник, так и не притронувшийся к лучшему хозяйскому вину.
Слева от божьего человека над блюдом с растерзанной куропаткой нависал лях, плечи которого с трудом просунулись в дверной проем, а усы смахнули пыль с верхних полок над хозяйской стойкой. Игнорируя сомнительные прелести молодой немки, он с вожделением вдыхал соблазнительные ароматы, несущиеся с кухни.
Справа и ближе к выходу развалился с полупустым кубком в руках ливонец, так и не снявший щегольского поДдоспешника и стальных набедренников.
Первый был личным посланником великого герцога Литовского: второй – влиятельнейшим священником в тевтонской земле после магистра, третий – правой рукой самого Стефана Батория, четвертый – знаменитым рыцарем Фелькензамом, победителем московитов.
Всякий хозяин харчевни пришел бы в благоговейный восторг и одновременно ужас от подобной компании. Всякий, но только не умудренный опытом Кривой Гюнтер.
Ему при данных обстоятельствах было наплевать и светских, и на церковных вельмож, равно, как и на грозного рыцаря. В дрожь его бросала женщина, притулившаяся у камина и созерцавшая горящие веселыми огнями угли.
Звали ее обычно фрау Гретхен, хотя слыхал Гюнтер и иные ее имена, а всех, верно, не помнила и она сама. Клубок интриг, опутавших Ливонии, многие годы покоился в этих холеных ручках. По сравнению с подлинной властью, которой обладала в стране эта женщина, все титулы и должности остальных присутствующих меркли.
Но фрау не раз и не два гостила у Гюнтера, привыкла к нему и даже иной раз ласкала взором, словно домашнюю собачку. Видимо, нахождение в среде скользких и зубастых проходимцев заронило в ее душе любовь к простым и незатейливым германским обывателям, не таскающим за жилеткой удавки или ампулы с ядом, и не хранящим в подполе скелеты своих конкурентов.
Прямо над лавками и столом вельможных гостей находилась круглая комнатка, отпиравшаяся на долгой памяти Кривого Гюнтера всего трижды. Ее берег для особенных посетителей еще его дед. Сейчас в ней сидели при свете свечи пятеро ничем не примечательных человека. Разные по возрасту и телосложению, они показались хозяину чем-то неуловимо схожими. Угадать возраст любого из них было решительно невозможно. Перепачканные чернилами руки говорили о том, что они вряд ли уверенно держат в пальцах меч или плуг, весло или кузнечный молот. Но короткие мечи на портупеях и парные к ним кинжалы могли поведать забывшемуся забулдыге в темной подворотне, что с этих ребят вряд ли удастся безнаказанно срезать кошелек. А у того, кто заглянул бы в блеклые глаза на бледных лицах, словно бы вовек не видевших солнца, тут же образовались бы срочные дела в другой части Европы.
Простые потертые плащи, добротная, но дешевая одежда, одинаковые кольца на безымянных пальцах рук. И еще – голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76