Кьюлаэра замер, не в силах поверить в происходящее. Наконец он сказал:
— Вы понимаете, на что идете? Это путешествие может погубить нас всех еще до того, как мы увидим нашего врага!
— Знаем, — сказала Вира. — Но у нас нет другой цели в жизни. Так мы по крайней мере можем умереть, рискнув отыскать недруга.
Кьюлаэра осмотрел строй, увидел множество глаз, наполненных болью и решимостью. От людей, наслушавшихся россказней Боленкара о хорошей жизни, достичь которой можно было, причиняя боль другим, пострадали не только Вира и женщины ее деревни. Ни у кого в войске Кьюлаэры не осталось родных. Кого-то разбойники лишили их любимых, как Виру, другие были изгнанниками, как он сам.
— Они преданы тебе, воин, — сказала Китишейн. Кьюлаэра кивнул:
— Что ж, да будет так. Полмили назад мы проходили мимо пруда. Все наполнили свои бурдюки водой?
Все кивнули.
— Мы разобьем здесь лагерь и отдохнем, — сказал Кьюлаэра, — в такую жару идти опасно. Когда солнце спрячется, мы отправимся в путь.
Когда село солнце, ночь наступила поразительно быстро. Путники собрались, затушили костры и вышли в пустыню, отдохнувшие и окрепшие. Через час было уже почти прохладно.
Они шли всю ночь, а утром разбили лагерь. Йокот подошел к Кьюлаэре и сказал:
— Я не чувствую здесь воды — ни скрытой, ни открытой. Я бросал кости и искал приметы, но не нашел ни единого намека на то, что во время ближайшего перехода мы найдем влагу.
Кьюлаэра кивнул и обратился к Китишейн:
— Скажи, чтобы никто не пил без твоего приказа.
Китишейн уставилась на него:
— Почему я?
— Потому что если этим буду заниматься я, то мы будем пить либо слишком часто, либо слишком редко, но только не так, как нужно. А ты лучше знаешь, как часто можно пить, — тебе и отвечать за воду.
С наступлением ночи они пошли дальше. Китишейн распорядилась делать по три глотка воды каждый час и давала знать, когда это время наступало. В самый темный час ночи, когда стало очень холодно, Вира вскрикнула. Войско остановилось, Кьюлаэра обернулся к женщине. Она показывала куда-то вдаль. Кьюлаэра посмотрел в ту сторону и ничего не увидел. Он подбежал к Вире:
— Что ты там видишь?
— Какие-то белые пятна приближаются, они будто бы летят над пустыней!
— Привидения! Привидения! — Еле слышный шепот пронесся по рядам.
— Встать в кольцо с оружием наготове! — рявкнул Кьюлаэра. — Что бы это ни было, мы покажемся ему колючим!
Они стали быстро строиться. Готовность к бою прибавила им отваги. Заняв места, все обратили взоры во тьму, ожидая появления привидений.
И они появились — белые колыхающиеся силуэты высоко над песком, — в точности такие, какими их описала Вира!
Когда они приблизились, Йокот крикнул:
— Это не привидения — это люди! И одному Богу известно, что за животных они оседлали!
— Готовьте стрелы и копья, — крикнула Китишейн, — но без моего приказа не кидайте и не стреляйте. Это могут быть и друзья.
Особой надежды, правда, в ее голосе не прозвучало.
Незнакомцы уже почти врезались в маленькое войско, когда всадники натянули поводья и северяне смогли разглядеть их скакунов. Это были высокие, длинношеие, длинноногие, нескладные звери, на спинах которых возвышались горбы. Всадники сидели в седлах поверх этих горбов, в красивых балахонах, которые, не будь они усыпаны песком, были бы белыми. Головы их покрывала ткань, скрепленная веревочными кольцами. Они были загорелыми и бородатыми. Посреди всадников на спинах высоких скакунов вместо седел стояли небольшие домики с занавесками. В руках мужчин сверкали мечи; не было видно ни одной женщины и ни одного ребенка.
Оба войска враждебно взирали друг на друга, потрясая оружием, но и те и другие чувствовали себя неуверенно.
— Это не враги, — сказала наконец Китишейн, — иначе они уже набросились бы на нас.
Кьюлаэра кивнул, сделал шаг вперед, переложил меч в левую руку, а правую поднял и сказал:
— Мир!
— Кьюлаэра! — прошептала Китишейн и затаила дыхание.
Один из всадников подвел своего зверя чуть ближе, переложил меч в левую руку и, подражая Кьюлаэре, поднял правую вверх:
— Солэм!
— Может, на их языке это означает «мир»? — спросила Луа.
— Очень может быть. — Кьюлаэра не спускал глаз с лица всадника, стараясь выглядеть дружелюбно. — Что будем делать дальше, Китишейн?
— Попробуем с ними поговорить, — ответил Йокот.
Он сделал шаг вперед, поднял правую руку и произнес фразу, которую не понял ни один из его соратников.
Человек во втором ряду всадников удивленно посмотрел на него, тронулся с места и встал рядом с вожаком. Он спросил что-то на странном языке — чужом и для его людей, судя по их удивленным лицам.
Но для Йокота язык этот не оказался таким уж чуждым. В его голосе, когда он отвечал второму всаднику, слышались радость и облегчение, но друзья вздрогнули, когда услышали, что он закончил фразу словом «Боленкар». Всадник вроде бы тоже вздрогнул и что-то ответил — быстро и взволнованно. Друзья снова услышали слово «Боленкар».
Йокот отвечал всаднику, широко улыбаясь, потом повернулся к друзьям и сказал:
— Это их шаман. Они тоже враги Боленкара. Он сказал мне их народную пословицу: «Враг моего врага — мой друг».
— Ну, значит, мы-то уж точно друзья! — страстно воскликнул Кьюлаэра. — Как зовут наших друзей и как получилось, что они прискакали к нам?
Йокот повернулся к шаману и переговорил с ним. Тот отвечал, и, пока он говорил, лицо Йокота становилось все мрачнее и мрачнее. Когда шаман умолк, Йокот коротко ответил ему и повернулся к друзьям:
— Его зовут Юзев, он шаман племени Дариада. Они прискакали к нам, потому что увидели нас издалека, а они всегда спешат навстречу беде, а не бегут от нее.
Кьюлаэра согласно закивал:
— Мудро.
— Да, до тех пор, если они сами не начнут создавать сложности там, где их и не было, — хмуро сказала Китишейн. — Но что погнало их в пустыню ночью?
Йокот спросил. Разговор между ним и шаманом всадников в переводе Йокота происходил примерно так:
Йокот: Зачем вы скачете в темноте?
Юзев: Пустыня беспощадна, днем скакать слишком жарко.
Йокот: Так я и подумал, поэтому и мы вышли сюда ночью. Но куда вы вообще скакали?
Юзев: Мы искали пастбища для нашего скота. Мы так живем, все время кочуем, потому что подножного корма здесь немного. Когда наши животные съедают всю траву в одном месте, нам приходится искать другое.
Йокот: Удивляюсь, что вам вообще удается найти траву в этих пустынях.
Юзев: Мы знаем, где растет трава и где прячется вода, эти знания в течение многих поколений переходили от родителей к детям. Но теперь большинство источников пересохло, и пальмы гибнут. Трава становится коричневой и сухой, рассыпается в пыль и улетает. Пустыня расширяется, как это происходило и в дни Дариада-защитника, и нам, живущим на границах живой природы, приходится уходить в поисках пастбищ все дальше и дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Вы понимаете, на что идете? Это путешествие может погубить нас всех еще до того, как мы увидим нашего врага!
— Знаем, — сказала Вира. — Но у нас нет другой цели в жизни. Так мы по крайней мере можем умереть, рискнув отыскать недруга.
Кьюлаэра осмотрел строй, увидел множество глаз, наполненных болью и решимостью. От людей, наслушавшихся россказней Боленкара о хорошей жизни, достичь которой можно было, причиняя боль другим, пострадали не только Вира и женщины ее деревни. Ни у кого в войске Кьюлаэры не осталось родных. Кого-то разбойники лишили их любимых, как Виру, другие были изгнанниками, как он сам.
— Они преданы тебе, воин, — сказала Китишейн. Кьюлаэра кивнул:
— Что ж, да будет так. Полмили назад мы проходили мимо пруда. Все наполнили свои бурдюки водой?
Все кивнули.
— Мы разобьем здесь лагерь и отдохнем, — сказал Кьюлаэра, — в такую жару идти опасно. Когда солнце спрячется, мы отправимся в путь.
Когда село солнце, ночь наступила поразительно быстро. Путники собрались, затушили костры и вышли в пустыню, отдохнувшие и окрепшие. Через час было уже почти прохладно.
Они шли всю ночь, а утром разбили лагерь. Йокот подошел к Кьюлаэре и сказал:
— Я не чувствую здесь воды — ни скрытой, ни открытой. Я бросал кости и искал приметы, но не нашел ни единого намека на то, что во время ближайшего перехода мы найдем влагу.
Кьюлаэра кивнул и обратился к Китишейн:
— Скажи, чтобы никто не пил без твоего приказа.
Китишейн уставилась на него:
— Почему я?
— Потому что если этим буду заниматься я, то мы будем пить либо слишком часто, либо слишком редко, но только не так, как нужно. А ты лучше знаешь, как часто можно пить, — тебе и отвечать за воду.
С наступлением ночи они пошли дальше. Китишейн распорядилась делать по три глотка воды каждый час и давала знать, когда это время наступало. В самый темный час ночи, когда стало очень холодно, Вира вскрикнула. Войско остановилось, Кьюлаэра обернулся к женщине. Она показывала куда-то вдаль. Кьюлаэра посмотрел в ту сторону и ничего не увидел. Он подбежал к Вире:
— Что ты там видишь?
— Какие-то белые пятна приближаются, они будто бы летят над пустыней!
— Привидения! Привидения! — Еле слышный шепот пронесся по рядам.
— Встать в кольцо с оружием наготове! — рявкнул Кьюлаэра. — Что бы это ни было, мы покажемся ему колючим!
Они стали быстро строиться. Готовность к бою прибавила им отваги. Заняв места, все обратили взоры во тьму, ожидая появления привидений.
И они появились — белые колыхающиеся силуэты высоко над песком, — в точности такие, какими их описала Вира!
Когда они приблизились, Йокот крикнул:
— Это не привидения — это люди! И одному Богу известно, что за животных они оседлали!
— Готовьте стрелы и копья, — крикнула Китишейн, — но без моего приказа не кидайте и не стреляйте. Это могут быть и друзья.
Особой надежды, правда, в ее голосе не прозвучало.
Незнакомцы уже почти врезались в маленькое войско, когда всадники натянули поводья и северяне смогли разглядеть их скакунов. Это были высокие, длинношеие, длинноногие, нескладные звери, на спинах которых возвышались горбы. Всадники сидели в седлах поверх этих горбов, в красивых балахонах, которые, не будь они усыпаны песком, были бы белыми. Головы их покрывала ткань, скрепленная веревочными кольцами. Они были загорелыми и бородатыми. Посреди всадников на спинах высоких скакунов вместо седел стояли небольшие домики с занавесками. В руках мужчин сверкали мечи; не было видно ни одной женщины и ни одного ребенка.
Оба войска враждебно взирали друг на друга, потрясая оружием, но и те и другие чувствовали себя неуверенно.
— Это не враги, — сказала наконец Китишейн, — иначе они уже набросились бы на нас.
Кьюлаэра кивнул, сделал шаг вперед, переложил меч в левую руку, а правую поднял и сказал:
— Мир!
— Кьюлаэра! — прошептала Китишейн и затаила дыхание.
Один из всадников подвел своего зверя чуть ближе, переложил меч в левую руку и, подражая Кьюлаэре, поднял правую вверх:
— Солэм!
— Может, на их языке это означает «мир»? — спросила Луа.
— Очень может быть. — Кьюлаэра не спускал глаз с лица всадника, стараясь выглядеть дружелюбно. — Что будем делать дальше, Китишейн?
— Попробуем с ними поговорить, — ответил Йокот.
Он сделал шаг вперед, поднял правую руку и произнес фразу, которую не понял ни один из его соратников.
Человек во втором ряду всадников удивленно посмотрел на него, тронулся с места и встал рядом с вожаком. Он спросил что-то на странном языке — чужом и для его людей, судя по их удивленным лицам.
Но для Йокота язык этот не оказался таким уж чуждым. В его голосе, когда он отвечал второму всаднику, слышались радость и облегчение, но друзья вздрогнули, когда услышали, что он закончил фразу словом «Боленкар». Всадник вроде бы тоже вздрогнул и что-то ответил — быстро и взволнованно. Друзья снова услышали слово «Боленкар».
Йокот отвечал всаднику, широко улыбаясь, потом повернулся к друзьям и сказал:
— Это их шаман. Они тоже враги Боленкара. Он сказал мне их народную пословицу: «Враг моего врага — мой друг».
— Ну, значит, мы-то уж точно друзья! — страстно воскликнул Кьюлаэра. — Как зовут наших друзей и как получилось, что они прискакали к нам?
Йокот повернулся к шаману и переговорил с ним. Тот отвечал, и, пока он говорил, лицо Йокота становилось все мрачнее и мрачнее. Когда шаман умолк, Йокот коротко ответил ему и повернулся к друзьям:
— Его зовут Юзев, он шаман племени Дариада. Они прискакали к нам, потому что увидели нас издалека, а они всегда спешат навстречу беде, а не бегут от нее.
Кьюлаэра согласно закивал:
— Мудро.
— Да, до тех пор, если они сами не начнут создавать сложности там, где их и не было, — хмуро сказала Китишейн. — Но что погнало их в пустыню ночью?
Йокот спросил. Разговор между ним и шаманом всадников в переводе Йокота происходил примерно так:
Йокот: Зачем вы скачете в темноте?
Юзев: Пустыня беспощадна, днем скакать слишком жарко.
Йокот: Так я и подумал, поэтому и мы вышли сюда ночью. Но куда вы вообще скакали?
Юзев: Мы искали пастбища для нашего скота. Мы так живем, все время кочуем, потому что подножного корма здесь немного. Когда наши животные съедают всю траву в одном месте, нам приходится искать другое.
Йокот: Удивляюсь, что вам вообще удается найти траву в этих пустынях.
Юзев: Мы знаем, где растет трава и где прячется вода, эти знания в течение многих поколений переходили от родителей к детям. Но теперь большинство источников пересохло, и пальмы гибнут. Трава становится коричневой и сухой, рассыпается в пыль и улетает. Пустыня расширяется, как это происходило и в дни Дариада-защитника, и нам, живущим на границах живой природы, приходится уходить в поисках пастбищ все дальше и дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103