— И извините меня, моя хорошая, за то, что я попрошу не мешать мне до тех пор, пока приедет карета.
Она заперлась в своей комнате и открыла письменную шкатулку.
— Как мне написать письмо к майору? — спросила она себя.
Минутное раздумье, по-видимому, помогло ей решиться. Она выбрала самое плохое перо и написала число на запачканном листе бумаги, кривыми, неровными буквами, окончившимися чернильным пятном, капнутым нарочно. Останавливаясь иногда немного подумать, она написала письмо следующего содержания:
«Милостивейший государь, совесть заставляет меня сообщить вам то, что, как мне кажется, вам следует узнать. Вам следует узнать о поступках мисс Нили, вашей дочери, с молодым мистером Армадэлем. Я хотела бы очень посоветовать вам убедиться поскорее, туда ли она ходит, куда, как вы думаете, она отправляется гулять по утрам перед завтраком. Я не вмешивалась бы в это дело, если б с обеих сторон была истинная любовь, но я не думаю, чтоб молодой человек имел искреннее намерение жениться на мисс. Я хочу сказать, что мисс только просто ему приглянулась. Другая особа, имя которой не будет упомянуто в этом письме, владеет его сердцем. Пожалуйста, извините, что я не подписываю своего имени. Я женщина скромная, и огласка может навлечь на меня неприятности. Вот все пока, сэр, от доброжелательной вам особы».
— Если бы я была истая сочинительница романов, — сказала мисс Гуильт, складывая письмо, — я и тогда не смогла бы написать естественнее от имени служанки.
Она начеркала адрес майора Мильроя, с восторгом посмотрела в последний раз на кривые и неуклюжие буквы, написанные её нежной рукой, и встала, чтобы самой отнести письмо на почту, прежде чем приступить к следующему серьёзному делу — укладыванию своих вещей.
«Странно! — подумала она, когда письмо было сдано на почту и она вернулась готовиться к отъезду в свою комнату. — Я отправляюсь на страшный риск и тем не менее никогда не находилась в лучшем расположении духа».
Чемоданы были готовы, когда приехала карета и мисс Гуильт оделась (с большим вкусом, по обыкновению) в свой дорожный костюм. Густая вуаль, которую она привыкла носить в Лондоне, появилась в первый раз на её провинциальной соломенной шляпке.
— На железной дороге иногда встречаешь таких грубых мужчин, — сказала она хозяйке. — И хотя я скромно одеваюсь, мои волосы так заметны.
Она была немного бледнее обыкновенного, но никогда не казалась такой привлекательной, такой любезной, как в минуту отъезда. Простодушные хозяева дома растрогались, прощаясь с нею. Она непременно хотела пожать руку хозяину, говорила с ним самым милым тоном и улыбалась самой любезной улыбкой.
— Вы были так добры ко мне, вы относились ко мне как родная мать, — сказала она хозяйке, — и вы непременно должны поцеловать меня на прощанье.
Она расцеловала детей весело и нежно, на что приятно было смотреть, и подарила им шиллинг на кэк.
— Если бы я была так богата, что вместо шиллинга могла дать соверен, — шепнула она матери, — как была бы я рада!
Угловатый мальчик, бывший на побегушках, стоял у дверей кареты; он был худ, курнос, с огромным ртом, но свойственная мисс Гуильт привычка очаровывать всех коснулась и его, видимо, за неимением лучшего.
— Милый, чумазенький Джон, — сказала она ласково у дверец кареты, — я так бедна, что могу подарить тебе только пять пенсов и пожелать всего лучшего. Послушайся моего совета, Джон: вырасти красавцем и найди себе миленькую невесту. Спасибо тебе тысячу раз!
Она дружески потрепала его по щеке двумя пальцами, обтянутыми перчаткой, улыбнулась, кивнула головой и села в карету.
«Теперь за Армадэля!» — сказала она себе, когда карета отъехала.
Опасение Аллэна не опоздать к поезду привело его на станцию ранее обыкновенного. Взяв билет и отдав чемодан носильщику, он стал ходить по платформе и думать о Нили, когда услышал шелест дамского платья позади себя и, обернувшись, очутился лицом к лицу с мисс Гуильт.
На этот раз убежать было нельзя. По правую руку Аллэна была стена, по левую — рельсы, позади — туннель, а впереди — мисс Гуильт, спрашивавшая тихим голосом, не в Лондон ли едет мистер Армадэль. Аллэн вспыхнул от досады и удивления. Он, по всему видно, ждал поезда, чемодан его стоял поблизости, а на чемодане приклеен билет: «В Лондон». Какой ответ, кроме правды, мог он дать в этой ситуации? Мог ли он позволить поезду уехать без него и потерять драгоценные часы, столь важные для Нили и для него? Невозможно! Аллэн с отчаянием подтвердил цель своей поездки, указанную на чемодане, и мысленно пожелал очутиться на другом конце света, когда произнёс эти слова.
— Как это приятно! — отвечала мисс Гуильт. — Я тоже еду в Лондон. Могу я просить вас, мистер Армадэль, так как вы, кажется, один, быть моим провожатым в этом путешествии?
Аллэн посмотрел на небольшое собрание отъезжающих и провожающих их, собравшихся на платформе: это все были торп-эмброзцы. Он, вероятно, был знаком, как и мисс Гуильт, каждому из них. С отчаяния, волнуясь ещё больше прежнего, он вынул сигару.
— Я очень буду рад, — сказал он со смущением, которое было почти оскорбительно в теперешнем положении, — но я тот, кого люди называют рабом курения.
— Я ужасно люблю сигары! — ответила мисс Гуильт с невозмутимой живостью и весёлостью. — Это одна из привилегий мужчин, которой я всегда завидовала. Я боюсь, мистер Армадэль, что вы подумаете, будто я вам навязываюсь. Оно, конечно, похоже. Но дело в том, что мне нужно сказать вам несколько слов по секрету о мистере Мидуинтере.
В эту минуту подъехал поезд. Оставив в стороне мысль о Мидуинтере, Аллэн не мог из долга самой обыкновенной вежливости не покориться необходимости. После того как он стал причиной того, что она оставила место у майора Мильроя, после того как он намеренно уклонился от встречи с ней на большой дороге, отказаться ехать в Лондон в одном вагоне с мисс Гуильт значило поступить явно грубо, что сделать для Армадэля решительно было невозможно.
«Черт её побери!» — про себя говорил Аллэн, сажая свою спутницу в пустой вагон, любезно предоставленный в его распоряжение кондуктором на глазах всех присутствующих на станции.
— Вас не будут беспокоить, сэр, — шепнул Аллэну кондуктор с улыбкой, поднося руку к фуражке.
Аллэн с величайшим удовольствием поколотил бы его за это.
— Постойте! — закричал он из окна. — Мне не нужно отдельного вагона.
Но всё было уже бесполезно; кондуктор не слышал, паровоз засвистел, и состав помчался в Лондон.
Избранное общество торп-эмброзцев, провожавших уехавших, задержалось на платформе и тотчас же собралось в кружок со станционным смотрителем в центре.
Станционный смотритель, мистер Мак, был человеком популярным в окрестностях города;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Она заперлась в своей комнате и открыла письменную шкатулку.
— Как мне написать письмо к майору? — спросила она себя.
Минутное раздумье, по-видимому, помогло ей решиться. Она выбрала самое плохое перо и написала число на запачканном листе бумаги, кривыми, неровными буквами, окончившимися чернильным пятном, капнутым нарочно. Останавливаясь иногда немного подумать, она написала письмо следующего содержания:
«Милостивейший государь, совесть заставляет меня сообщить вам то, что, как мне кажется, вам следует узнать. Вам следует узнать о поступках мисс Нили, вашей дочери, с молодым мистером Армадэлем. Я хотела бы очень посоветовать вам убедиться поскорее, туда ли она ходит, куда, как вы думаете, она отправляется гулять по утрам перед завтраком. Я не вмешивалась бы в это дело, если б с обеих сторон была истинная любовь, но я не думаю, чтоб молодой человек имел искреннее намерение жениться на мисс. Я хочу сказать, что мисс только просто ему приглянулась. Другая особа, имя которой не будет упомянуто в этом письме, владеет его сердцем. Пожалуйста, извините, что я не подписываю своего имени. Я женщина скромная, и огласка может навлечь на меня неприятности. Вот все пока, сэр, от доброжелательной вам особы».
— Если бы я была истая сочинительница романов, — сказала мисс Гуильт, складывая письмо, — я и тогда не смогла бы написать естественнее от имени служанки.
Она начеркала адрес майора Мильроя, с восторгом посмотрела в последний раз на кривые и неуклюжие буквы, написанные её нежной рукой, и встала, чтобы самой отнести письмо на почту, прежде чем приступить к следующему серьёзному делу — укладыванию своих вещей.
«Странно! — подумала она, когда письмо было сдано на почту и она вернулась готовиться к отъезду в свою комнату. — Я отправляюсь на страшный риск и тем не менее никогда не находилась в лучшем расположении духа».
Чемоданы были готовы, когда приехала карета и мисс Гуильт оделась (с большим вкусом, по обыкновению) в свой дорожный костюм. Густая вуаль, которую она привыкла носить в Лондоне, появилась в первый раз на её провинциальной соломенной шляпке.
— На железной дороге иногда встречаешь таких грубых мужчин, — сказала она хозяйке. — И хотя я скромно одеваюсь, мои волосы так заметны.
Она была немного бледнее обыкновенного, но никогда не казалась такой привлекательной, такой любезной, как в минуту отъезда. Простодушные хозяева дома растрогались, прощаясь с нею. Она непременно хотела пожать руку хозяину, говорила с ним самым милым тоном и улыбалась самой любезной улыбкой.
— Вы были так добры ко мне, вы относились ко мне как родная мать, — сказала она хозяйке, — и вы непременно должны поцеловать меня на прощанье.
Она расцеловала детей весело и нежно, на что приятно было смотреть, и подарила им шиллинг на кэк.
— Если бы я была так богата, что вместо шиллинга могла дать соверен, — шепнула она матери, — как была бы я рада!
Угловатый мальчик, бывший на побегушках, стоял у дверей кареты; он был худ, курнос, с огромным ртом, но свойственная мисс Гуильт привычка очаровывать всех коснулась и его, видимо, за неимением лучшего.
— Милый, чумазенький Джон, — сказала она ласково у дверец кареты, — я так бедна, что могу подарить тебе только пять пенсов и пожелать всего лучшего. Послушайся моего совета, Джон: вырасти красавцем и найди себе миленькую невесту. Спасибо тебе тысячу раз!
Она дружески потрепала его по щеке двумя пальцами, обтянутыми перчаткой, улыбнулась, кивнула головой и села в карету.
«Теперь за Армадэля!» — сказала она себе, когда карета отъехала.
Опасение Аллэна не опоздать к поезду привело его на станцию ранее обыкновенного. Взяв билет и отдав чемодан носильщику, он стал ходить по платформе и думать о Нили, когда услышал шелест дамского платья позади себя и, обернувшись, очутился лицом к лицу с мисс Гуильт.
На этот раз убежать было нельзя. По правую руку Аллэна была стена, по левую — рельсы, позади — туннель, а впереди — мисс Гуильт, спрашивавшая тихим голосом, не в Лондон ли едет мистер Армадэль. Аллэн вспыхнул от досады и удивления. Он, по всему видно, ждал поезда, чемодан его стоял поблизости, а на чемодане приклеен билет: «В Лондон». Какой ответ, кроме правды, мог он дать в этой ситуации? Мог ли он позволить поезду уехать без него и потерять драгоценные часы, столь важные для Нили и для него? Невозможно! Аллэн с отчаянием подтвердил цель своей поездки, указанную на чемодане, и мысленно пожелал очутиться на другом конце света, когда произнёс эти слова.
— Как это приятно! — отвечала мисс Гуильт. — Я тоже еду в Лондон. Могу я просить вас, мистер Армадэль, так как вы, кажется, один, быть моим провожатым в этом путешествии?
Аллэн посмотрел на небольшое собрание отъезжающих и провожающих их, собравшихся на платформе: это все были торп-эмброзцы. Он, вероятно, был знаком, как и мисс Гуильт, каждому из них. С отчаяния, волнуясь ещё больше прежнего, он вынул сигару.
— Я очень буду рад, — сказал он со смущением, которое было почти оскорбительно в теперешнем положении, — но я тот, кого люди называют рабом курения.
— Я ужасно люблю сигары! — ответила мисс Гуильт с невозмутимой живостью и весёлостью. — Это одна из привилегий мужчин, которой я всегда завидовала. Я боюсь, мистер Армадэль, что вы подумаете, будто я вам навязываюсь. Оно, конечно, похоже. Но дело в том, что мне нужно сказать вам несколько слов по секрету о мистере Мидуинтере.
В эту минуту подъехал поезд. Оставив в стороне мысль о Мидуинтере, Аллэн не мог из долга самой обыкновенной вежливости не покориться необходимости. После того как он стал причиной того, что она оставила место у майора Мильроя, после того как он намеренно уклонился от встречи с ней на большой дороге, отказаться ехать в Лондон в одном вагоне с мисс Гуильт значило поступить явно грубо, что сделать для Армадэля решительно было невозможно.
«Черт её побери!» — про себя говорил Аллэн, сажая свою спутницу в пустой вагон, любезно предоставленный в его распоряжение кондуктором на глазах всех присутствующих на станции.
— Вас не будут беспокоить, сэр, — шепнул Аллэну кондуктор с улыбкой, поднося руку к фуражке.
Аллэн с величайшим удовольствием поколотил бы его за это.
— Постойте! — закричал он из окна. — Мне не нужно отдельного вагона.
Но всё было уже бесполезно; кондуктор не слышал, паровоз засвистел, и состав помчался в Лондон.
Избранное общество торп-эмброзцев, провожавших уехавших, задержалось на платформе и тотчас же собралось в кружок со станционным смотрителем в центре.
Станционный смотритель, мистер Мак, был человеком популярным в окрестностях города;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123