..
С тяжелым сердцем управляющий фондом покинул свою квартиру, сел за руль «тойоты» и поехал на службу. Здесь он заперся в кабинете, отказавшись от кофе и попросив помощницу его не беспокоить.
Цыбульский скинул пиджак и плюхнулся в кресло. Он был недоволен своим теперешним статусом и теми деньгами, что получал от Зураба Лагадзе. Как человеку, посвященному во многие тайны, ему могли бы платить денег втрое, вдесятеро больше. Но Лагадзе зажимал деньги, отговариваясь тем, что сейчас спонсоры из Туниса, Алжира и Саудовской Аравии, якобы несколько разочаровались в освободительном движении на Кавказе. Валюту дают со скрипом и только под конкретные дела. Но Цыбульскому от этого не легче. Спонсорские взносы — не его проблема. И вообще, пошло оно к черту, их освободительное движение! И сами эти отморозки, которые отрезают головы живым людям, захватывают школы и больницы, взрывают жилые дома якобы во славу Аллаха. На те унизительные гроши, которые в последнее время получает Цыбульский, невозможно вести достойную жизнь. «Если наша акция пройдет гладко, ты получишь большую премию, — сказал Зураб во время их последней встречи. — Очень хорошие деньги». Цыбульский обещанию не поверил. Он уже наслушался вранья.
От тревожных мыслей управляющего оторвал телефонный звонок. Его прежняя любовница, Барбара Ломиницкая, год назад выскочившая замуж за пожилого торговца мануфактурой, очень ревнивого субъекта, неожиданно предложила встретиться вечерком у нее. Муж уехал по делам в Лодзь. Предложение, которое взволновало бы Цыбульского в любой другой день, сейчас не нашло в душе и слабого отклика.
— Не получится, дорогая. Сегодня у меня важная деловая встреча. Давай перенесем встречу на завтра, — ответил он, облизав тонкие сухие губы.
— Завтра этот деспот возвращается.
— Ну, тогда до следующей оказии. До следующего отъезда твоего Генриха.
Барбара разозлилась:
— Врешь ты все. Скажи честно: завел себе какую-нибудь девку. Низкосортную шлюху. Вечером ляжешь с ней в койку.
— Дорогая!.. — начал Цыбульский, но в трубке уже пикали короткие гудки отбоя. — Ну и черт с тобой, сучка ненасытная!
Интересно, на кого работает этот немец, этот псевдофотограф? На БНД, федеральную разведывательную службу Германии? На американцев или на англичан из МИ-6? Цыбульский не первый год варится в этом прокисшем бульоне и знает определенно: американцы имеют широкие возможности получать сведения о деятельности чеченских сепаратистов в Восточной Европе по другим каналам. Для американцев — он ноль.
Это с одной стороны, это как рассуждать... С другой стороны, ему известно о громком террористическом акте, который должен состояться буквально на днях...
Все эти вопросы будоражили душу. Ближе к обеду Цыбульский принял решение. Уклоняться от разговора с немцем не имеет смысла, только себе хуже сделаешь. Поэтому надо пойти на контакт. Если обещания Шредера не пустой звук, если он готов выполнить их хотя бы наполовину, да что там наполовину, хоть на одну треть, Цыбульский пойдет на сотрудничество. В Варшаве его ничего не держит. Получив деньги, он действительно сможет перебраться в ту же Испанию, осесть в какой-нибудь провинциальной дыре, где-нибудь в Малаге или в Севилье, а дальше видно будет.
Вытащив из кармана сложенную вчетверо бумажку с нацарапанными на ней цифрами, он снял телефонную трубку и набрал номер. Голос фотографа Цыбульский узнал сразу.
— Я готов встретиться с вами, — сказал Цыбульский. — Но «Интерконтиненталь» — место фривольное. Важные деловые разговоры там вести не принято.
— Я готов встретиться там, где вам будет удобно, — ответил Буряк.
— Вы хорошо знаете Варшаву? — спросил Цыбульский.
— Вполне.
— Тогда ждите меня перед главным входом во Дворец культуры и науки со стороны Маршалковской, в девять вечера. Там есть две скульптуры, Адама Мицкевича и Николая Коперника, стойте между ними. Во Дворце я знаю один ресторанчик, тихий и спокойный. Там мы сможем поужинать и обсудить дела.
— Хорошо, в девять буду там.
Глава тринадцатая
В одиннадцать утра Колчин начал наблюдение за «Приютом милосердия». Он поставил микроавтобус «шевроле-астро» на противоположной стороне улицы, перебрался с водительского места в пассажирский салон. Заняв широкий, удобный диван, открыл банку «Спрайта» и распечатал пакет с сухим печеньем, приготовившись к долгому, возможно, бесплодному ожиданию.
Около полудня «тойота» Цыбульского остановилась перед подъездом, управляющий, какой-то мрачный, погруженный в себя, зашел в помещение, забыв вытереть ноги о большой резиновый коврик. До обеда «Приют» посетили четыре женщины в длинных черных платьях и один старик с суковатой палкой в руке, в темном костюме, косоворотке и серой каракулевой папахе. Кавказцы пришли за материальной помощью.
Наблюдая за дверью гуманитарной миссии, Колчин думал, что, возможно, именно сегодня решится судьба всей операции. Цыбульский достаточно умный человек, чтобы сообразить: деваться ему некуда. Остается два варианта: принять предложение фотографа, весьма заманчивое и щедрое, или остаться один на один с большими неприятностями. Когда Цыбульский взял тысячу долларов, он полагал, что нагрел лопоухого немца, а получилось наоборот. Пану управляющему должно хватить суток, чтобы осознать ошибку и найти правильный выход из положения.
Буряк позвонил в три часа дня.
— Клиент только что связался со мной по телефону, — сказал он. — Время и место встречи по его просьбе изменили. Мы с паном встретимся у главного входа во Дворец культуры и науки в девять вечера. Ты оставайся на месте и жди звонка. А пока можешь пообедать. Что нового?
— Ничего интересного, — ответил Колчин. — Пан Цыбульский сидит в конторе. А я действительно страшно проголодался. Отлучусь на час перекусить.
— Добро! — Буряк положил трубку.
В семь тридцать вечера Цыбульский отпустил свою помощницу и одного из охранников. Оставшись в кабинете один, открыл шкаф, надел свежую сорочку и новый галстук, бордовый, в темную полоску.
Цыбульский был готов выскочить из кабинета, когда в дверь постучали. Видимо, охранник хочет о чем-то спросить, больше беспокоить некому. Цыбульский не успел сказать «заходите», как дверь открылась.
Порог перешагнул Зураб Лагадзе. За спиной нежданного гостя стоял молодой парень по имени Богуслав, второй месяц служивший в приюте охранником. Зачем он поднялся сюда снизу? Цыбульский не смог скрыть замешательства. Сердце забилось тяжелыми толчками, от волнения ладони сделались влажными.
— Я думал, вы... сейчас в Турции, — с запинкой произнес Цыбульский.
Зураб дружелюбно улыбнулся, шагнул к управляющему и крепко пожал его руку.
— Был в Турции, в Иордании, в Кувейте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
С тяжелым сердцем управляющий фондом покинул свою квартиру, сел за руль «тойоты» и поехал на службу. Здесь он заперся в кабинете, отказавшись от кофе и попросив помощницу его не беспокоить.
Цыбульский скинул пиджак и плюхнулся в кресло. Он был недоволен своим теперешним статусом и теми деньгами, что получал от Зураба Лагадзе. Как человеку, посвященному во многие тайны, ему могли бы платить денег втрое, вдесятеро больше. Но Лагадзе зажимал деньги, отговариваясь тем, что сейчас спонсоры из Туниса, Алжира и Саудовской Аравии, якобы несколько разочаровались в освободительном движении на Кавказе. Валюту дают со скрипом и только под конкретные дела. Но Цыбульскому от этого не легче. Спонсорские взносы — не его проблема. И вообще, пошло оно к черту, их освободительное движение! И сами эти отморозки, которые отрезают головы живым людям, захватывают школы и больницы, взрывают жилые дома якобы во славу Аллаха. На те унизительные гроши, которые в последнее время получает Цыбульский, невозможно вести достойную жизнь. «Если наша акция пройдет гладко, ты получишь большую премию, — сказал Зураб во время их последней встречи. — Очень хорошие деньги». Цыбульский обещанию не поверил. Он уже наслушался вранья.
От тревожных мыслей управляющего оторвал телефонный звонок. Его прежняя любовница, Барбара Ломиницкая, год назад выскочившая замуж за пожилого торговца мануфактурой, очень ревнивого субъекта, неожиданно предложила встретиться вечерком у нее. Муж уехал по делам в Лодзь. Предложение, которое взволновало бы Цыбульского в любой другой день, сейчас не нашло в душе и слабого отклика.
— Не получится, дорогая. Сегодня у меня важная деловая встреча. Давай перенесем встречу на завтра, — ответил он, облизав тонкие сухие губы.
— Завтра этот деспот возвращается.
— Ну, тогда до следующей оказии. До следующего отъезда твоего Генриха.
Барбара разозлилась:
— Врешь ты все. Скажи честно: завел себе какую-нибудь девку. Низкосортную шлюху. Вечером ляжешь с ней в койку.
— Дорогая!.. — начал Цыбульский, но в трубке уже пикали короткие гудки отбоя. — Ну и черт с тобой, сучка ненасытная!
Интересно, на кого работает этот немец, этот псевдофотограф? На БНД, федеральную разведывательную службу Германии? На американцев или на англичан из МИ-6? Цыбульский не первый год варится в этом прокисшем бульоне и знает определенно: американцы имеют широкие возможности получать сведения о деятельности чеченских сепаратистов в Восточной Европе по другим каналам. Для американцев — он ноль.
Это с одной стороны, это как рассуждать... С другой стороны, ему известно о громком террористическом акте, который должен состояться буквально на днях...
Все эти вопросы будоражили душу. Ближе к обеду Цыбульский принял решение. Уклоняться от разговора с немцем не имеет смысла, только себе хуже сделаешь. Поэтому надо пойти на контакт. Если обещания Шредера не пустой звук, если он готов выполнить их хотя бы наполовину, да что там наполовину, хоть на одну треть, Цыбульский пойдет на сотрудничество. В Варшаве его ничего не держит. Получив деньги, он действительно сможет перебраться в ту же Испанию, осесть в какой-нибудь провинциальной дыре, где-нибудь в Малаге или в Севилье, а дальше видно будет.
Вытащив из кармана сложенную вчетверо бумажку с нацарапанными на ней цифрами, он снял телефонную трубку и набрал номер. Голос фотографа Цыбульский узнал сразу.
— Я готов встретиться с вами, — сказал Цыбульский. — Но «Интерконтиненталь» — место фривольное. Важные деловые разговоры там вести не принято.
— Я готов встретиться там, где вам будет удобно, — ответил Буряк.
— Вы хорошо знаете Варшаву? — спросил Цыбульский.
— Вполне.
— Тогда ждите меня перед главным входом во Дворец культуры и науки со стороны Маршалковской, в девять вечера. Там есть две скульптуры, Адама Мицкевича и Николая Коперника, стойте между ними. Во Дворце я знаю один ресторанчик, тихий и спокойный. Там мы сможем поужинать и обсудить дела.
— Хорошо, в девять буду там.
Глава тринадцатая
В одиннадцать утра Колчин начал наблюдение за «Приютом милосердия». Он поставил микроавтобус «шевроле-астро» на противоположной стороне улицы, перебрался с водительского места в пассажирский салон. Заняв широкий, удобный диван, открыл банку «Спрайта» и распечатал пакет с сухим печеньем, приготовившись к долгому, возможно, бесплодному ожиданию.
Около полудня «тойота» Цыбульского остановилась перед подъездом, управляющий, какой-то мрачный, погруженный в себя, зашел в помещение, забыв вытереть ноги о большой резиновый коврик. До обеда «Приют» посетили четыре женщины в длинных черных платьях и один старик с суковатой палкой в руке, в темном костюме, косоворотке и серой каракулевой папахе. Кавказцы пришли за материальной помощью.
Наблюдая за дверью гуманитарной миссии, Колчин думал, что, возможно, именно сегодня решится судьба всей операции. Цыбульский достаточно умный человек, чтобы сообразить: деваться ему некуда. Остается два варианта: принять предложение фотографа, весьма заманчивое и щедрое, или остаться один на один с большими неприятностями. Когда Цыбульский взял тысячу долларов, он полагал, что нагрел лопоухого немца, а получилось наоборот. Пану управляющему должно хватить суток, чтобы осознать ошибку и найти правильный выход из положения.
Буряк позвонил в три часа дня.
— Клиент только что связался со мной по телефону, — сказал он. — Время и место встречи по его просьбе изменили. Мы с паном встретимся у главного входа во Дворец культуры и науки в девять вечера. Ты оставайся на месте и жди звонка. А пока можешь пообедать. Что нового?
— Ничего интересного, — ответил Колчин. — Пан Цыбульский сидит в конторе. А я действительно страшно проголодался. Отлучусь на час перекусить.
— Добро! — Буряк положил трубку.
В семь тридцать вечера Цыбульский отпустил свою помощницу и одного из охранников. Оставшись в кабинете один, открыл шкаф, надел свежую сорочку и новый галстук, бордовый, в темную полоску.
Цыбульский был готов выскочить из кабинета, когда в дверь постучали. Видимо, охранник хочет о чем-то спросить, больше беспокоить некому. Цыбульский не успел сказать «заходите», как дверь открылась.
Порог перешагнул Зураб Лагадзе. За спиной нежданного гостя стоял молодой парень по имени Богуслав, второй месяц служивший в приюте охранником. Зачем он поднялся сюда снизу? Цыбульский не смог скрыть замешательства. Сердце забилось тяжелыми толчками, от волнения ладони сделались влажными.
— Я думал, вы... сейчас в Турции, — с запинкой произнес Цыбульский.
Зураб дружелюбно улыбнулся, шагнул к управляющему и крепко пожал его руку.
— Был в Турции, в Иордании, в Кувейте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92