Она говорила Лике:
"Ты не можешь взять с ним церковного развода. Ваш брак был тайным, а развод сопряжен с оглаской, которая может погубить не только его карьеру, но и жизнь. Гражданский развод тебе ничего не дает - перед Богом ты останешься его женой. Потом, ты не имеешь морального права лишать твоего будущего ребенка отца - это страшный грех... Одна ты всю жизнь не проживешь, а твой второй муж может не полюбить твоего ребенка. Что ты будешь делать тогда? Менять мужей, как перчатки? Да скажи же ты, ради Бога, что произошло между Вами?"
Однако Лика на все расспросы упорно молчала. До лесничества стали доходить слухи о романе Тухачевского, но Евгений Иванович всячески оберегал от них племянницу. У Лики родилась дочка. О ее рождении Тухачевскому сообщила жена одного из командиров во время торжественного вечера, посвященного годовщине Октябрьской революции. Лидия Норд так излагает этот разговор:
""Я очень рада, что роды прошли благополучно. Ваша дочка поразительно крупный ребенок - весит девять с лишним фунтов... Анна Михайловна звонила мне по телефону перед самым собранием. Она говорила, что девочка - ваш вылитый портрет, но страшная крикунья..."
Тухачевский расстегнул крючок воротника гимнастерки, потом снова застегнул ее: "Благодарю вас. Извините, я должен позвонить, узнать о здоровье жены". Он вышел из зала своей ровной, неторопливой походкой.
Как только окончилась торжественная часть, Тухачевский ускакал куда-то верхом. Ординарец рассказывал, что командарм вернулся только под утро".
В результате Чернолусская получила отставку. Тухачевский вернулся к жене. Но по-настоящему они так и не помирились. Лидия Норд рассказывала, что, впервые после долгого перерыва увидев Тухачевского у своей постели,
"Лика страшно побледнела и прикрыла глаза. Он нагнулся и слегка коснулся губами ее лба. Потом подошел к колыбельке и долго с любопытством разглядывал дочь".
Лика и Тухачевский почти не разговаривали, хотя Михаил Николаевич теперь регулярно навещал дочь, которую назвали Ириной (опять же, нет уверенности, что мемуаристка указывает правильное имя, равно как и в случае с Чернолусской). Будто бы на этом имени настоял Тухачевский, заменив другое, данное женой, и сам зарегистрировав дочь. Дома девочку окрестили. Крестным отцом был Евгений Иванович, крестной матерью - двоюродная сестра Лики (уж не Лидия ли Норд?).
Через три месяца отец, взяв девочку на руки, уверенно заключил, что пошла она в Тухачевских. И добавил, обращаясь к Анне Михайловне, но так, чтобы слышала Лика:
"Подрастет немного - тогда займусь ею как следует. Надо ребенка воспитывать рано и твердо..."
Но жена не принимала попыток мужа заявить свои права на дочь. Лидия Норд отмечает, что делал он это порой очень своеобразно. Например, брал не понравившуюся игрушку или просто вещь и, ни слова не говоря, бросал в печку. Зато в следующий приезд привозил ей замену. По наблюдениям свояченицы,
"Тухачевский не требовал возвращения жены, но сумел поставить себя в лесничестве так, что все чувствовали - он муж Лики. После рождения ребенка он аккуратно из своего жалованья вручал Анне Михайловне порядочную сумму денег на расходы, а когда та вздумала сделать в его присутствии какое-то замечание Лике, то Михаил Николаевич вежливо, но решительно остановил ее, указав, что Лика уже не ребенок и его жена. Лесничий, обожавший свою "первую внучку", был подкуплен отношением Тухачевского к ребенку и защищал перед племянницей "право отца"".
Однако заняться воспитанием Ирины Тухачевскому, к несчастью, было не суждено. Всё испортил неожиданный визит в лесничество Чернолусской. Она представилась сестрой Тухачевского и вызвала Лику на приватный разговор. Уже во время этого разговора Анна Михайловна поняла, кем именно является неожиданная гостья, хотела помешать беседе, но дверь в комнату была заперта на ключ. Через час Татьяна вышла и молча покинула дом. После ее ухода Лика сказала Анне Михайловне:
"Да что ты, тетя... Неужели вы думали, что я не знала о ней еще тогда... Только, предупреди дядю - я ей дала слово, что Михаил Николаевич не узнает о том, что она была здесь... И потом, не надо нового скандала..." Вечером приехал Тухачевский. Он пытался выглядеть веселым, только прятал под скатертью руку со свежими продольными царапинами - вероятно, след бурного объяснения с Чернолусской. Михаил Николаевич заночевал в лесничестве. Перед сном Анна Михайловна спросила мужа: "Ты думаешь, что она его любит и простила ему еще тогда, когда узнала?" - "Она не простила... Может быть, она его любит, но между ними стало еще что-то другое... Она все равно уйдет от него..."
Так и случилось. Через месяц Лика с дочерью уехали к бабушке в Харьков. С тех пор Тухачевский видел Ирину не чаще, чем раз в полгода, но никогда не встречался при этом с ее матерью: Лика не выходила к нему. Вскоре дочь умерла от дифтерита. Разошедшиеся супруги встретились на ее похоронах. Телеграмма о болезни Ирины не застала Тухачевского на месте, и он увидел дочь уже в гробу. Дома Михаил Николаевич увидел вязаные башмачки Ирины и взял их себе. С тех пор, по уверению Лидии Норд, он всегда носил их с собой на память о дочери и Лике. Много лет спустя, в 1931 году, незадолго до отъезда из Ленинграда в связи с назначением в Москву, Тухачевский, доставая из кармана рецепт, выронил на пол конверт с Ириниными башмачками. По тому, как смутился при этом Михаил Николаевич, по тому, как сразу бросился к выходу и ни с того ни с сего ударил ногой попавшийся на пути маленький круглый столик, да так сильно, что столик отлетел к печке и раскололся, Лидия Норд поняла, что Лику он все еще любит. Да и предшествовавшая скандалу реплика свояченицы о том, что Лика вполне счастлива со вторым мужем, вызвала слишком раздраженную реакцию, показавшую, что ко второй жене Тухачевский все еще неравнодушен.
"Счастлива? - рванул он пояс. - Но только он ей не муж... Да... Да!.. Не муж! Пусть она не забывает, что мы были обвенчаны... Она может иметь двадцать гражданских разводов, но в глазах церкви и перед лицом Бога останется на всю жизнь моей женой. Спроси священника, "верующая" женщина". Лидия Норд не могла скрыть своего удивления: "В глазах церкви -может быть... А Бог правду видит. И мне кажется очень странным, когда коммунист начинает вдруг апеллировать к церкви и к Богу".
Действительно, для правоверного атеиста Тухачевского каким-то неестественным кажется обращение к Богу в минуту душевного смятения. Но, возможно, в глубине сознания у Михаила Николаевича оставалось чувство богооставленности, некие остатки религиозного чувства, которого не вытеснила полностью коммунистическая идея? Может быть, отсюда, из стремления заглушить внутренний зов к Богу, идет его издевательство над обрядами и догматами, как христианскими, так и мусульманскими, о котором рассказывают мемуаристы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
"Ты не можешь взять с ним церковного развода. Ваш брак был тайным, а развод сопряжен с оглаской, которая может погубить не только его карьеру, но и жизнь. Гражданский развод тебе ничего не дает - перед Богом ты останешься его женой. Потом, ты не имеешь морального права лишать твоего будущего ребенка отца - это страшный грех... Одна ты всю жизнь не проживешь, а твой второй муж может не полюбить твоего ребенка. Что ты будешь делать тогда? Менять мужей, как перчатки? Да скажи же ты, ради Бога, что произошло между Вами?"
Однако Лика на все расспросы упорно молчала. До лесничества стали доходить слухи о романе Тухачевского, но Евгений Иванович всячески оберегал от них племянницу. У Лики родилась дочка. О ее рождении Тухачевскому сообщила жена одного из командиров во время торжественного вечера, посвященного годовщине Октябрьской революции. Лидия Норд так излагает этот разговор:
""Я очень рада, что роды прошли благополучно. Ваша дочка поразительно крупный ребенок - весит девять с лишним фунтов... Анна Михайловна звонила мне по телефону перед самым собранием. Она говорила, что девочка - ваш вылитый портрет, но страшная крикунья..."
Тухачевский расстегнул крючок воротника гимнастерки, потом снова застегнул ее: "Благодарю вас. Извините, я должен позвонить, узнать о здоровье жены". Он вышел из зала своей ровной, неторопливой походкой.
Как только окончилась торжественная часть, Тухачевский ускакал куда-то верхом. Ординарец рассказывал, что командарм вернулся только под утро".
В результате Чернолусская получила отставку. Тухачевский вернулся к жене. Но по-настоящему они так и не помирились. Лидия Норд рассказывала, что, впервые после долгого перерыва увидев Тухачевского у своей постели,
"Лика страшно побледнела и прикрыла глаза. Он нагнулся и слегка коснулся губами ее лба. Потом подошел к колыбельке и долго с любопытством разглядывал дочь".
Лика и Тухачевский почти не разговаривали, хотя Михаил Николаевич теперь регулярно навещал дочь, которую назвали Ириной (опять же, нет уверенности, что мемуаристка указывает правильное имя, равно как и в случае с Чернолусской). Будто бы на этом имени настоял Тухачевский, заменив другое, данное женой, и сам зарегистрировав дочь. Дома девочку окрестили. Крестным отцом был Евгений Иванович, крестной матерью - двоюродная сестра Лики (уж не Лидия ли Норд?).
Через три месяца отец, взяв девочку на руки, уверенно заключил, что пошла она в Тухачевских. И добавил, обращаясь к Анне Михайловне, но так, чтобы слышала Лика:
"Подрастет немного - тогда займусь ею как следует. Надо ребенка воспитывать рано и твердо..."
Но жена не принимала попыток мужа заявить свои права на дочь. Лидия Норд отмечает, что делал он это порой очень своеобразно. Например, брал не понравившуюся игрушку или просто вещь и, ни слова не говоря, бросал в печку. Зато в следующий приезд привозил ей замену. По наблюдениям свояченицы,
"Тухачевский не требовал возвращения жены, но сумел поставить себя в лесничестве так, что все чувствовали - он муж Лики. После рождения ребенка он аккуратно из своего жалованья вручал Анне Михайловне порядочную сумму денег на расходы, а когда та вздумала сделать в его присутствии какое-то замечание Лике, то Михаил Николаевич вежливо, но решительно остановил ее, указав, что Лика уже не ребенок и его жена. Лесничий, обожавший свою "первую внучку", был подкуплен отношением Тухачевского к ребенку и защищал перед племянницей "право отца"".
Однако заняться воспитанием Ирины Тухачевскому, к несчастью, было не суждено. Всё испортил неожиданный визит в лесничество Чернолусской. Она представилась сестрой Тухачевского и вызвала Лику на приватный разговор. Уже во время этого разговора Анна Михайловна поняла, кем именно является неожиданная гостья, хотела помешать беседе, но дверь в комнату была заперта на ключ. Через час Татьяна вышла и молча покинула дом. После ее ухода Лика сказала Анне Михайловне:
"Да что ты, тетя... Неужели вы думали, что я не знала о ней еще тогда... Только, предупреди дядю - я ей дала слово, что Михаил Николаевич не узнает о том, что она была здесь... И потом, не надо нового скандала..." Вечером приехал Тухачевский. Он пытался выглядеть веселым, только прятал под скатертью руку со свежими продольными царапинами - вероятно, след бурного объяснения с Чернолусской. Михаил Николаевич заночевал в лесничестве. Перед сном Анна Михайловна спросила мужа: "Ты думаешь, что она его любит и простила ему еще тогда, когда узнала?" - "Она не простила... Может быть, она его любит, но между ними стало еще что-то другое... Она все равно уйдет от него..."
Так и случилось. Через месяц Лика с дочерью уехали к бабушке в Харьков. С тех пор Тухачевский видел Ирину не чаще, чем раз в полгода, но никогда не встречался при этом с ее матерью: Лика не выходила к нему. Вскоре дочь умерла от дифтерита. Разошедшиеся супруги встретились на ее похоронах. Телеграмма о болезни Ирины не застала Тухачевского на месте, и он увидел дочь уже в гробу. Дома Михаил Николаевич увидел вязаные башмачки Ирины и взял их себе. С тех пор, по уверению Лидии Норд, он всегда носил их с собой на память о дочери и Лике. Много лет спустя, в 1931 году, незадолго до отъезда из Ленинграда в связи с назначением в Москву, Тухачевский, доставая из кармана рецепт, выронил на пол конверт с Ириниными башмачками. По тому, как смутился при этом Михаил Николаевич, по тому, как сразу бросился к выходу и ни с того ни с сего ударил ногой попавшийся на пути маленький круглый столик, да так сильно, что столик отлетел к печке и раскололся, Лидия Норд поняла, что Лику он все еще любит. Да и предшествовавшая скандалу реплика свояченицы о том, что Лика вполне счастлива со вторым мужем, вызвала слишком раздраженную реакцию, показавшую, что ко второй жене Тухачевский все еще неравнодушен.
"Счастлива? - рванул он пояс. - Но только он ей не муж... Да... Да!.. Не муж! Пусть она не забывает, что мы были обвенчаны... Она может иметь двадцать гражданских разводов, но в глазах церкви и перед лицом Бога останется на всю жизнь моей женой. Спроси священника, "верующая" женщина". Лидия Норд не могла скрыть своего удивления: "В глазах церкви -может быть... А Бог правду видит. И мне кажется очень странным, когда коммунист начинает вдруг апеллировать к церкви и к Богу".
Действительно, для правоверного атеиста Тухачевского каким-то неестественным кажется обращение к Богу в минуту душевного смятения. Но, возможно, в глубине сознания у Михаила Николаевича оставалось чувство богооставленности, некие остатки религиозного чувства, которого не вытеснила полностью коммунистическая идея? Может быть, отсюда, из стремления заглушить внутренний зов к Богу, идет его издевательство над обрядами и догматами, как христианскими, так и мусульманскими, о котором рассказывают мемуаристы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137