об его успехах сочувственно писала аболиционистская газета У. Гаррисона «Либерейтор», а среди современных машпи до сих пор сохраняется память об Эйпсе как о народном герое.
Первая книга Эйпса «Сын леса» (1829) представляла собой первую из аборигенных автобиографий. Во втором произведении «Опыт пяти индейских христиан племени пикодов» (1833) в пяти биографических очерках (о себе, своей жене и трех индианках) с приложением эссе «Аборигенное зеркало, направленное на белого человека» Эйпс осуждает расизм, алкоголь, безработицу, коррупцию и лишение племен их владений как суть так называемой «индейской проблемы».
В 1835 году Эйпс опубликовал документальную книгу, посвященную отстаиванию прав машпи, — «Индейская отмена неконституционных законов Массачусетса относительно племени машпи, или Объяснение мнимого мятежа».
Последнее произведение Эйпса — «Апология Короля Филипа». Преодолевая влияние Ирвинга и развивая его традиции, Эйпс обращается к воссозданию личности своего знаменитого предка. Тема Филипа становится здесь отправной точкой для атаки на пуританство. Современник Купера, автор живет в экспансионистскую эпоху президентства Джексона, и оттого опыт индейцев Новой Англии вызывает у него сравнение с его повторением на просторах американского Запада. В «Апологии» Эйпс предъявляет пуританству счет от лица аборигенов, полемизируя с пуританским лицемерием, воинствующе односторонней картиной мировидения, религиозным нетерпением. Он отмечает резкое расхождение между нормами пуританства и прагматично-односторонним их соблюдением. Позиция автора интересна сочетанием христианского сознания с аборигенной точкой зрения; она придает тону повествования гнев, сарказм и особую бескомпромиссность.
Аргументация Эйпса порой звучит наивно, но искренне и эмоционально, а завершает он свою «Апологию» обвинением Конгресса в вероломстве по отношению к своим индейским соотечественникам! Видя в пуританском комплексе тяжелое наследие современной Америки, исповедующей ту же антииндейскую политику, Эйпс в своем обличительном пафосе предвосхищает некоторые черты индейской литературы и публицистики 1960 — 1990-х годов.
ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПЛЕНЕНИИ И ИЗБАВЛЕНИИ МИССИС МЭРИ РОУЛАНДСОН
10 февраля 1675 года множество индейцев напало на Ланкастер. Они появились на рассвете; услышав ружейные выстрелы, мы выглянули в окно: горело несколько домов и дым поднимался к небу. В одном доме индейцы захватили пять человек; отцу, матери и грудному младенцу проломили головы; двух других захватили и увели живыми. Еще трое не успели укрыться в доме. Одного ударили по голове, а другой убежал; третий тоже хотел убежать, но его ранили, и он упал. Несчастный молил пощадить его, обещал деньги (так говорили мне сами индейцы), только они не стали его слушать, ударили по голове, сорвали с него одежду и вспороли живот. Один человек увидел возле своего сарая множество индейцев и решил выйти, но его сразу убили. Было еще трое убитых из того же дома. Индейцы забрались на крышу сарая и сверху легко убивали тех, кто укрывался возле дома. Так эти кровожадные негодяи продвигались вперед, уничтожая и сжигая все на своем пути.
Наконец они приблизились и осадили наш дом, и вскоре этот день стал самым скорбным днем моей жизни. Дом наш стоял у небольшого холма. Несколько индейцев укрылись за холмом, часть из них проникла в сарай, остальные затаились кто где смог, и стрельба началась со всех сторон, так что пули сыпались как град. Скоро один из нас был ранен, потом другой, а потом и третий. Часа через два (насколько я способна была тогда замечать время) индейцы уже были возле нашего дома, а так как он ничем не был укреплен, кроме двух заслонов в противоположных углах двора, да и то один из них не был достроен, то они, набрав в сарае кудели и пакли, подожгли дом; а когда кто-то из дома выскочил и погасил огонь, индейцы тут же зажгли его опять, и на этот раз огонь разгорелся. И вот настал страшный час. Раньше мне доводилось лишь слышать о подобных ужасах, а теперь пришлось увидеть все своими глазами. Несколько человек продолжали еще бороться за свою жизнь, но многие уже лежали в крови, дом над нашей головой был охвачен пламенем, а эти кровожадные язычники ждали, когда мы выйдем, чтобы проломить нам головы. Плач стоял вокруг, кричали матери и дети: «Господи, что же нам делать? » Тогда я решилась: взяла своих детей, а одна из моих сестер взяла своих, и мы попытались покинуть горящий дом. Но только мы появились в дверях, стрельба усилилась, и пули так стучали по стенкам дома, будто кто-то, набирая пригоршни камней, бросал их в стены; так что нам пришлось вернуться. У нас было шесть сильных собак, но ни одна из них даже не пошевельнулась, хотя раньше, стоило только индейцу подойти к двери, собаки рвались, чтобы броситься на него и разорвать на куски. Видно, Господь являл нам свою волю, дабы мы помнили, что спасение наше исходит только от Него. Однако нам следовало выбраться из дома; огонь усиливался и с ревом надвигался сзади, а впереди были индейцы с ружьями, копьями и топорами, готовые наброситься на нас. Не успели мы выйти, как мой шурин (он был ранен в горло, когда вместе с другими защищал дом) упал мертвым, и сразу же индейцы с дикими криками набросились на него и сорвали одежду. Пули так и свистели; одна попала мне в бок, и, похоже, эта же пуля прошла через живот и ручку дорогой моей малютки, которую я держала на руках. У одного из детей моей старшей сестры (его звали Уильям) была сломана нога; индейцы, видя это, тут же проломили ему голову. Так они продолжали безжалостно убивать одного за другим, а мы стояли, ошеломленные, и кровь ручьями растекалась по земле. Моя старшая сестра была еще в доме, она видела, как язычники тащили матерей в одну сторону, а детей в другую и многие были залиты кровью; старший сын сказал ей, что Уильям мертв, а я ранена, и она закричала: «О Господи, дай мне умереть вместе с ними! » И не успела она это сказать, как пуля сразила ее, и она упала на пороге. Я надеюсь, что ей воздастся за ее добрые дела, ибо она преданно служила Господу. В юности на ее долю выпало немало душевных страданий, пока она не приняла сердцем слова Священного Писания: «Но Господь сказал мне: «Довольно для тебя благодати Моей»». Много позже, через двадцать с лишним лет, я слышала от нее самой, каким утешением были для нее эти слова.
Но вернусь к своему рассказу. Индейцы оттащили меня в одну сторону, а детей в другую и сказали: «Пойдешь с нами». Я спросила: «Меня убьют? » Они ответили, что не тронут, если я добровольно пойду с ними.
О! Какой горестный вид являл собой наш дом! «Приидите и видите дела Господа, — какие произвел Он опустошения на земле». Из тридцати восьми человек, бывших в этом доме, никто не избежал либо смерти, либо горького плена, кроме одного, который мог бы сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Первая книга Эйпса «Сын леса» (1829) представляла собой первую из аборигенных автобиографий. Во втором произведении «Опыт пяти индейских христиан племени пикодов» (1833) в пяти биографических очерках (о себе, своей жене и трех индианках) с приложением эссе «Аборигенное зеркало, направленное на белого человека» Эйпс осуждает расизм, алкоголь, безработицу, коррупцию и лишение племен их владений как суть так называемой «индейской проблемы».
В 1835 году Эйпс опубликовал документальную книгу, посвященную отстаиванию прав машпи, — «Индейская отмена неконституционных законов Массачусетса относительно племени машпи, или Объяснение мнимого мятежа».
Последнее произведение Эйпса — «Апология Короля Филипа». Преодолевая влияние Ирвинга и развивая его традиции, Эйпс обращается к воссозданию личности своего знаменитого предка. Тема Филипа становится здесь отправной точкой для атаки на пуританство. Современник Купера, автор живет в экспансионистскую эпоху президентства Джексона, и оттого опыт индейцев Новой Англии вызывает у него сравнение с его повторением на просторах американского Запада. В «Апологии» Эйпс предъявляет пуританству счет от лица аборигенов, полемизируя с пуританским лицемерием, воинствующе односторонней картиной мировидения, религиозным нетерпением. Он отмечает резкое расхождение между нормами пуританства и прагматично-односторонним их соблюдением. Позиция автора интересна сочетанием христианского сознания с аборигенной точкой зрения; она придает тону повествования гнев, сарказм и особую бескомпромиссность.
Аргументация Эйпса порой звучит наивно, но искренне и эмоционально, а завершает он свою «Апологию» обвинением Конгресса в вероломстве по отношению к своим индейским соотечественникам! Видя в пуританском комплексе тяжелое наследие современной Америки, исповедующей ту же антииндейскую политику, Эйпс в своем обличительном пафосе предвосхищает некоторые черты индейской литературы и публицистики 1960 — 1990-х годов.
ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПЛЕНЕНИИ И ИЗБАВЛЕНИИ МИССИС МЭРИ РОУЛАНДСОН
10 февраля 1675 года множество индейцев напало на Ланкастер. Они появились на рассвете; услышав ружейные выстрелы, мы выглянули в окно: горело несколько домов и дым поднимался к небу. В одном доме индейцы захватили пять человек; отцу, матери и грудному младенцу проломили головы; двух других захватили и увели живыми. Еще трое не успели укрыться в доме. Одного ударили по голове, а другой убежал; третий тоже хотел убежать, но его ранили, и он упал. Несчастный молил пощадить его, обещал деньги (так говорили мне сами индейцы), только они не стали его слушать, ударили по голове, сорвали с него одежду и вспороли живот. Один человек увидел возле своего сарая множество индейцев и решил выйти, но его сразу убили. Было еще трое убитых из того же дома. Индейцы забрались на крышу сарая и сверху легко убивали тех, кто укрывался возле дома. Так эти кровожадные негодяи продвигались вперед, уничтожая и сжигая все на своем пути.
Наконец они приблизились и осадили наш дом, и вскоре этот день стал самым скорбным днем моей жизни. Дом наш стоял у небольшого холма. Несколько индейцев укрылись за холмом, часть из них проникла в сарай, остальные затаились кто где смог, и стрельба началась со всех сторон, так что пули сыпались как град. Скоро один из нас был ранен, потом другой, а потом и третий. Часа через два (насколько я способна была тогда замечать время) индейцы уже были возле нашего дома, а так как он ничем не был укреплен, кроме двух заслонов в противоположных углах двора, да и то один из них не был достроен, то они, набрав в сарае кудели и пакли, подожгли дом; а когда кто-то из дома выскочил и погасил огонь, индейцы тут же зажгли его опять, и на этот раз огонь разгорелся. И вот настал страшный час. Раньше мне доводилось лишь слышать о подобных ужасах, а теперь пришлось увидеть все своими глазами. Несколько человек продолжали еще бороться за свою жизнь, но многие уже лежали в крови, дом над нашей головой был охвачен пламенем, а эти кровожадные язычники ждали, когда мы выйдем, чтобы проломить нам головы. Плач стоял вокруг, кричали матери и дети: «Господи, что же нам делать? » Тогда я решилась: взяла своих детей, а одна из моих сестер взяла своих, и мы попытались покинуть горящий дом. Но только мы появились в дверях, стрельба усилилась, и пули так стучали по стенкам дома, будто кто-то, набирая пригоршни камней, бросал их в стены; так что нам пришлось вернуться. У нас было шесть сильных собак, но ни одна из них даже не пошевельнулась, хотя раньше, стоило только индейцу подойти к двери, собаки рвались, чтобы броситься на него и разорвать на куски. Видно, Господь являл нам свою волю, дабы мы помнили, что спасение наше исходит только от Него. Однако нам следовало выбраться из дома; огонь усиливался и с ревом надвигался сзади, а впереди были индейцы с ружьями, копьями и топорами, готовые наброситься на нас. Не успели мы выйти, как мой шурин (он был ранен в горло, когда вместе с другими защищал дом) упал мертвым, и сразу же индейцы с дикими криками набросились на него и сорвали одежду. Пули так и свистели; одна попала мне в бок, и, похоже, эта же пуля прошла через живот и ручку дорогой моей малютки, которую я держала на руках. У одного из детей моей старшей сестры (его звали Уильям) была сломана нога; индейцы, видя это, тут же проломили ему голову. Так они продолжали безжалостно убивать одного за другим, а мы стояли, ошеломленные, и кровь ручьями растекалась по земле. Моя старшая сестра была еще в доме, она видела, как язычники тащили матерей в одну сторону, а детей в другую и многие были залиты кровью; старший сын сказал ей, что Уильям мертв, а я ранена, и она закричала: «О Господи, дай мне умереть вместе с ними! » И не успела она это сказать, как пуля сразила ее, и она упала на пороге. Я надеюсь, что ей воздастся за ее добрые дела, ибо она преданно служила Господу. В юности на ее долю выпало немало душевных страданий, пока она не приняла сердцем слова Священного Писания: «Но Господь сказал мне: «Довольно для тебя благодати Моей»». Много позже, через двадцать с лишним лет, я слышала от нее самой, каким утешением были для нее эти слова.
Но вернусь к своему рассказу. Индейцы оттащили меня в одну сторону, а детей в другую и сказали: «Пойдешь с нами». Я спросила: «Меня убьют? » Они ответили, что не тронут, если я добровольно пойду с ними.
О! Какой горестный вид являл собой наш дом! «Приидите и видите дела Господа, — какие произвел Он опустошения на земле». Из тридцати восьми человек, бывших в этом доме, никто не избежал либо смерти, либо горького плена, кроме одного, который мог бы сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154