Не осознавая этого потока частиц, не воспринимая нашу массу как его функцию, мы живем, погруженные в море гравитонов, которое пополняется от бесчисленных источников.
Некоторые из этих источников – из-за своей массы или близости к нам – более значимы, чем прочие. Продолжая аналогию с морем, они – словно большие реки.
Все мы пристегнуты к планете под нами канатами гравитонов.
Луна над нашими головами хлещет океаны цепами гравитонов, поднимая приливные волны.
Далекое Солнце – крупнейший источник гравитации в нашей системе – накинуло на Землю лассо из гравитонов и раскачивает ее, словно маятник, вместе с прочими орбитальными объектами от Юпитера до самой мелкой гальки.
Теперь мои глаза различали некоторые из этих источников. Молекулы чилтониума (теперь я вправе назвать элемент 131 этим именем), связанные с моими фотопигментами, производили неустойчивый сигнал, который мозг еще учился интерпретировать.
Это чувство невозможно описать.
Утром я проснулся от тяжести скорее мышечной, чем визуальной. Я лежал в постели с закрытыми глазами, пытаясь понять, что происходит.
Прежде всего я ощущал снизу присутствие чего-то громадного. Сигнал, шедший через зрительный нерв, содержал псевдовизуальный компонент. Ничего похожего на обычный цвет – во всяком случае, я не мог подобрать ему названия, – но мозг пытался представить объект в виде более темного центра, светлеющего по краям. Сейчас я понимаю, что это был образ плотного ядра планеты, окруженного более светлой мантией.
Казалось, объект пульсирует, словно живой.
Я понимал, что ощущаю земную гравитацию, даже лежа на спине с закрытыми глазами. Торопясь доказать справедливость своей гипотезы, я и не надеялся, что мне удастся открыть новое чувство, работающее на триста шестьдесят градусов – по сути, всеобъемлющее. Это фотоны могли искать более легких путей к радужной оболочке, но только не гравитоны. Ни плоть, ни кости не могли остановить их на пути к сетчатке, окрашенной чилтониумом, поэтому я одинаково легко воспринимал объекты как впереди, так и сзади.
Неожиданно мое внимание отвлеклось от образа Земли. Каждый из нас с детства знает, как инстинктивно сфокусировать зрение, но мне оказалось не под силу так же легко управлять своим новым чувством. Я упорно продолжал искать нужный фокус и смог наконец различить сверху два новых объекта: Луну и Солнце. Идеально ровные, темные в центре, более светлые по краям. Луна в силу своей близости излучала гравитоны несравненно более живые, чем гравитоны, шедшие от массивного Солнца, поэтому образ Луны был ярче. Поразительная смена обычных визуальных образов!
Некоторое время я лежал, наслаждаясь триумфом. Затем встал, сходил в туалет и начал неуклюже готовить завтрак, на ощупь передвигая кастрюли и сковороды, которых видеть не мог.
Движимый желанием продолжить эксперимент, я занялся своего рода ментальной гимнастикой. Я начал переключать внимание между тремя массивными астрономическими объектами – Землей, Луной и Солнцем, – надеясь, что постепенно мне удастся удержать их в мозгу одновременно.
Около полудня это удалось.
Я словно переступил порог, за которым расстилался пустой космос. Прежде всего я уже не мог исторгнуть из своего сознания трех пришельцев. Мозг адаптировался к шедшим со всех сторон сигналам, и теперь я воспринимал все три небесных объекта одновременно.
Внезапно я почувствовал тошноту и вынужден был присесть – объекты двигались относительно друг друга: Луна исполняла медленную павану вокруг Земли, а Земля вращалась вокруг собственной оси и вальсировала с Солнцем.
Через несколько часов головокружение прекратилось, и я смог встать и пройтись. Однако тошнота так до конца и не прошла.
Хотя сейчас и за полночь, я не могу уснуть. Закрытые веки – не помеха для гравитонов. Я ощущаю тяжесть Земли между собой и Солнцем. Их образы образуют массивное целое, которое давит на сознание еще сильнее, чем каждый объект по отдельности. Луна легче, но тоже весьма ощутима. Понимаю, что новым силам на самом деле безразличны мои глаза, но непостижимым образом ощущаю, как гравитационная тяга возрастает, угрожая высосать их из орбит. Надеюсь, что, когда утомление достигнет некоего предела, я смогу вздремнуть, как человек, заснувший прямо посреди шума и гвалта. Надеюсь, завтрашний день принесет новые открытия.
17 июня
Около девяти утра телефонный звонок вдребезги разбил беспокойный сон, в который я провалился только после пяти – голова раскалывалась от танцев громадных масс.
Звонила Карла из Нью-Йорка.
– Алекс? Почему ты дома? Я звонила тебе на работу. Там сказали, что ты взял неделю отпуска. Что случилось?
Я что-то промямлил, надеясь, что звучу убедительно. Боюсь, это только выдало мое смятенное состояние. Прошла минута, прежде чем я снова смог сосредоточиться на том, о чем говорила Карла, – так захвачен был мозг новыми образами.
Помню, голос ее звучал взволнованно, что-то вроде:
– Извини, что не позвонила раньше, Алекс, но я совсем замоталась. Репетиции, рекламные акции… Слушай, не хочу совать нос в то, чем ты занимаешься, просто помни, что обещал мне. Но если я нужна тебе, только скажи – и я вернусь.
– Нет-нет, не стоит… Карла, какой сегодня день?
– Э… четверг, семнадцатое.
– Спасибо. Пока.
Я повесил трубку. Выходит, Марк вколол мне инъекцию чилтониума всего лишь шесть дней назад. Мне казалось, что прошло гораздо больше времени. На днях эффект должен рассеяться – чилтониум разложится на простейшие элементы.
Однако сегодня образы были еще ярче.
Все время разговора с Карлой я не переставал «осматриваться».
Не далее как вчера я ощущал только три небесных объекта.
Теперь я чувствовал массы всех окружающих предметов, причем гораздо острее, чем вчера.
И, как и раньше, я ощущал их одновременно.
Кресла, столы, двери, стены – даже дом, – все обособленные объекты с их характерными формами я удерживал в мозгу одновременно. Вернее сказать, даже если бы я захотел, то не смог бы отделаться от ощущения их присутствия.
И, разумеется, они заполняли меня со всех сторон, вне зависимости от того, стоял ли я к ним лицом или спиной.
Я опустился в кресло, которое почувствовал рядом с собой. Так как поспать удалось всего пару часов, соображал я медленно и путано.
Видимо, подвела математика. Я допускал, что при помощи чилтониума можно засечь только массы астрономического размера со значительной гравитацией. Вместо этого я чувствовал гравитацию даже крошечных, к тому же близко расположенных предметов. Почему так случилось?
Я ощущал все, что имело массу, обладало гравитацией и испускало гравитоны, бившие в мою видоизмененную сетчатку. Очевидно, атомы чилтониума более чувствительны, чем я предполагал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97