Когда же из ее брюха сорвалась и полетела вниз крошечная песчинка, он доложил и об этом.
И тогда воздух сотрясся от ликующего вопля.
Попрыгунчик услышал его уже издалека.
Он держал путь к вершине горы.
6
Прижимая к себе порванную хищником руку, валясь с ног от голода и усталости, голый, даже без набедренной повязки, Попрыгунчик продолжал упорно шагать все выше и выше по склону.
Он чувствовал, что долго не продержится. Однако не имел ни малейшего понятия о том, какое расстояние отделяет его от заветной цели, как, впрочем, и о том, в каком направлении идет.
Лишь время от времени возникало ощущение, будто налицо ему лег невесомый женский волос.
Теряя сознание, теряя форму, Попрыгунчик упал на влажную землю.
В этом месте его личная история возникла вновь – ее уловили расположенные по периметру сканеры: на диске, сразу после того, как Октавия бросила его в пруд («Теперь ты будешь выживать в одиночку»), возник размытый кадр, который вскоре обрел фокус. Попрыгунчик вновь проиграл его в режиме замедленного воспроизведения, выискивая глазами подсказки, которые могли бы помочь ему понять, что за сила гнала его вперед, невзирая на боль, невзирая на страшную усталость и голод, – нечто вечное и божественное, нечто такое, что не даст ему погибнуть здесь, на вершине горы.
Увы, его взгляду представало нечто поверхностное, да и то пребывало в вечном движении, изменчивое и непостоянное.
7
Попрыгунчик внимательно изучил себя в зеркале.
Теперь он был высок и строен, в облегающем тело костюме без швов. Каштановые волосы коротко подстрижены, глаза карие. Таково теперь его новое лицо, и оно ему нравилось. Возможно, когда-то оно было другим – но каким? Этого он не мог вспомнить. И все же за красивым фасадом, где-то в глубине зеркала, скрывался кто-то другой – волосатый, косматый, чешуйчатый…
Попрыгунчик только что вышел из «Педагога» – и с ужасом понял, что каким-то образом название и назначение этой машины ему уже было известно (более того, ему было до боли знакомо само понятие «машина»). И вообще его мозг оказался полон представлений, которые он не был способен в данный момент до конца осознать и усвоить.
Попрыгунчик несколько раз открыл и закрыл рот, силясь произнести слова, что рождались в его горле. Почему-то картинка, которая предстала перед ним в зеркале, чем-то ужасно напоминала рыбу. От этого Попрыгунчику стало не по себе, и он залился краской.
Дверь позади него неслышно распахнулась, и в проеме возник человек.
Попрыгунчику его лицо показалось смутно знакомым. Когда же человек заговорил, командирские нотки в его голосе разбудили в нем новые воспоминания.
– Пойдем со мной, Квинтеро. Октавия хочет тебя видеть.
Попрыгунчик на мгновение замешкался. Квинтеро? Выходит, его так зовут? Должно быть, так оно и есть. И тем не менее было в этом имени нечто такое, что не совсем его устраивало. Так ли он звал самого себя? Нет, когда-то у него было другое имя, которым его называли давным-давно, когда…
– Ты кто?
– Я Дьюс.
Взгляд Дьюса был тверд, как кремневый скребок, линия рта – жесткая и колючая, как терновник. Попрыгунчик поймал себя на том, что проникся к Дьюсу мгновенной антипатией. Тот, казалось, уловил его настроение и почему-то был этому рад.
– Ладно, хватит разговоров. Октавия не любит, когда ее заставляют ждать. Идем за мной.
Сначала они долго шагали длинными, без окон, коридорами с безликими, выкрашенными в белый цвет стенами, затем преодолели несколько пролетов лестницы и наконец вышли на открытую террасу.
Попрыгунчик замер на месте как вкопанный, пораженный видом, что открывался с горы.
За парапетом террасы склон горы резко уходил вниз – казалось, один шаг, и ступишь на верхушки деревьев, – так что панорама простиралась на все сто восемьдесят градусов. Высота скрадывала расстояния, и нижняя часть склона издали сливалась в полоски растительности разных оттенков. У самого основания горы, протянувшись до самого горизонта, плескалось лазурное море. Ветер доносил сюда наверх его солоноватый запах, древний, как сам этот мир.
Попрыгунчик обернулся через плечо, однако сумел разглядеть лишь несколько балконов, окон и уходивших ввысь башен.
– Добро пожаловать к нам в Верхний Город, Квинтеро.
Только тогда он заметил женщину. И сердце его тотчас забилось в груди, как у испуганного зверя.
Октавия сидела на скамье, откинувшись спиной на яркие подушки. Глаза ее были цвета неба. Губы – накрашены ярко-алым.
– Присядь рядом со мной, – пригласила она, похлопав по сиденью скамьи.
Попрыгунчик двинулся к ней как зачарованный.
– Можешь оставить нас, Дьюс, – велела Октавия, как только Попрыгунчик опустился на сиденье рядом с ней.
Дьюс улыбнулся и покинул террасу.
– Мне хотелось бы, чтобы ты кое-что посмотрел, – произнесла Октавия и, потянувшись вниз, подняла свернутый в трубку свиток светлого материала. Развернув его, она провела по нему пальцем, чтобы расправить; материал тотчас принял слегка изогнутую форму и затвердел. Октавия поставила его и нажала на кнопку в одном его уголке. Плоский экран тотчас заполнили изображения. Вскоре к ним прибавился и звук.
Когда другая Октавия – та, что на экране, – сказала: «Мой попрыгунчик», он тотчас понял, что это и есть его единственное, настоящее имя.
Вскоре экран потух.
– Так, значит, это был я? – поинтересовался Попрыгунчик.
– Да.
– Откуда ты это знаешь?
– По отпечатку твоей кармы. Другой такой ни у кого нет. Наши датчики, расположенные по периметру, уловили ее. И она совпала с той, что мы зафиксировали много лет назад, когда ты еще был крошечным морским обитателем.
Голова Попрыгунчика раскалывалась, отказываясь вместить то, что он только что узнал.
– Но я ничего не понимаю…
Октавия пробежала пальцами по груди, и одежды на ней распахнулись, обнажая грудь. Потянувшись к нему, она расстегнула и его платье.
Теплая, мягкая ладонь накрыла его член.
На самом же деле Октавия накрыла ладонью его всего.
– Когда люди приземлились на этой планете, они понятия – не имели об уровнях перевоплощения на склонах горы Шелдрейк. На первый взгляд планета показалась им обыкновенной, каких во вселенной немало. Увы, они ошиблись.
Источником идентичности, формы и качеств всех сущностей во вселенной, одушевленных и неодушевленных, являются морфические поля – нематериальные зоны, которые простираются как в пространстве, так и во времени, и не поддаются манипуляциям со стороны людей. Эти поля располагаются вокруг или внутри систем, которые они организуют. Они хранят в себе кумулятивный опыт всех членов того или иного класса сущностей, видовую память каждого вида растений, животных, каждого камня, кристалла, белка, звезды…
Это то, что уже давно известно науке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
И тогда воздух сотрясся от ликующего вопля.
Попрыгунчик услышал его уже издалека.
Он держал путь к вершине горы.
6
Прижимая к себе порванную хищником руку, валясь с ног от голода и усталости, голый, даже без набедренной повязки, Попрыгунчик продолжал упорно шагать все выше и выше по склону.
Он чувствовал, что долго не продержится. Однако не имел ни малейшего понятия о том, какое расстояние отделяет его от заветной цели, как, впрочем, и о том, в каком направлении идет.
Лишь время от времени возникало ощущение, будто налицо ему лег невесомый женский волос.
Теряя сознание, теряя форму, Попрыгунчик упал на влажную землю.
В этом месте его личная история возникла вновь – ее уловили расположенные по периметру сканеры: на диске, сразу после того, как Октавия бросила его в пруд («Теперь ты будешь выживать в одиночку»), возник размытый кадр, который вскоре обрел фокус. Попрыгунчик вновь проиграл его в режиме замедленного воспроизведения, выискивая глазами подсказки, которые могли бы помочь ему понять, что за сила гнала его вперед, невзирая на боль, невзирая на страшную усталость и голод, – нечто вечное и божественное, нечто такое, что не даст ему погибнуть здесь, на вершине горы.
Увы, его взгляду представало нечто поверхностное, да и то пребывало в вечном движении, изменчивое и непостоянное.
7
Попрыгунчик внимательно изучил себя в зеркале.
Теперь он был высок и строен, в облегающем тело костюме без швов. Каштановые волосы коротко подстрижены, глаза карие. Таково теперь его новое лицо, и оно ему нравилось. Возможно, когда-то оно было другим – но каким? Этого он не мог вспомнить. И все же за красивым фасадом, где-то в глубине зеркала, скрывался кто-то другой – волосатый, косматый, чешуйчатый…
Попрыгунчик только что вышел из «Педагога» – и с ужасом понял, что каким-то образом название и назначение этой машины ему уже было известно (более того, ему было до боли знакомо само понятие «машина»). И вообще его мозг оказался полон представлений, которые он не был способен в данный момент до конца осознать и усвоить.
Попрыгунчик несколько раз открыл и закрыл рот, силясь произнести слова, что рождались в его горле. Почему-то картинка, которая предстала перед ним в зеркале, чем-то ужасно напоминала рыбу. От этого Попрыгунчику стало не по себе, и он залился краской.
Дверь позади него неслышно распахнулась, и в проеме возник человек.
Попрыгунчику его лицо показалось смутно знакомым. Когда же человек заговорил, командирские нотки в его голосе разбудили в нем новые воспоминания.
– Пойдем со мной, Квинтеро. Октавия хочет тебя видеть.
Попрыгунчик на мгновение замешкался. Квинтеро? Выходит, его так зовут? Должно быть, так оно и есть. И тем не менее было в этом имени нечто такое, что не совсем его устраивало. Так ли он звал самого себя? Нет, когда-то у него было другое имя, которым его называли давным-давно, когда…
– Ты кто?
– Я Дьюс.
Взгляд Дьюса был тверд, как кремневый скребок, линия рта – жесткая и колючая, как терновник. Попрыгунчик поймал себя на том, что проникся к Дьюсу мгновенной антипатией. Тот, казалось, уловил его настроение и почему-то был этому рад.
– Ладно, хватит разговоров. Октавия не любит, когда ее заставляют ждать. Идем за мной.
Сначала они долго шагали длинными, без окон, коридорами с безликими, выкрашенными в белый цвет стенами, затем преодолели несколько пролетов лестницы и наконец вышли на открытую террасу.
Попрыгунчик замер на месте как вкопанный, пораженный видом, что открывался с горы.
За парапетом террасы склон горы резко уходил вниз – казалось, один шаг, и ступишь на верхушки деревьев, – так что панорама простиралась на все сто восемьдесят градусов. Высота скрадывала расстояния, и нижняя часть склона издали сливалась в полоски растительности разных оттенков. У самого основания горы, протянувшись до самого горизонта, плескалось лазурное море. Ветер доносил сюда наверх его солоноватый запах, древний, как сам этот мир.
Попрыгунчик обернулся через плечо, однако сумел разглядеть лишь несколько балконов, окон и уходивших ввысь башен.
– Добро пожаловать к нам в Верхний Город, Квинтеро.
Только тогда он заметил женщину. И сердце его тотчас забилось в груди, как у испуганного зверя.
Октавия сидела на скамье, откинувшись спиной на яркие подушки. Глаза ее были цвета неба. Губы – накрашены ярко-алым.
– Присядь рядом со мной, – пригласила она, похлопав по сиденью скамьи.
Попрыгунчик двинулся к ней как зачарованный.
– Можешь оставить нас, Дьюс, – велела Октавия, как только Попрыгунчик опустился на сиденье рядом с ней.
Дьюс улыбнулся и покинул террасу.
– Мне хотелось бы, чтобы ты кое-что посмотрел, – произнесла Октавия и, потянувшись вниз, подняла свернутый в трубку свиток светлого материала. Развернув его, она провела по нему пальцем, чтобы расправить; материал тотчас принял слегка изогнутую форму и затвердел. Октавия поставила его и нажала на кнопку в одном его уголке. Плоский экран тотчас заполнили изображения. Вскоре к ним прибавился и звук.
Когда другая Октавия – та, что на экране, – сказала: «Мой попрыгунчик», он тотчас понял, что это и есть его единственное, настоящее имя.
Вскоре экран потух.
– Так, значит, это был я? – поинтересовался Попрыгунчик.
– Да.
– Откуда ты это знаешь?
– По отпечатку твоей кармы. Другой такой ни у кого нет. Наши датчики, расположенные по периметру, уловили ее. И она совпала с той, что мы зафиксировали много лет назад, когда ты еще был крошечным морским обитателем.
Голова Попрыгунчика раскалывалась, отказываясь вместить то, что он только что узнал.
– Но я ничего не понимаю…
Октавия пробежала пальцами по груди, и одежды на ней распахнулись, обнажая грудь. Потянувшись к нему, она расстегнула и его платье.
Теплая, мягкая ладонь накрыла его член.
На самом же деле Октавия накрыла ладонью его всего.
– Когда люди приземлились на этой планете, они понятия – не имели об уровнях перевоплощения на склонах горы Шелдрейк. На первый взгляд планета показалась им обыкновенной, каких во вселенной немало. Увы, они ошиблись.
Источником идентичности, формы и качеств всех сущностей во вселенной, одушевленных и неодушевленных, являются морфические поля – нематериальные зоны, которые простираются как в пространстве, так и во времени, и не поддаются манипуляциям со стороны людей. Эти поля располагаются вокруг или внутри систем, которые они организуют. Они хранят в себе кумулятивный опыт всех членов того или иного класса сущностей, видовую память каждого вида растений, животных, каждого камня, кристалла, белка, звезды…
Это то, что уже давно известно науке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97