И поныне можно увидеть город среди дикой природы, а дикая глушь часто соседствует с городом, тогда как последний посылает толпы своих жителей в отдаленные места на заработки. После тридцати лет заботливой опеки со стороны правительства сама столица представляет собой разрозненные и хилые поселения в центре пустынных «старых полей» Мэриленда, в то время как бесчисленные молодые соперники расцветают на реках Запада, в местах, где бродили медведи и выли волки еще долго после того, как столица была названа городом.
Таким вот образом и получается, что высокая цивилизация в состоянии младенческого бытия и явное варварство часто тесно соприкасаются друг с другом внутри границ этой республики. Путешественник, проведший ночь в гостинице, которая не посрамила бы самую древнюю страну в Европе, бывает вынужден обедать в shanty охотника. Гладкая и вымощенная дорога подчас кончается непроходимой топью, городские закоулки часто прячутся за лесными зарослями, а канал ведет к явной пустоши и необжитой горе. Тот, кто не возвращается посмотреть, что может принести следующий год, обычно выносит из этих сцен воспоминания, влекущие ошибочную оценку. Чтобы увидеть Америку в истинном свете, необходимо смотреть на нее часто, а чтобы понять настоящие условия жизни этих штатов, следует помнить, что одинаково несправедливо как верить, будто в развитии отдаленных населенных пунктов принимают участие все остальные местности, так и делать вывод о недостатке цивилизации в более отдаленных поселениях по немногим неблагоприятным фактам, добытым вблизи центра. По случайному стечению моральных и физических причин многое из той общности, которая отличает установления страны, распространяется на развитие общества по всей ее территории.
Хотя стимулы к совершенствованию во времена Марка Хиткоута были не так велики, как в наши дни, их основа энергично себя проявляла. Мы представим достаточное свидетельство этого факта, следуя нашему намерению описать одну из тех перемен, намек на которую уже делался.
Читатель припомнит, что описываемый период относится к последней четверти семнадцатого века. Точный момент, в который должно продолжиться действие повествования, составило то время суток, когда предрассветный сумрак вырывает предметы из глубокого мрака ближе к концу ночи. Стоял июнь, и сцена, быть может, заслуживает чуть более подробного описания.
Если бы было светло и какой-нибудь человек расположился так удачно, что мог насладиться видом этого места с высоты птичьего полета, он увидел бы широкую и волнистую полосу лиственного леса, где различные деревья с опадающей листвой, характерные для Новой Англии, оттенялись более насыщенной зеленью случайных массивов вечнозеленой растительности. В центре этих разрастающихся и почти нескончаемых контуров леса лежала долина, раскинувшаяся между тремя невысокими горами. На протяжении нескольких миль равнинной местности были видны все признаки быстро растущего и процветающего поселения. Извилистое русло глубокого и пресного ручья, который в другом полушарии назвали бы рекой, обозначалось среди лугов каймой из ив и сумаха. Близ центра долины путь воде преграждала небольшая запруда, а на искусственной насыпи стояла мельница, чье колесо замерло в неподвижности. Рядом располагалась одна из деревушек Новой Англии.
Деревня насчитывала что-то около сорока домов. Они, как обычно, представляли собой твердый каркас, аккуратно обшитый досками. Удивительным был одинаковый облик домов. И если бы выходец из любой страны, кроме нашей собственной, задал вопрос, можно бы добавить, что даже самый скромный из них своим внешним видом свидетельствовал о комфорте. Большей частью они имели понизу два этажа, причем верхний нависал над нижним на один-два фута, — способ строительства, бывший весьма в ходу в ранние дни восточных колоний.
Поскольку краска мало применялась в те времена, ни одна из построек не выставляла напоказ цвета, отличного от того, который дерево обретает естественным образом после нескольких лет воздействия непогоды. Каждая имела единственный дьмоход в центре кровли, а две-три обнаруживали более одного-единственного окна с каждой стороны главной или боковой двери. Перед каждым домом был маленький чистенький дворик, выложенный дерном и отделенный от общественной дороги легким дощатым забором. Двойные ряды молодых и крепких вязов обрамляли обе стороны широкой улицы, а посреди нее огромный платан еще держался за свое место, которое он занимал, когда белый человек пришел в лес.
Под сенью этого дерева жители часто сходились, чтобы проведать о житье-бытье друг друга или узнать что-нибудь представляющее интерес, что слух донес из городов возле океана. Узкая и мало используемая колея неброским и извилистым маршрутом пересекала центр широкой и поросшей травой улицы. На вид чуть шире, чем конная тропа, она пролегала в обход деревни между высокими деревянными заборами на милю-другую до того места, где уходила в лес. Тут и там ветви роз пробивались сквозь щели в заборах перед дверями домов, а кусты благоухающей сирени росли по углам большинства дворов.
Дома стояли обособленно. Каждый занимал свой собственный изолированный участок земли с садом позади. Нежилые строения были отнесены на такое расстояние, которое дешевизна земли и пожарная безопасность делали как легкодоступным, так и выгодным.
Церковь стояла в центре главной улицы ближе к одному концу деревни. Во внешнем облике и орнаментах обязательного храма неукоснительно следовали вкусу времени, так что его форма и простота не имели даже слабого сходства с самоуничижительными и изощренными причудами тех религиозных фанатиков, которые молились под его крышей. Здание, как и все остальные, было из дерева и снаружи в два этажа. Башня без шпиля служила единственным признаком его культового характера. В конструкции этого сооружения особую заботу уделили тому, чтобы тщательно избегать любого отклонения от прямых линий и прямых углов. Узкострельчатые проемы для Допуска света, столь обычные повсюду, суровые моралисты Новой Англии сочли бы имеющими некую таинственную связь с ярко-красным покровом. Пастору так же не могло прийти в голову явиться перед паствой, тщеславно облачась в епитрахиль и сутану, как прихожанам украсить отвратительными орнаментами облик своей суровой архитектуры. Если бы гении света вдруг заменили окна церковного здания окнами гостиницы, стоявшей как раз напротив, самый придирчивый критик селения никогда бы не смог заметить такое самоуправство, поскольку в форме, размерах и стиле обоих не было видимого различия.
Небольшое огороженное пространство неподалеку от церкви и по одной стороне улицы обустроили в стороне как место последнего упокоения тех, кто завершил свой земной путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Таким вот образом и получается, что высокая цивилизация в состоянии младенческого бытия и явное варварство часто тесно соприкасаются друг с другом внутри границ этой республики. Путешественник, проведший ночь в гостинице, которая не посрамила бы самую древнюю страну в Европе, бывает вынужден обедать в shanty охотника. Гладкая и вымощенная дорога подчас кончается непроходимой топью, городские закоулки часто прячутся за лесными зарослями, а канал ведет к явной пустоши и необжитой горе. Тот, кто не возвращается посмотреть, что может принести следующий год, обычно выносит из этих сцен воспоминания, влекущие ошибочную оценку. Чтобы увидеть Америку в истинном свете, необходимо смотреть на нее часто, а чтобы понять настоящие условия жизни этих штатов, следует помнить, что одинаково несправедливо как верить, будто в развитии отдаленных населенных пунктов принимают участие все остальные местности, так и делать вывод о недостатке цивилизации в более отдаленных поселениях по немногим неблагоприятным фактам, добытым вблизи центра. По случайному стечению моральных и физических причин многое из той общности, которая отличает установления страны, распространяется на развитие общества по всей ее территории.
Хотя стимулы к совершенствованию во времена Марка Хиткоута были не так велики, как в наши дни, их основа энергично себя проявляла. Мы представим достаточное свидетельство этого факта, следуя нашему намерению описать одну из тех перемен, намек на которую уже делался.
Читатель припомнит, что описываемый период относится к последней четверти семнадцатого века. Точный момент, в который должно продолжиться действие повествования, составило то время суток, когда предрассветный сумрак вырывает предметы из глубокого мрака ближе к концу ночи. Стоял июнь, и сцена, быть может, заслуживает чуть более подробного описания.
Если бы было светло и какой-нибудь человек расположился так удачно, что мог насладиться видом этого места с высоты птичьего полета, он увидел бы широкую и волнистую полосу лиственного леса, где различные деревья с опадающей листвой, характерные для Новой Англии, оттенялись более насыщенной зеленью случайных массивов вечнозеленой растительности. В центре этих разрастающихся и почти нескончаемых контуров леса лежала долина, раскинувшаяся между тремя невысокими горами. На протяжении нескольких миль равнинной местности были видны все признаки быстро растущего и процветающего поселения. Извилистое русло глубокого и пресного ручья, который в другом полушарии назвали бы рекой, обозначалось среди лугов каймой из ив и сумаха. Близ центра долины путь воде преграждала небольшая запруда, а на искусственной насыпи стояла мельница, чье колесо замерло в неподвижности. Рядом располагалась одна из деревушек Новой Англии.
Деревня насчитывала что-то около сорока домов. Они, как обычно, представляли собой твердый каркас, аккуратно обшитый досками. Удивительным был одинаковый облик домов. И если бы выходец из любой страны, кроме нашей собственной, задал вопрос, можно бы добавить, что даже самый скромный из них своим внешним видом свидетельствовал о комфорте. Большей частью они имели понизу два этажа, причем верхний нависал над нижним на один-два фута, — способ строительства, бывший весьма в ходу в ранние дни восточных колоний.
Поскольку краска мало применялась в те времена, ни одна из построек не выставляла напоказ цвета, отличного от того, который дерево обретает естественным образом после нескольких лет воздействия непогоды. Каждая имела единственный дьмоход в центре кровли, а две-три обнаруживали более одного-единственного окна с каждой стороны главной или боковой двери. Перед каждым домом был маленький чистенький дворик, выложенный дерном и отделенный от общественной дороги легким дощатым забором. Двойные ряды молодых и крепких вязов обрамляли обе стороны широкой улицы, а посреди нее огромный платан еще держался за свое место, которое он занимал, когда белый человек пришел в лес.
Под сенью этого дерева жители часто сходились, чтобы проведать о житье-бытье друг друга или узнать что-нибудь представляющее интерес, что слух донес из городов возле океана. Узкая и мало используемая колея неброским и извилистым маршрутом пересекала центр широкой и поросшей травой улицы. На вид чуть шире, чем конная тропа, она пролегала в обход деревни между высокими деревянными заборами на милю-другую до того места, где уходила в лес. Тут и там ветви роз пробивались сквозь щели в заборах перед дверями домов, а кусты благоухающей сирени росли по углам большинства дворов.
Дома стояли обособленно. Каждый занимал свой собственный изолированный участок земли с садом позади. Нежилые строения были отнесены на такое расстояние, которое дешевизна земли и пожарная безопасность делали как легкодоступным, так и выгодным.
Церковь стояла в центре главной улицы ближе к одному концу деревни. Во внешнем облике и орнаментах обязательного храма неукоснительно следовали вкусу времени, так что его форма и простота не имели даже слабого сходства с самоуничижительными и изощренными причудами тех религиозных фанатиков, которые молились под его крышей. Здание, как и все остальные, было из дерева и снаружи в два этажа. Башня без шпиля служила единственным признаком его культового характера. В конструкции этого сооружения особую заботу уделили тому, чтобы тщательно избегать любого отклонения от прямых линий и прямых углов. Узкострельчатые проемы для Допуска света, столь обычные повсюду, суровые моралисты Новой Англии сочли бы имеющими некую таинственную связь с ярко-красным покровом. Пастору так же не могло прийти в голову явиться перед паствой, тщеславно облачась в епитрахиль и сутану, как прихожанам украсить отвратительными орнаментами облик своей суровой архитектуры. Если бы гении света вдруг заменили окна церковного здания окнами гостиницы, стоявшей как раз напротив, самый придирчивый критик селения никогда бы не смог заметить такое самоуправство, поскольку в форме, размерах и стиле обоих не было видимого различия.
Небольшое огороженное пространство неподалеку от церкви и по одной стороне улицы обустроили в стороне как место последнего упокоения тех, кто завершил свой земной путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154