Добросовестная милиция такую малину с удовольствием бы ликвиднула. На мой взгляд, здесь орудуют важные лица. Жуткий клубок, кто в нем запутан, не поняла ещё, а предполагаю самое худшее; честно говоря, до правды докопаться винтиков не хватает.
— Дай Бог здоровья, а умишко и такой сойдёт, — вдруг наставительно брякнул Гутюша. Я повернулась к нему.
— Гутюша, ты, надеюсь, понимаешь, что я открыла тебе страшную тайну и трепать языком не следует?
— Я что — себе враг, садист что ль набекрень, — обиделся Гутюша. — С кем попало носом не трусь.
— Умоляю, сделайте этот барак до того, как вас посадят на много лет, — зажалобился Тадеуш. — Мне чертовски неохота делать смету дважды…
* * *
— А все эта Сушко, пани начальница. Мне сдаётся, она сама забрала ребёнка и куда-то подевала. Милиция в конце концов найдёт его…
— Шляется и шляется: чокнутая, так запереть надо и всех делов. Вы пошлите кого-нибудь, ради всего святого, ведь живёт же она где-то.
— Да я сама пойду…
Шепчущиеся бабы заметили меня и замолчали. Их секреты меня совсем не интересовали, я сидела на корточках почти у их ног, в конце коридора, так как Гутюша не мог добраться с рулеткой до противоположной стены и передвигал какой-то хлам, а я держала ноль. Мы честно выполняли поручение Тадеуша и старались замерять точно. Детей как раз отправили гулять, и мы вкалывали высунув языки, чтобы успеть до их возвращения, но меблировка барака сводила на нет героические наши усилия.
Все строение представляло собой нечто чудовищное. Строили барак из любых попавшихся под руку материалов, злостно смешав их без складу и ладу, в довершение бед часть барака занимала поликлиника, снабжённая безумным количеством изощрённых установок. Возводил этот монстр не иначе как маньяк.
— Гутюша, присядем на минуту и сообразим, что есть что, — предложила я, закончив детские помещения. — У меня тут дерево, кирпич, бетон, гипсолит и прочее. Давай отметим все на нашей мазне, иначе потом не разберёмся.
— Держится все на старом кирпичном фундаменте, — сообщил Гутюша, усаживаясь рядом со мной на останках старой стены под открытым окном какой-то комнаты. — Сохранился фрагмент подвала, но часть барака, вон та, другая сторона — бетон.
Мы начали обозначать материал стен на листочках набросков. Дети уже возвращались с прогулки, тихие и покорные. Они медлительно и неуклюже переваливались через порог и исчезали в бараке, видно, усталые, хотя трудно понять отчего. Они не бегали, не играли в мяч, правда, я в то время работала в помещении и могла не заметить их повадку.
— Иди, пощупай два последних окна, — поручила я Гутюше. — У нас записано — менять, а я не знаю что на что. Дерево на кирпич или кирпич на дерево.
Гутюша встал и отправился к дальнему краю строения. В помещении за моей спиной раздался шум: кто-то вошёл и начал набирать по телефону номер — явственно слышался треск, а потом гудки. На другом конце взяли трубку.
— Пан поручик? — заговорил женский голос почти над моей головой. По-видимому, телефон стоял недалеко от окна. — Ну так я не знаю, того ребёнка нет. Заведующая не хочет заявлять… Думает, мать забрала мальца… Та, чокнутая… Да, Сушко… Я сама её видела, заявилась и сидела с ребёнком… Какая там загородка, и половины нету… Кто должен поставить? Так, знаете, пан поручик, фондов нету, рабочего нету… Позавчера, да, под вечер. Пожалуй, около шести… Да я звонила, только вас не было, а после не смогла — она тут в канцелярии торчала… Что?.. А, какое там, чепуха всякая, что у панов магазин, или ещё там что… Да в основном дети болтают, а я слышала… Ладно, только после восьми, раньше не могу…
Щёлкнула положенная трубка. Одновременно вернулся Гутюша.
— Пани Ната, — очевидно, за стеной появилась другая женщина, — заберите все эти полотенца, у малышки опять кровь носом пошла…
— Кирпич, — объявил Гутюша и потянулся за эскизом. — С этой стороны кирпич, а с той — дерево.
Я сразу не смогла сообразить, о чем он, так меня заинтересовал телефонный разговор. Какая-то ненормальная.., похоже, та, приходящая, украла собственного ребёнка. По непонятным причинам факт должен сохраняться в тайне. Черт-те что, вечные тайны…
Одноэтажный барак занял два полных дня. Мы сообщали всем, кто попадал под руку, что ещё вернёмся уточнить детали. Таким образом открылся путь к наркоманскому притону, нужному мне, в общем-то, как дыра в мосту.
Божидар объявился на следующий день вечером и принялся меня упрекать; заходил, видите ли, трижды и не заставал. Желая избежать никчёмной перепалки, я не стала напоминать о том, что предупреждала его насчёт своей работы, и поспешила похвалиться добытыми сведениями.
— Там провоняло все, не только кукла, — суммировала я, дав ему полный отчёт. — Ничего определённого, но что-то зловещее в атмосфере. Проход в подвал ведёт в одну сторону, словно бы специально, если придётся сматываться; ребёнок у них пропал, заведующая избегает милиции, а какая-то пани Ната по-тихому доносит обо всем. Я ещё там буду, что мне проверить, как думаешь?
— Где это находится точнее? — спросил Божидар, слушавший до сих пор молчаливо, с каменным лицом.
— Я сказала адрес.
— Предпочитаю проверить сам…
— А я обещала Гутюше, что без него к манекену не притронусь!
— Меня интересует не кукла, а пропавший ребёнок. Не нравится мне все это. Мальчик мог… Он замолчал. Пауза затянулась.
— Что мальчик?
— Ничего. Как все дети. Мог спрятаться где-нибудь, ты говоришь, там много строительных завалов…
Память стартовала спринтом, перед глазами возникла картина, виденная четыре дня назад. Гора щебёнки, колышки, воткнутые в землю, и сторож, размахивающий руками, злобно оберегающий эту границу. Я смотрела ему в спину, собственно говоря, не смотрела, лишь взглянула, но общий вид запечатлелся в моем мозгу. Пригорок в одном месте словно выгрызен, видимо, обвалился — из-под слоя земли проступала часть стены и подвального свода, упавшая тонкая берёзка уже слегка завяла. И дети… Дети, играющие в песке… Детям все равно, что у них под руками: песок, разбитый кирпич, гравий, угольная крошка, земля…
Мне представилось страшное продолжение… Дети играют на грудах мусора около обвала — копают большую яму, щебень осыпается на одного ребёнка, присевшего на корточки… Дети недоразвитые — вялые, равнодушные — могли никому и слова не сказать…
Меня просто катапультировало со стула.
Уже стемнело, когда мы доехали до места, горели фонари. Мои видения Божидар не комментировал, молчал почти всю дорогу. Осмотрел весь участок, потом барак с детьми, прочитал все надписи и вошёл, велев мне дожидаться во дворе, да ещё так, чтобы не бросаться в глаза. От пояснений воздержался.
Я уселась на знакомой стенке. Разобранная оградная сетка, местами вообще оторванная от столбов, лежала на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Дай Бог здоровья, а умишко и такой сойдёт, — вдруг наставительно брякнул Гутюша. Я повернулась к нему.
— Гутюша, ты, надеюсь, понимаешь, что я открыла тебе страшную тайну и трепать языком не следует?
— Я что — себе враг, садист что ль набекрень, — обиделся Гутюша. — С кем попало носом не трусь.
— Умоляю, сделайте этот барак до того, как вас посадят на много лет, — зажалобился Тадеуш. — Мне чертовски неохота делать смету дважды…
* * *
— А все эта Сушко, пани начальница. Мне сдаётся, она сама забрала ребёнка и куда-то подевала. Милиция в конце концов найдёт его…
— Шляется и шляется: чокнутая, так запереть надо и всех делов. Вы пошлите кого-нибудь, ради всего святого, ведь живёт же она где-то.
— Да я сама пойду…
Шепчущиеся бабы заметили меня и замолчали. Их секреты меня совсем не интересовали, я сидела на корточках почти у их ног, в конце коридора, так как Гутюша не мог добраться с рулеткой до противоположной стены и передвигал какой-то хлам, а я держала ноль. Мы честно выполняли поручение Тадеуша и старались замерять точно. Детей как раз отправили гулять, и мы вкалывали высунув языки, чтобы успеть до их возвращения, но меблировка барака сводила на нет героические наши усилия.
Все строение представляло собой нечто чудовищное. Строили барак из любых попавшихся под руку материалов, злостно смешав их без складу и ладу, в довершение бед часть барака занимала поликлиника, снабжённая безумным количеством изощрённых установок. Возводил этот монстр не иначе как маньяк.
— Гутюша, присядем на минуту и сообразим, что есть что, — предложила я, закончив детские помещения. — У меня тут дерево, кирпич, бетон, гипсолит и прочее. Давай отметим все на нашей мазне, иначе потом не разберёмся.
— Держится все на старом кирпичном фундаменте, — сообщил Гутюша, усаживаясь рядом со мной на останках старой стены под открытым окном какой-то комнаты. — Сохранился фрагмент подвала, но часть барака, вон та, другая сторона — бетон.
Мы начали обозначать материал стен на листочках набросков. Дети уже возвращались с прогулки, тихие и покорные. Они медлительно и неуклюже переваливались через порог и исчезали в бараке, видно, усталые, хотя трудно понять отчего. Они не бегали, не играли в мяч, правда, я в то время работала в помещении и могла не заметить их повадку.
— Иди, пощупай два последних окна, — поручила я Гутюше. — У нас записано — менять, а я не знаю что на что. Дерево на кирпич или кирпич на дерево.
Гутюша встал и отправился к дальнему краю строения. В помещении за моей спиной раздался шум: кто-то вошёл и начал набирать по телефону номер — явственно слышался треск, а потом гудки. На другом конце взяли трубку.
— Пан поручик? — заговорил женский голос почти над моей головой. По-видимому, телефон стоял недалеко от окна. — Ну так я не знаю, того ребёнка нет. Заведующая не хочет заявлять… Думает, мать забрала мальца… Та, чокнутая… Да, Сушко… Я сама её видела, заявилась и сидела с ребёнком… Какая там загородка, и половины нету… Кто должен поставить? Так, знаете, пан поручик, фондов нету, рабочего нету… Позавчера, да, под вечер. Пожалуй, около шести… Да я звонила, только вас не было, а после не смогла — она тут в канцелярии торчала… Что?.. А, какое там, чепуха всякая, что у панов магазин, или ещё там что… Да в основном дети болтают, а я слышала… Ладно, только после восьми, раньше не могу…
Щёлкнула положенная трубка. Одновременно вернулся Гутюша.
— Пани Ната, — очевидно, за стеной появилась другая женщина, — заберите все эти полотенца, у малышки опять кровь носом пошла…
— Кирпич, — объявил Гутюша и потянулся за эскизом. — С этой стороны кирпич, а с той — дерево.
Я сразу не смогла сообразить, о чем он, так меня заинтересовал телефонный разговор. Какая-то ненормальная.., похоже, та, приходящая, украла собственного ребёнка. По непонятным причинам факт должен сохраняться в тайне. Черт-те что, вечные тайны…
Одноэтажный барак занял два полных дня. Мы сообщали всем, кто попадал под руку, что ещё вернёмся уточнить детали. Таким образом открылся путь к наркоманскому притону, нужному мне, в общем-то, как дыра в мосту.
Божидар объявился на следующий день вечером и принялся меня упрекать; заходил, видите ли, трижды и не заставал. Желая избежать никчёмной перепалки, я не стала напоминать о том, что предупреждала его насчёт своей работы, и поспешила похвалиться добытыми сведениями.
— Там провоняло все, не только кукла, — суммировала я, дав ему полный отчёт. — Ничего определённого, но что-то зловещее в атмосфере. Проход в подвал ведёт в одну сторону, словно бы специально, если придётся сматываться; ребёнок у них пропал, заведующая избегает милиции, а какая-то пани Ната по-тихому доносит обо всем. Я ещё там буду, что мне проверить, как думаешь?
— Где это находится точнее? — спросил Божидар, слушавший до сих пор молчаливо, с каменным лицом.
— Я сказала адрес.
— Предпочитаю проверить сам…
— А я обещала Гутюше, что без него к манекену не притронусь!
— Меня интересует не кукла, а пропавший ребёнок. Не нравится мне все это. Мальчик мог… Он замолчал. Пауза затянулась.
— Что мальчик?
— Ничего. Как все дети. Мог спрятаться где-нибудь, ты говоришь, там много строительных завалов…
Память стартовала спринтом, перед глазами возникла картина, виденная четыре дня назад. Гора щебёнки, колышки, воткнутые в землю, и сторож, размахивающий руками, злобно оберегающий эту границу. Я смотрела ему в спину, собственно говоря, не смотрела, лишь взглянула, но общий вид запечатлелся в моем мозгу. Пригорок в одном месте словно выгрызен, видимо, обвалился — из-под слоя земли проступала часть стены и подвального свода, упавшая тонкая берёзка уже слегка завяла. И дети… Дети, играющие в песке… Детям все равно, что у них под руками: песок, разбитый кирпич, гравий, угольная крошка, земля…
Мне представилось страшное продолжение… Дети играют на грудах мусора около обвала — копают большую яму, щебень осыпается на одного ребёнка, присевшего на корточки… Дети недоразвитые — вялые, равнодушные — могли никому и слова не сказать…
Меня просто катапультировало со стула.
Уже стемнело, когда мы доехали до места, горели фонари. Мои видения Божидар не комментировал, молчал почти всю дорогу. Осмотрел весь участок, потом барак с детьми, прочитал все надписи и вошёл, велев мне дожидаться во дворе, да ещё так, чтобы не бросаться в глаза. От пояснений воздержался.
Я уселась на знакомой стенке. Разобранная оградная сетка, местами вообще оторванная от столбов, лежала на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69