Не думаю, чтобы насчёт чего-нибудь другого в моей жизни я имела такое твёрдое намерение, как теперь насчёт того, чтобы выведать, как он узнал об этом и кто он таков. Для меня было ясно, что я возбудила в нём какое-то тайное чувство моим вопросом об Армадэле, чувство, которое было так же сильно в своём роде, как его чувство ко мне. Куда девалось моё влияние на него? Я не могла понять, куда оно девалось, но должна была и стала действовать так, чтобы заставить его почувствовать это влияние опять.
«Не обращайтесь со мною жестоко, — сказала я. — Я не хотела обидеть вас. О, мистер Мидуинтер! Здесь так пустынно, так темно, не пугайте меня!»
«Не пугать вас?»
В одно мгновение он был опять возле меня.
«Не пугать вас?»
Он повторил эти слова с таким удивлением, как будто я разбудила его и обвинила в чём-то, что он сказал во сне.
У меня уже было желание, видя, как я его удивила, напасть на него врасплох и спросить, почему мой вопрос об Армадэле произвёл такую перемену в его обращении со мной, но, после того что уже случилось, я побоялась слишком скоро возвращаться к этому вопросу. Что-то бессознательно подсказывало мне оставить пока Армадэля в покое и говорить с Мидуинтером прежде о нём самом. Как я уже писала вам в одном из прежних писем, я заметила в его обращении и наружности некоторые признаки, убедившие меня, что, несмотря на свою молодость, он совершил или пережил что-то необыкновенное в своей прошлой жизни. Я спрашивала себя каждый раз, когда видела его, все с большим и большим подозрением: тот ли он, кем казался? Первое и главное моё сомнение состояло в том, настоящим ли своим именем он зовётся. Имея сама тайны в минувшей жизни и в былое время несколько раз принимая вымышленные имена, я, вероятно, поэтому подозреваю других, когда нахожу в них что-нибудь таинственное. Как бы то ни было, имея это подозрение, я решилась испугать его, как он испугал меня, неожиданным вопросом с моей стороны — вопросом о его имени.
«Я так огорчён, что испугал вас, — шепнул он с той покорностью и с тем смирением, которые мы так искренне презираем в мужчине, когда он говорит с другими женщинами, и которые мы все так любим, когда он говорит с нами. — Я сам не знаю, о чём я говорил, — продолжал он. — Мои мысли страшно расстроены. Пожалуйста, простите меня, если можете, я сам не свой сегодня».
«Я не сержусь, — ответила я. — Мне нечего прощать. Мы оба неблагоразумны, мы оба несчастны».
Я положила голову на его плечо.
«Вы правда любите меня?» — спросила я нежно, шёпотом.
Рука его снова обняла меня, и я почувствовала, как его растревоженное сердце забилось ещё быстрее.
«Если бы вы только знали, — шепнул он в ответ, — если бы вы знали…»
Он не мог сказать ничего более. Я почувствовала, как лицо его склонялось к моему, и, опустив голову ниже, остановила его в ту самую минуту, когда он уже хотел поцеловать меня.
«Нет, — сказала я. — Я ничего более как женщина, приглянувшаяся вам, а вы обращаетесь со мною как будто я ваша будущая жена».
«Будьте моей женой!» — шепнул он с жаром и попытался приподнять мою голову.
Я опустила её ещё ниже. Ужас воспоминаний прежних дней, известных вам, охватил меня и заставил задрожать, когда он попросил стать его женой. Не думаю, чтобы я лишилась чувств, но что-то похожее на обморок заставило меня зажмурить глаза. В ту минуту, как я закрыла их, мрак как будто рассеялся, словно блеснула молния, и призраки тех других мужчин явились в этом страшном видении и молча глядели на меня.
«Говорите со мной, — шепнул он нежно, — моя возлюбленная, мой ангел, говорите со мной!»
Голос его помог мне прийти в себя; во мне осталось довольно смысла, чтобы вспомнить, что время проходит, а я ещё не задала вопрос о его имени.
«Положим, что я питала бы к вам такие же чувства, какие вы питаете ко мне, — сказала я, — положим, что я любила бы вас так нежно, что доверила бы вам счастье моей будущей жизни…»
Я остановилась на минуту, чтобы перевести дух. Было нестерпимо тихо и душно, воздух как будто замер с наступлением ночи.
«Честно ли вы женитесь на мне, — продолжала я, — если женитесь под вашим настоящим именем?»
Руки его отпустили мою талию, и я почувствовала, как он вздрогнул. После этого Мидуинтер сидел возле меня неподвижно, холодно, молча, как будто мой вопрос лишил его дара речи. Я обняла рукой его за шею и положила голову на его плечо: несмотря на чары, которыми я пыталась пленить Мидуинтера, мои старания произвести неотразимое впечатление не дали результатов.
«Кто вам сказал? — спросил он и вдруг остановился. — Нет, — продолжал он, — никто не мог сказать вам. Что заставляет вас подозревать?..»
Он опять остановился.
«Никто не говорил мне, — отвечала я, — и не знаю, что заставляет меня подозревать. У женщин бывают иногда странные фантазии. Настоящее ли ваше имя Мидуинтер?»
«Я не могу обманывать вас, — продолжал он после нового непродолжительного молчания. — Мидуинтер не настоящее моё имя».
Я придвинулась к нему ещё ближе.
«Какое же ваше имя?» — спросила я.
Он колебался. Я приподняла своё лицо так, что моя щека коснулась его щеки. Я настаивала, приложив мои губы к самому его уху.
«Как! Вы не имеете ко мне доверия даже теперь! Не имеете доверия к женщине, которая почти призналась, что она любит вас, которая почти согласилась быть вашей женой!»
Он повернул своё лицо ко мне и во второй раз старался поцеловать меня, а я во второй раз остановила его.
Щека моя опять дотронулась до его щеки.
«Почему же нет? — сказала я. — Как могу любить я человека, тем более выйти за него замуж, если он чуждается меня?»
Я думала, что на это не последует ответа, но он отвечал.
«Это ужасная история, — сказал он. — Она может омрачить всю вашу жизнь, если вы её узнаете, как она омрачила мою».
Я обвила его другой своей рукой и настаивала:
«Скажите мне. Я не боюсь, скажите мне».
Он начал уступать моим ласкам.
«Вы будете хранить это как священную тайну? — спросил он. — Это никогда никому не будет известно, кроме вас и меня?»
Я обещала хранить это в тайне. Я ждала с неистовым нетерпением. Два раза старался он начать, и два раза мужество изменяло ему.
«Не могу! — заговорил он с какой-то глубокой горечью. — Не могу сказать».
Моё любопытство, или, лучше сказать, мой гнев я не могла укротить. Он довёл меня до того, что я не заботилась о том, что говорю и делаю. Я вдруг крепко обняла его и прижалась губами к его губам.
«Я люблю вас, — шепнула я с поцелуем. — Теперь скажете ли вы мне?»
С минуту он был безмолвен. Я не знаю, с намерением ли я свела его с ума, не знаю, невольно ли я сделала это в порыве бешенства, ничего не знаю наверно, кроме того, что я перетолковала его молчание в противную сторону. Я оттолкнула Мидуинтера с яростью через минуту после того, как поцеловала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
«Не обращайтесь со мною жестоко, — сказала я. — Я не хотела обидеть вас. О, мистер Мидуинтер! Здесь так пустынно, так темно, не пугайте меня!»
«Не пугать вас?»
В одно мгновение он был опять возле меня.
«Не пугать вас?»
Он повторил эти слова с таким удивлением, как будто я разбудила его и обвинила в чём-то, что он сказал во сне.
У меня уже было желание, видя, как я его удивила, напасть на него врасплох и спросить, почему мой вопрос об Армадэле произвёл такую перемену в его обращении со мной, но, после того что уже случилось, я побоялась слишком скоро возвращаться к этому вопросу. Что-то бессознательно подсказывало мне оставить пока Армадэля в покое и говорить с Мидуинтером прежде о нём самом. Как я уже писала вам в одном из прежних писем, я заметила в его обращении и наружности некоторые признаки, убедившие меня, что, несмотря на свою молодость, он совершил или пережил что-то необыкновенное в своей прошлой жизни. Я спрашивала себя каждый раз, когда видела его, все с большим и большим подозрением: тот ли он, кем казался? Первое и главное моё сомнение состояло в том, настоящим ли своим именем он зовётся. Имея сама тайны в минувшей жизни и в былое время несколько раз принимая вымышленные имена, я, вероятно, поэтому подозреваю других, когда нахожу в них что-нибудь таинственное. Как бы то ни было, имея это подозрение, я решилась испугать его, как он испугал меня, неожиданным вопросом с моей стороны — вопросом о его имени.
«Я так огорчён, что испугал вас, — шепнул он с той покорностью и с тем смирением, которые мы так искренне презираем в мужчине, когда он говорит с другими женщинами, и которые мы все так любим, когда он говорит с нами. — Я сам не знаю, о чём я говорил, — продолжал он. — Мои мысли страшно расстроены. Пожалуйста, простите меня, если можете, я сам не свой сегодня».
«Я не сержусь, — ответила я. — Мне нечего прощать. Мы оба неблагоразумны, мы оба несчастны».
Я положила голову на его плечо.
«Вы правда любите меня?» — спросила я нежно, шёпотом.
Рука его снова обняла меня, и я почувствовала, как его растревоженное сердце забилось ещё быстрее.
«Если бы вы только знали, — шепнул он в ответ, — если бы вы знали…»
Он не мог сказать ничего более. Я почувствовала, как лицо его склонялось к моему, и, опустив голову ниже, остановила его в ту самую минуту, когда он уже хотел поцеловать меня.
«Нет, — сказала я. — Я ничего более как женщина, приглянувшаяся вам, а вы обращаетесь со мною как будто я ваша будущая жена».
«Будьте моей женой!» — шепнул он с жаром и попытался приподнять мою голову.
Я опустила её ещё ниже. Ужас воспоминаний прежних дней, известных вам, охватил меня и заставил задрожать, когда он попросил стать его женой. Не думаю, чтобы я лишилась чувств, но что-то похожее на обморок заставило меня зажмурить глаза. В ту минуту, как я закрыла их, мрак как будто рассеялся, словно блеснула молния, и призраки тех других мужчин явились в этом страшном видении и молча глядели на меня.
«Говорите со мной, — шепнул он нежно, — моя возлюбленная, мой ангел, говорите со мной!»
Голос его помог мне прийти в себя; во мне осталось довольно смысла, чтобы вспомнить, что время проходит, а я ещё не задала вопрос о его имени.
«Положим, что я питала бы к вам такие же чувства, какие вы питаете ко мне, — сказала я, — положим, что я любила бы вас так нежно, что доверила бы вам счастье моей будущей жизни…»
Я остановилась на минуту, чтобы перевести дух. Было нестерпимо тихо и душно, воздух как будто замер с наступлением ночи.
«Честно ли вы женитесь на мне, — продолжала я, — если женитесь под вашим настоящим именем?»
Руки его отпустили мою талию, и я почувствовала, как он вздрогнул. После этого Мидуинтер сидел возле меня неподвижно, холодно, молча, как будто мой вопрос лишил его дара речи. Я обняла рукой его за шею и положила голову на его плечо: несмотря на чары, которыми я пыталась пленить Мидуинтера, мои старания произвести неотразимое впечатление не дали результатов.
«Кто вам сказал? — спросил он и вдруг остановился. — Нет, — продолжал он, — никто не мог сказать вам. Что заставляет вас подозревать?..»
Он опять остановился.
«Никто не говорил мне, — отвечала я, — и не знаю, что заставляет меня подозревать. У женщин бывают иногда странные фантазии. Настоящее ли ваше имя Мидуинтер?»
«Я не могу обманывать вас, — продолжал он после нового непродолжительного молчания. — Мидуинтер не настоящее моё имя».
Я придвинулась к нему ещё ближе.
«Какое же ваше имя?» — спросила я.
Он колебался. Я приподняла своё лицо так, что моя щека коснулась его щеки. Я настаивала, приложив мои губы к самому его уху.
«Как! Вы не имеете ко мне доверия даже теперь! Не имеете доверия к женщине, которая почти призналась, что она любит вас, которая почти согласилась быть вашей женой!»
Он повернул своё лицо ко мне и во второй раз старался поцеловать меня, а я во второй раз остановила его.
Щека моя опять дотронулась до его щеки.
«Почему же нет? — сказала я. — Как могу любить я человека, тем более выйти за него замуж, если он чуждается меня?»
Я думала, что на это не последует ответа, но он отвечал.
«Это ужасная история, — сказал он. — Она может омрачить всю вашу жизнь, если вы её узнаете, как она омрачила мою».
Я обвила его другой своей рукой и настаивала:
«Скажите мне. Я не боюсь, скажите мне».
Он начал уступать моим ласкам.
«Вы будете хранить это как священную тайну? — спросил он. — Это никогда никому не будет известно, кроме вас и меня?»
Я обещала хранить это в тайне. Я ждала с неистовым нетерпением. Два раза старался он начать, и два раза мужество изменяло ему.
«Не могу! — заговорил он с какой-то глубокой горечью. — Не могу сказать».
Моё любопытство, или, лучше сказать, мой гнев я не могла укротить. Он довёл меня до того, что я не заботилась о том, что говорю и делаю. Я вдруг крепко обняла его и прижалась губами к его губам.
«Я люблю вас, — шепнула я с поцелуем. — Теперь скажете ли вы мне?»
С минуту он был безмолвен. Я не знаю, с намерением ли я свела его с ума, не знаю, невольно ли я сделала это в порыве бешенства, ничего не знаю наверно, кроме того, что я перетолковала его молчание в противную сторону. Я оттолкнула Мидуинтера с яростью через минуту после того, как поцеловала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123