.. С этим выродком все кончено.
Колчин посмотрел на Суркова, показал пальцем на стену. Там, в двенадцатом номере, Смыр и Людович могли услышать, пусть и тихие, пистолетные хлопки, возню. Услышать и проснуться.
— Скорее, — прошептал Колчин.
Он выскочил из номера первым, за ним в коридор вынырнул Сурков. Никого. По-прежнему слышен чей-то храп и жужжание вентилятора. Жара, духота. И пахнет как в зверинце, где клетки не чистили едва ли не месяц.
Колчин присел у двери двенадцатого номера. Перед тем как сунуть в прорезь замка отмычку, на всякий случай крутанул круглую ручку, но она не поддалась. Замок на ночь запереть не забыли.
Сурков встал напротив двери, чуть наискосок, выставил вперед руку с пистолетом. Колчин повернул отмычку, язычок замка сдвинулся. Еще полоборота — и замок откроется. Тогда останется повернуть ручку и...
Но замок так и остался неоткрытым. Колчин неожиданно вытащил отмычку, поднялся. Выхватив из сумки пистолет, вжался в стену.
Он услышал за дверью скрип пружинного матраса, тихие и быстрые шаги босых ног по доскам пола, какое-то шуршание. Сурков, видимо, тоже слышал эти звуки. Он посмотрел на часы: без десяти минут четыре. Теперь Колчин явственно услышал какой-то ни на что не похожий шуршащий звук и сообразил: кто-то из обитателей номера, дергая за веревку, поднимает вверх горизонтальные жалюзи, собранные из тонких металлических полосок.
На несколько секунд все звуки стихли. А затем незнакомый голос довольно громко произнес по-русски:
— Пожалуйста... Не надо... Умоляю...
Сурков недобрым словом помянул маму. Он тупо водил глазами по сторонам, не понимая, что происходит за дверью. И ждал приказа Колчина, но тот, сам сбитый с толку, не мог решить, что предпринять.
И тут раздались два пистолетных выстрела, не слишком громких. Видимо, стреляли через подушку или какой-то большой мягкий предмет, заглушающий звук.
Колчин кивнул Суркову. Тот бросился вперед, подпрыгнул, подняв в прыжке правую ногу, ударил массивным каблуком ботинка по замку. Тут же грохнул выстрел, за ним второй и третий.
Стрелял Смыр, стоявший у окна.
Он уже успел не только поднять жалюзи, но и растворить обе рамы. Ему не хватило нескольких секунд, чтобы выскочить в окно.
Дверь распахнулась раньше, чем Смыр успел уйти от возмездия. Его труп лежал на подоконнике, наполовину свесившись наружу.
Следом за Сурковым в номер ворвался Колчин и сразу же увидел человека, лежавшего на полу возле кровати. Людович, в светлой пижамной куртке и таких же штанах, тяжело стонал, прижимая к груди рваную подушку. Его лицо было забрызгано кровью.
— Ну вот, не успели, — поморщился Сурков, склонившись над Людовичем, вцепившимся пальцами в подушку, уже пропитавшуюся кровью. Он прижимал ее к груди, словно верил в ее чудодейственную исцеляющую силу. Видимо, Смыр имел приказ в случае чего прикончить Людовича. И он успел этот приказ выполнить.
Колчин сел на пол рядом с Людовичем, оторвал подушку от его груди. Да, раны тяжелые, с жизнью несовместимые. Пуля девятого калибра вошла в левую сторону груди, возможно, задев сердце. Другая пуля прошла навылет, видимо разорвав печень.
Колчин ухватил раненого за лацканы пижамной куртки, приподнял над полом.
— Я офицер русской разведки, — прошептал Колчин в самое ухо Людовича. — Ты понимаешь меня? Ты ничего не хочешь сказать?
Из груди Людовича вырвалось шипение, он закашлялся, кровь попадала ему в бронхи.
— Я... пытался... Я... понял...
Людович захрипел. Ему не хватало воздуха.
Сурков поднялся на ноги, шагнул к распахнутой двери.
— Надо уходить. — Сурков повернулся к Колчину. — Через пару минут будет поздно. Брось его. Этого мерзавца уже не спасти.
— Людович, вы слышите меня? — не унимался Колчин.
Людович кивнул, его лицо стало синеть, жизнь уходила из его тела.
— Говори, — прошептал Колчин. — Ну пожалуйста. Ты знаешь, что мне нужно. Скажи. Облегчи душу.
— Да что ты там, исповедуешь, что ли, эту суку? — закричал Сурков. — Говорю, он уже коньки отбросил! Людоед, он и есть Людоед! Валера, надо уходить.
Он стоял в дверном проеме, переминаясь с ноги на ногу.
— Я знаю, что случилось с вашей женой, — продолжал шептать Колчин в ухо Людовичу. — Это ужасно. Но подумайте... Евгений Дмитриевич, погибнет много людей. Они ни в чем не виноваты. Только подумайте. Их жизни в ваших руках. Мы ищем Стерна, но пока безрезультатно. Если вы сейчас не назовете место проведения теракта...
— Время кончилось, — заорал от двери Сурков.
— Дай мне двадцать секунд!
Колчин сжал зубы, тряхнул раненого за плечи.
— Письмо, — прохрипел Людович. — В спальне...
— В какой спальне? — Колчин что есть силы тряс Людовича. — Говори же, ну...
— Я... оставил письмо... в спальне у Шахана Самбулатова. В его доме. Письмо за кроватью. Я хотел его отправить... Но не успел... Я бросил письмо за... кровать... — Голова Людовича завалилась на сторону. — Боялся, Зураб найдет... Бросил... Оно там...
— Скажи, какой объект вы хотели уничтожить? Где проведут теракт? Ну?
Но Людович уже перестал понимать смысл слов. Он хрипнул и затих. Все, конец «Людоеду»! Колчин отпустил пижамную куртку и бросился в коридор.
Глава двадцать первая
Пригород Перми. 19 августа
К пяти утра сборы были закончены. Десять бочек с азотированной селитрой накрыли герметичными пластиковыми крышками, по доскам их закатили в кузов «МАЗа», поставили на деревянный настил, толстой проволокой прикрутили бочки к бортам. Внизу, под настилом, ровными рядами лежали тротиловые шашки.
Стерн еще раз проверил электрическую цепь, соединяющую детонаторы с элементами питания, конденсатором и будильником. Порядок.
Теперь осталась лишь рутинная физическая работа. Стерн с Ватутиным принялись таскать к грузовику джутовые мешки с песком, поднимали их в кузов и укладывали поверх бочек. Когда тротил и бочки с азотированной селитрой рванут, разрушительная взрывная волна пойдет не вверх, не в пустое пространство, а вниз, на бетонные конструкции плотины.
Ватутин, шатаясь от усталости и недосыпу, работал наравне со Стерном, но ни разу не пожаловался на слабость и плохое самочувствие. Стерн отпустил его в бытовку передохнуть, а сам доделал то малое, что еще осталось. Поднял в кузов несколько мешков с мелкой картошкой, купленной на рынке. Рассыпал картошку, маскируя тротил и вьющиеся понизу провода. Внимательно осмотрел работу, отряхнул ладони от пыли. Спрыгнув на землю, поднял и закрепил борт, закрыл полог тента. А затем умылся перед бочкой с водой, поливая себя из ковшика.
Стерн вернулся в бытовку, вытащил из чемоданчика новые брюки, свежую рубашку, белую в темную полоску.
— Ну, вы словно жениться собираетесь, — усмехнулся Ватутин. — Все новое...
— Привычка у меня такая странная, парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Колчин посмотрел на Суркова, показал пальцем на стену. Там, в двенадцатом номере, Смыр и Людович могли услышать, пусть и тихие, пистолетные хлопки, возню. Услышать и проснуться.
— Скорее, — прошептал Колчин.
Он выскочил из номера первым, за ним в коридор вынырнул Сурков. Никого. По-прежнему слышен чей-то храп и жужжание вентилятора. Жара, духота. И пахнет как в зверинце, где клетки не чистили едва ли не месяц.
Колчин присел у двери двенадцатого номера. Перед тем как сунуть в прорезь замка отмычку, на всякий случай крутанул круглую ручку, но она не поддалась. Замок на ночь запереть не забыли.
Сурков встал напротив двери, чуть наискосок, выставил вперед руку с пистолетом. Колчин повернул отмычку, язычок замка сдвинулся. Еще полоборота — и замок откроется. Тогда останется повернуть ручку и...
Но замок так и остался неоткрытым. Колчин неожиданно вытащил отмычку, поднялся. Выхватив из сумки пистолет, вжался в стену.
Он услышал за дверью скрип пружинного матраса, тихие и быстрые шаги босых ног по доскам пола, какое-то шуршание. Сурков, видимо, тоже слышал эти звуки. Он посмотрел на часы: без десяти минут четыре. Теперь Колчин явственно услышал какой-то ни на что не похожий шуршащий звук и сообразил: кто-то из обитателей номера, дергая за веревку, поднимает вверх горизонтальные жалюзи, собранные из тонких металлических полосок.
На несколько секунд все звуки стихли. А затем незнакомый голос довольно громко произнес по-русски:
— Пожалуйста... Не надо... Умоляю...
Сурков недобрым словом помянул маму. Он тупо водил глазами по сторонам, не понимая, что происходит за дверью. И ждал приказа Колчина, но тот, сам сбитый с толку, не мог решить, что предпринять.
И тут раздались два пистолетных выстрела, не слишком громких. Видимо, стреляли через подушку или какой-то большой мягкий предмет, заглушающий звук.
Колчин кивнул Суркову. Тот бросился вперед, подпрыгнул, подняв в прыжке правую ногу, ударил массивным каблуком ботинка по замку. Тут же грохнул выстрел, за ним второй и третий.
Стрелял Смыр, стоявший у окна.
Он уже успел не только поднять жалюзи, но и растворить обе рамы. Ему не хватило нескольких секунд, чтобы выскочить в окно.
Дверь распахнулась раньше, чем Смыр успел уйти от возмездия. Его труп лежал на подоконнике, наполовину свесившись наружу.
Следом за Сурковым в номер ворвался Колчин и сразу же увидел человека, лежавшего на полу возле кровати. Людович, в светлой пижамной куртке и таких же штанах, тяжело стонал, прижимая к груди рваную подушку. Его лицо было забрызгано кровью.
— Ну вот, не успели, — поморщился Сурков, склонившись над Людовичем, вцепившимся пальцами в подушку, уже пропитавшуюся кровью. Он прижимал ее к груди, словно верил в ее чудодейственную исцеляющую силу. Видимо, Смыр имел приказ в случае чего прикончить Людовича. И он успел этот приказ выполнить.
Колчин сел на пол рядом с Людовичем, оторвал подушку от его груди. Да, раны тяжелые, с жизнью несовместимые. Пуля девятого калибра вошла в левую сторону груди, возможно, задев сердце. Другая пуля прошла навылет, видимо разорвав печень.
Колчин ухватил раненого за лацканы пижамной куртки, приподнял над полом.
— Я офицер русской разведки, — прошептал Колчин в самое ухо Людовича. — Ты понимаешь меня? Ты ничего не хочешь сказать?
Из груди Людовича вырвалось шипение, он закашлялся, кровь попадала ему в бронхи.
— Я... пытался... Я... понял...
Людович захрипел. Ему не хватало воздуха.
Сурков поднялся на ноги, шагнул к распахнутой двери.
— Надо уходить. — Сурков повернулся к Колчину. — Через пару минут будет поздно. Брось его. Этого мерзавца уже не спасти.
— Людович, вы слышите меня? — не унимался Колчин.
Людович кивнул, его лицо стало синеть, жизнь уходила из его тела.
— Говори, — прошептал Колчин. — Ну пожалуйста. Ты знаешь, что мне нужно. Скажи. Облегчи душу.
— Да что ты там, исповедуешь, что ли, эту суку? — закричал Сурков. — Говорю, он уже коньки отбросил! Людоед, он и есть Людоед! Валера, надо уходить.
Он стоял в дверном проеме, переминаясь с ноги на ногу.
— Я знаю, что случилось с вашей женой, — продолжал шептать Колчин в ухо Людовичу. — Это ужасно. Но подумайте... Евгений Дмитриевич, погибнет много людей. Они ни в чем не виноваты. Только подумайте. Их жизни в ваших руках. Мы ищем Стерна, но пока безрезультатно. Если вы сейчас не назовете место проведения теракта...
— Время кончилось, — заорал от двери Сурков.
— Дай мне двадцать секунд!
Колчин сжал зубы, тряхнул раненого за плечи.
— Письмо, — прохрипел Людович. — В спальне...
— В какой спальне? — Колчин что есть силы тряс Людовича. — Говори же, ну...
— Я... оставил письмо... в спальне у Шахана Самбулатова. В его доме. Письмо за кроватью. Я хотел его отправить... Но не успел... Я бросил письмо за... кровать... — Голова Людовича завалилась на сторону. — Боялся, Зураб найдет... Бросил... Оно там...
— Скажи, какой объект вы хотели уничтожить? Где проведут теракт? Ну?
Но Людович уже перестал понимать смысл слов. Он хрипнул и затих. Все, конец «Людоеду»! Колчин отпустил пижамную куртку и бросился в коридор.
Глава двадцать первая
Пригород Перми. 19 августа
К пяти утра сборы были закончены. Десять бочек с азотированной селитрой накрыли герметичными пластиковыми крышками, по доскам их закатили в кузов «МАЗа», поставили на деревянный настил, толстой проволокой прикрутили бочки к бортам. Внизу, под настилом, ровными рядами лежали тротиловые шашки.
Стерн еще раз проверил электрическую цепь, соединяющую детонаторы с элементами питания, конденсатором и будильником. Порядок.
Теперь осталась лишь рутинная физическая работа. Стерн с Ватутиным принялись таскать к грузовику джутовые мешки с песком, поднимали их в кузов и укладывали поверх бочек. Когда тротил и бочки с азотированной селитрой рванут, разрушительная взрывная волна пойдет не вверх, не в пустое пространство, а вниз, на бетонные конструкции плотины.
Ватутин, шатаясь от усталости и недосыпу, работал наравне со Стерном, но ни разу не пожаловался на слабость и плохое самочувствие. Стерн отпустил его в бытовку передохнуть, а сам доделал то малое, что еще осталось. Поднял в кузов несколько мешков с мелкой картошкой, купленной на рынке. Рассыпал картошку, маскируя тротил и вьющиеся понизу провода. Внимательно осмотрел работу, отряхнул ладони от пыли. Спрыгнув на землю, поднял и закрепил борт, закрыл полог тента. А затем умылся перед бочкой с водой, поливая себя из ковшика.
Стерн вернулся в бытовку, вытащил из чемоданчика новые брюки, свежую рубашку, белую в темную полоску.
— Ну, вы словно жениться собираетесь, — усмехнулся Ватутин. — Все новое...
— Привычка у меня такая странная, парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92