В результате вашей халтурной работы я теперь оказался в
неудобном положении вынужденного отчитываться за проведенное вне базы
время перед моим добрым другом, князем Каатом Ц. Вопрос насколько он
добрый друг подвергнется теперь тяжелому испытанию. Как и ваша способность
давать крупные взятки кому надо. Надеюсь, ради нас обоих, что последняя
окажется достаточной. Объяснить потерю "Унна" будет куда труднее. Если
произойдет утечка сведений об истинных обстоятельствах этого идиотского
предприятия, то этого будет более чем достаточно, чтобы приговорить нас к
смерти от пыток энной степени в руках Мастеров. Будьте добры не забывать
об этом". Подпишите это: "Искренне ваш Рииди ВВ, барон, и т.д., и т.п.". И
принесите мне выпить.
13
Стояла осень. Мамаша Мастифф закрыла лавку, завернула обед и взяла их
обоих в Королевские Парки. День выдался безоблачный, потому-то они и
выбрались из дома. Буквально безоблачный. На Мотыльке это не просто
приятное исключение, а целое событие. Он отлично помнил, как бесконечно
глазел на странного цвета небо. Оно стало голубым, столь отличающимся от
нормального светло-серого. От него болели глаза. Мысли животных, птиц
сделались странными и путаными. А мелкие торговцы апатично сидели себе в
ларьках и тихо кляли солнце. Оно украло у них всех клиентов. Небо стало
мягче, а в Дралларе любая мягкость была редкостью. Поэтому все взяли
выходной, включая короля.
Королевские парки занимали обширную территорию. Вначале их создали
строители первых ботанических садов для заполнения пространства,
оставшегося после постройки этих огромных сооружений. Из-за какой-то
чудовищной бюрократической ошибки их открыли для простой публики, и с тех
пор так и осталось. Огромные сверкающие стволы знаменитых железных
деревьев устремлялись, прямые и гордые, на невозможные высоты над его
мальчишеской головой. Они казались куда более вечными, чем сам город.
Железные деревья сбрасывали листву. Каждую вторую неделю приходили
королевские садовники и собирали все опавшие листья и ветки. Железные
деревья попадались редко, даже на Мотыльке, и эти огрызки были чересчур
ценными, чтобы выметать их. По территории парка фланировали стражники в
лимонно-зеленых мундирах, больше для защиты деревьев, нежели людей.
На чудесных гимнастических снарядах и гигантских шагах играли дети.
Король считал, что раз уж народ допустили в парк, то и он может с таким же
успехом в полной мере насладиться пребыванием в нем. Дралларские короли
отличались жадностью, да, но не исключительной.
Флинкс был слишком робок, чтобы присоединиться к хихикающим бегающим
фигуркам на игровой площадке. И они все боялись Пипа, глупые! Хотя была
там одна девочка... сплошные кудряшки, голубые глаза и румянец. Она
нерешительно топталась на месте, упорно стараясь показать, что ей все это
не интересно, но без успеха. Мысли у нее были приятными. Мини-дракончик
скорее завораживал ее, чем отталкивал. Они находились на грани знакомства
на простой, но очень правильный лад, который так быстро утрачивают
взрослые, когда сверху спланировал большой невидимый лист и ударил его
прямо между глаз. Листья у железного дерева тяжелые, но не настолько,
чтобы нанести рану, даже маленькому мальчику. Только смущение. Она начала
неудержимо хихикать. Рассвирепев, он ушел, с горящими от ее смеха ушами, с
мозгом, парализованным мыслью, что она увидела его в таком виде. С минуту
он подумывал науськать на нее Пипа. Но это был один из тех импульсов,
которые он научился обуздывать очень рано, когда способности змея были
предельно ясно и страшно продемонстрированы на их настойчивой
мучительнице, бродячей собаке-дворняге.
Несмотря на то, что он уходил все дальше и дальше, ее смех
преследовал его, словно призрак. Уходя, он наносил злобные и бесполезные
удары по беззаботно плававшим вокруг него листьям ржавого цвета. А иногда
он даже не прикасался к ним, когда они, сломавшись, падали наземь.
14
Затем небо перестало быть голубым. Не было оно больше и светло-серым.
Оно стало пастельно-зеленым.
Флинкс перестал молотить руками и огляделся кругом. Пип прекратил
бить хозяина перепончатыми крыльями по лицу и, улетев, удобно свернулся
вокруг ближайшего ограждения койки, удовлетворенный вызванной им реакцией.
Крепкая конструкция дракончика явно мало пострадала от болезненного
воздействия. Флинкс еще не знал, обругать ли его или поцеловать.
Он попробовал сесть, но повалился на спину, истощенный этим коротким
усилием. Самое интересное - кости его вообще не беспокоили. Но мускулы! А
также связки и сухожилия, вся связующая паутина, соединяющая части
скелета. Ощущение такое, словно их связали конец к концу, растянули,
скатали в шар и сбили в одну из наименее аппетитных фрикаделек Мамаши
Мастифф.
Это стало настоящим испытанием, но он, наконец, сумел сесть. События
последних... - сколько он пробыл без сознания? - вернулись к нему, когда
он растирал онемевшие ноги, восстанавливая кровообращение. Как только он
вновь почувствовал себя достаточно хорошо, то поспешил нагнуться и
включить микрофон корабельной связи. На случай, если другие находились в
менее удовлетворительном состоянии, он объявил медленно и четко, так,
чтобы его наверняка поняли.
- Капитан? Капитан! Рубка? Есть там кто-нибудь? - Он почувствовал все
прочие разумы, но не их состояние, так как его собственный был еще слишком
взбаламучен, чтобы сфокусироваться.
- Рахиси, киджана! Не волнуйся. Рад слышать, что ты тоже очнулся. - В
голосе торговца слышался знакомый здоровый грохот, но Флинкс прочел в его
мозгу напряжение. Еще через минуту на маленьком видеоэкране вспыхнуло его
изображение. На грубом лице прибавилась морщина-другая, а в бороде -
несколько седых волос, но в остальном каменная физиономия осталась
прежней. И хотя его тело и душа выглядели измотанными, лицо отражало
прежний энтузиазм.
- Мы с Вульфом оставались в сознании, хотя и не на ногах, мойо.
Узито! Какое испытание! Кажется, наш друг, твердолобый философ, носящий
свой внутренний скелет снаружи, вынес это лучше, чем все остальные. Он
пришел сюда и привел нас в чувство.
Голос инсектоида донесся по репродуктору откуда-то извне пределов
действия камеры, но Флинкс мог определить транкса по силе его мыслей,
бывших и впрямь лучше организованными, чем у его спутников.
- Будь остальное ваше тело, капитан, таким же твердым, как лоб, вы,
по крайней мере, не нуждались бы в моей помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
неудобном положении вынужденного отчитываться за проведенное вне базы
время перед моим добрым другом, князем Каатом Ц. Вопрос насколько он
добрый друг подвергнется теперь тяжелому испытанию. Как и ваша способность
давать крупные взятки кому надо. Надеюсь, ради нас обоих, что последняя
окажется достаточной. Объяснить потерю "Унна" будет куда труднее. Если
произойдет утечка сведений об истинных обстоятельствах этого идиотского
предприятия, то этого будет более чем достаточно, чтобы приговорить нас к
смерти от пыток энной степени в руках Мастеров. Будьте добры не забывать
об этом". Подпишите это: "Искренне ваш Рииди ВВ, барон, и т.д., и т.п.". И
принесите мне выпить.
13
Стояла осень. Мамаша Мастифф закрыла лавку, завернула обед и взяла их
обоих в Королевские Парки. День выдался безоблачный, потому-то они и
выбрались из дома. Буквально безоблачный. На Мотыльке это не просто
приятное исключение, а целое событие. Он отлично помнил, как бесконечно
глазел на странного цвета небо. Оно стало голубым, столь отличающимся от
нормального светло-серого. От него болели глаза. Мысли животных, птиц
сделались странными и путаными. А мелкие торговцы апатично сидели себе в
ларьках и тихо кляли солнце. Оно украло у них всех клиентов. Небо стало
мягче, а в Дралларе любая мягкость была редкостью. Поэтому все взяли
выходной, включая короля.
Королевские парки занимали обширную территорию. Вначале их создали
строители первых ботанических садов для заполнения пространства,
оставшегося после постройки этих огромных сооружений. Из-за какой-то
чудовищной бюрократической ошибки их открыли для простой публики, и с тех
пор так и осталось. Огромные сверкающие стволы знаменитых железных
деревьев устремлялись, прямые и гордые, на невозможные высоты над его
мальчишеской головой. Они казались куда более вечными, чем сам город.
Железные деревья сбрасывали листву. Каждую вторую неделю приходили
королевские садовники и собирали все опавшие листья и ветки. Железные
деревья попадались редко, даже на Мотыльке, и эти огрызки были чересчур
ценными, чтобы выметать их. По территории парка фланировали стражники в
лимонно-зеленых мундирах, больше для защиты деревьев, нежели людей.
На чудесных гимнастических снарядах и гигантских шагах играли дети.
Король считал, что раз уж народ допустили в парк, то и он может с таким же
успехом в полной мере насладиться пребыванием в нем. Дралларские короли
отличались жадностью, да, но не исключительной.
Флинкс был слишком робок, чтобы присоединиться к хихикающим бегающим
фигуркам на игровой площадке. И они все боялись Пипа, глупые! Хотя была
там одна девочка... сплошные кудряшки, голубые глаза и румянец. Она
нерешительно топталась на месте, упорно стараясь показать, что ей все это
не интересно, но без успеха. Мысли у нее были приятными. Мини-дракончик
скорее завораживал ее, чем отталкивал. Они находились на грани знакомства
на простой, но очень правильный лад, который так быстро утрачивают
взрослые, когда сверху спланировал большой невидимый лист и ударил его
прямо между глаз. Листья у железного дерева тяжелые, но не настолько,
чтобы нанести рану, даже маленькому мальчику. Только смущение. Она начала
неудержимо хихикать. Рассвирепев, он ушел, с горящими от ее смеха ушами, с
мозгом, парализованным мыслью, что она увидела его в таком виде. С минуту
он подумывал науськать на нее Пипа. Но это был один из тех импульсов,
которые он научился обуздывать очень рано, когда способности змея были
предельно ясно и страшно продемонстрированы на их настойчивой
мучительнице, бродячей собаке-дворняге.
Несмотря на то, что он уходил все дальше и дальше, ее смех
преследовал его, словно призрак. Уходя, он наносил злобные и бесполезные
удары по беззаботно плававшим вокруг него листьям ржавого цвета. А иногда
он даже не прикасался к ним, когда они, сломавшись, падали наземь.
14
Затем небо перестало быть голубым. Не было оно больше и светло-серым.
Оно стало пастельно-зеленым.
Флинкс перестал молотить руками и огляделся кругом. Пип прекратил
бить хозяина перепончатыми крыльями по лицу и, улетев, удобно свернулся
вокруг ближайшего ограждения койки, удовлетворенный вызванной им реакцией.
Крепкая конструкция дракончика явно мало пострадала от болезненного
воздействия. Флинкс еще не знал, обругать ли его или поцеловать.
Он попробовал сесть, но повалился на спину, истощенный этим коротким
усилием. Самое интересное - кости его вообще не беспокоили. Но мускулы! А
также связки и сухожилия, вся связующая паутина, соединяющая части
скелета. Ощущение такое, словно их связали конец к концу, растянули,
скатали в шар и сбили в одну из наименее аппетитных фрикаделек Мамаши
Мастифф.
Это стало настоящим испытанием, но он, наконец, сумел сесть. События
последних... - сколько он пробыл без сознания? - вернулись к нему, когда
он растирал онемевшие ноги, восстанавливая кровообращение. Как только он
вновь почувствовал себя достаточно хорошо, то поспешил нагнуться и
включить микрофон корабельной связи. На случай, если другие находились в
менее удовлетворительном состоянии, он объявил медленно и четко, так,
чтобы его наверняка поняли.
- Капитан? Капитан! Рубка? Есть там кто-нибудь? - Он почувствовал все
прочие разумы, но не их состояние, так как его собственный был еще слишком
взбаламучен, чтобы сфокусироваться.
- Рахиси, киджана! Не волнуйся. Рад слышать, что ты тоже очнулся. - В
голосе торговца слышался знакомый здоровый грохот, но Флинкс прочел в его
мозгу напряжение. Еще через минуту на маленьком видеоэкране вспыхнуло его
изображение. На грубом лице прибавилась морщина-другая, а в бороде -
несколько седых волос, но в остальном каменная физиономия осталась
прежней. И хотя его тело и душа выглядели измотанными, лицо отражало
прежний энтузиазм.
- Мы с Вульфом оставались в сознании, хотя и не на ногах, мойо.
Узито! Какое испытание! Кажется, наш друг, твердолобый философ, носящий
свой внутренний скелет снаружи, вынес это лучше, чем все остальные. Он
пришел сюда и привел нас в чувство.
Голос инсектоида донесся по репродуктору откуда-то извне пределов
действия камеры, но Флинкс мог определить транкса по силе его мыслей,
бывших и впрямь лучше организованными, чем у его спутников.
- Будь остальное ваше тело, капитан, таким же твердым, как лоб, вы,
по крайней мере, не нуждались бы в моей помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63