ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда хозяин встал и голосом, привыкшим к послушанию, призвал свою семью присоединиться, ради безрассудного правителя страны их предков, к молитве Тому, кто один лишь может смягчать сердца государей, он тоже поднялся со своего места. Но даже в этом проявлении набожности незнакомец имел вид человека, скорее желающего доставить удовольствие своим собеседникам, нежели добиться желаемого.
Молитва, хоть и краткая, была сосредоточенной, горячей и достаточно проникновенной. Ткацкие станки в соседней комнате прекратили свое жужжание, и общее движение означало, что там все встали, чтобы присоединиться к молитве, а один-два из их числа, побуждаемые более глубокой набожностью либо более сильным интересом, подобрались ближе к открытой двери между комнатами, чтобы лучше слышать. Эта единственная, но характерная помеха положила конец тому особому направлению разговора, которое его и породило.
— А есть ли у нас основание бояться набега дикарей на границы? — спросил Контент, заметив, что живая душа его отца еще не вполне успокоилась, чтобы вернуться к обсуждению мирских дел. — Человек, приносивший товары из городов снизу несколько месяцев назад, излагал причины, по которым следует опасаться брожения среди краснокожих.
Эта тема не представляла интереса для незнакомца. Он остался глух к вопросу либо предпочел сделать вид, что не расслышал. Закрыв обеими крупными и потрепанными непогодой, хотя и сильными, ладонями заметно помрачневшее лицо, он, казалось, так глубоко ушел в свои мысли, отрешившись от всего мирского, что легкая дрожь пробежала по его плотному телу.
— С нами много тех, к кому наши сердца очень привязаны; вот почему нас так волнует малейший признак тревоги с той стороны, — добавила нежная и обеспокоенная мать, устремив взор на поднятые лица двух девчушек, сидящих на скамеечках у ее ног и занятых легким шитьем. — Но я рада видеть, что человек, который прибыл из мест, где умонастроения дикарей должны понимать лучше, не побоялся сделать это безоружным.
Путник медленно открыл свое лицо, и взгляд, брошенный им на лицо говорившей, не был лишен доброго и заинтересованного выражения. Мгновенно овладев собой, он поднялся и, повернувшись к сдвоенному кожаному мешку, который недавно висел на крупе его лошади, а теперь лежал недалеко от стула, вытащил из двух хитроумно придуманных карманов по его бокам пару дорожных пистолетов и демонстративно положил их на стол.
— Хотя я мало расположен искать встречи с кем-нибудь в образе человека, я не пренебрегаю обычными мерами предосторожности тех, кто вступает в дикие места. Вот оружие, которое в твердых руках может легко отнять жизнь либо, при необходимости, сохранить ее.
Юный Марк придвинулся с детским любопытством и, одним пальцем отважившись притронуться к замку, в то же время украдкой бросив понимающий взгляд в сторону матери, сказал с презрительным видом, насколько позволяла его выучка:
— Индейская стрела точнее поразила бы цель, чем такой короткий ствол! Когда ополченец из Хартфорда свалил дикую кошку при расчистке холма, он послал пулю из пятифутового ствола. Кроме того, эта короткоствольная штука будет бесполезным оружием в рукопашной схватке против остроконечного ножа, которым подлый вампаноа умеет пользоваться.
— Мальчик, тебе немного лет, и смелость твоих речей замечательна, — сурово прервал его дед.
Незнакомец не выказал неудовольствия по поводу самоуверенной речи парня. Подбодрив его взглядом, который ясно говорил, что рассуждения о качестве оружия ни в коей степени не умалили его расположения к подростку, он заметил:
— Юноша, который не боится думать о сражении или рассуждать об его исходе, придет к возмужалости духа и к независимости. Сотня тысяч подростков вроде этого сберегла бы Уинтропу его драгоценность, а Стюарта избавила бы от такой постыдной, тщетной и жалкой взятки. Но ты увидишь, дитя мое, что если дело дойдет до смертельных объятий, то подлый вампаноа может наткнуться на лезвие столь же острое, как его собственное.
Говоря это, незнакомец развязал несколько шнуров своего камзола и сунул руку за пазуху. Это позволило не одному глазу приметить мгновенный блеск оружия, подобного только что описанному, но гораздо меньшего размера, чем то, которое он уже так непринужденно выставил напоказ. Поскольку он тотчас убрал руку и снова запахнул одежду с нарочитой заботливостью, никто не осмелился высказаться по поводу этого обстоятельства, зато все обратили внимание на длинный острый охотничий нож, который он, договорив, положил рядом с пистолетами. Марк отважился раскрыть его лезвие, но с отвращением бросил, внезапно обнаружив, что к его пальцам пристало несколько ворсинок грубой лохматой шерсти.
— Прямые Рога наткнулся на куст острее колючек! — воскликнул Уиттал Ринг, вертевшийся рядом и с детским восхищением следивший за малейшими движениями действующих лиц. — Стальной нож, немного сухих листьев и обломанные ветки сделали бы жаркое из самого старого барана с колокольчиком. Я знаю, что волос у всех моих овечек рыжеватый, и я насчитал их пять на закате. Это как раз столько, сколько продиралось сквозь подлесок, когда я освободил их от пут поутру. Но на тридцати шести спинах не может расти тридцать семь шкур с ненастриженной шерстью. Хозяин знает это, потому что он ученый и умеет считать до ста!
Намек на судьбу пропавшего барана был столь прямым, что не позволял неправильно истолковать смысл слов слабоумного. Животные этой категории были крайне важны для благополучия поселенцев, и, вероятно, среди слушавших Уиттала Ринга не было ни одного, кто не понял бы сути сказанного. В самом деле, громкое хихиканье и то, как откровенно и насмешливо сам парень держал над головой ворсистые волокна, позаимствованные у юного Марка, не допускали никакого утаивания, даже будь к тому желание.
— Этот обделенный умом юноша намекает, что твой нож опробовал свое лезвие на баране, которого недосчитались в нашей отаре с тех пор, как животные поутру ушли в поля на холме, — спокойно сказал хозяин, хотя даже он опустил глаза долу, ожидая прямого ответа на реплику, как того требовало его чувство справедливости и неизменная любовь к истине.
Незнакомец спросил голосом, не утратившим своей глубины и твердости:
— Разве голод — преступление, что те, кто живет так далеко от обителей себялюбия, воспринимают это с гневом?
— Никогда стопа христианина не приближалась к воротам Виш-Тон-Виша, чтобы быть немилосердно отвергнутой, но то, что дается по доброй воле, не должно отторгаться самовольно. С холма, где обычно пасется отара, легко увидеть эти крыши сквозь многочисленные просеки, и было бы лучше, чтобы тело томилось, чем тяжкий грех лег на бессмертную душу, и без того чересчур обремененную, если только тебе не посчастливилось больше, чем другим из падшего племени Адамова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154