ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

В тревоге они перечитывают, обмениваются, спрашивают – но ответить им некому. Вот ещё спит, ничего не знает их городок, они узнали на несколько часов раньше – а что толку? что они могут сделать? Государь отказался от них…
На следующий день появляется на улице толпишка с никогда не виданным в Ровненске красным полотнищем. Директор училища, толстый холёный барин с красным бантом и красной повязкой на рукаве, читает вслух Манифест, громит «старый режим» и восхваляет наступающую свободу.
Тех, кто ночью был на телеграфе, не видно ни одного. Город остался без власти.

* * *
В Одессе в Сергиевском артиллерийском училище после утреннего чая построили юнкеров, появился со свитой начальник училища генерал Нилус и сделал сообщение о событиях в Петрограде (ещё отречения не было), о которых до сих пор шли только смутные разговоры. Вдруг выступил из строя портупей-юнкер 2-й батареи:
– Ваше превосходительство! От группы юнкеров прошу вашего распоряжения о снятии со стен училища портретов императора и его семьи.
Генерал ответил:
– Юнкер, выйдя из строя, вы нарушили дисциплину и понесёте наказание. Что же до портретов, то так ли уж нужно торопиться?
И хотя большинство юнкеров были в восторге от событий, но поступок портупей-юнкера им тоже показался бестактным.

* * *
В знаменитое одесское кафе «Фанконе», по шику не уступающее парижским, ходила самая элегантная публика. Вдруг с улицы послышался шум, пение «вы жертвою пали» и показалась процессия с красными флагами, человек двести молодёжи довольно неряшливого и необузданного вида. Публика в кафе встала от столиков, подошла к зеркальным окнам, среди неё тоже и молодые люди и барышни. Стояли, смотрели. Процессия прошла, не очень сюда и глядя.
Повеяло чуждым и страшным. Вернулись к кофе, шоколаду, пирожным, но совсем без прежнего настроения. И скоро разошлись.

* * *
В Саратове революция началась с убийства городовых. Мертвецкие были заполнены их трупами. На всех углах митинги. Площадь против тюрьмы запрудила толпа и несла на плечах деятеля, а тот показывал над головой добытые ключи от тюрьмы.
В университетском госпитале плакал раненый солдат. «Что плачешь?» – спросила его сестра. – «Царя жалко.» Она была из помещичьей семьи и просвещённая, ответила: «Ничего, обойдётся.»

* * *
В Брянске в загородных казармах солдаты долго ничего не знали о событиях в Петрограде, газеты не достигали их. Но стали повышенно вежливы офицеры – и дисциплина сразу упала. Когда же повели парадным маршем в город, то улицы были пустоваты, и никаких восторженных приветствий солдатам не было.

* * *
В Рязани все мужские и женские гимназии общей процессией пошли под музыку оркестра, с красными бантиками. Весеннее солнце, подтаивает снег – все ласковые, добрые, хорошие.

* * *
В Витебске губернаторский швейцар Михаил плакал по отрекшемуся Государю, как по покойнику. А в столовой самого губернатора не раздалось сожаления, но толковали, что скорей бы пришёл к власти Николай Николаевич. И уже тогда не будет больше повода для сплетен о царице. Передавали уличные события – избили одного городового, свалили с ног священника, – витебский городской голова Литевский оправдывал: «Надо понять народ, ведь столько лет давили его!» Когда с шапки земского начальника хотели сорвать царскую кокарду, а он в ответ «дал в морду», – Литевский выразил: «Разве может так поступать дворянин? Его надо судить.»
Полиция оставалась на местах и ждала распоряжений губернатора, а он всю надежду возложил на великого князя, – приберёт их к рукам! сам же пока старался быть как можно демократичней. Чиновники озирались: серьёзно это всё или пойдёт по-старому? – но на всякий случай отодвигались и отворачивались от одиозных фигур прежней власти. Витебские либералы ходили с поднятой головой: мы победили! По улицам толпами ликовала еврейская молодёжь и в агитации не имела успеха только среди крестьянского привоза на базаре.

* * *
Генерал-лейтенант Сандецкий, командующий Казанским округом, вообще был очень требователен и щедр на наказания, до жестокости. И ещё не простили ему такого заведения: отъезжающие на фронт должны пройти крытую траншею, полную газом. Когда пришли его арестовывать (и офицеры тоже) – он спал, одевался при них. Когда вели его по Казани из солдатской толпы неслись насмешки, камни, яблоки и плевки в него.

* * *
А с царицынским священником, о. Гороховым, было всего вот что. Не призывал он ни к какому восстанию, а по окончании литургии, разоблачившись, обратился к молящимся со словом о происходящих правительственных переменах и что по чувству совести духовного лица он не решается изменить присяге, данной престолу, – оттого не находит теперь возможным продолжать служение алтарю. Тогда выступил местный юрист, что с передачей престола отпадает и данная под присягой клятва. Отец Горохов тем временем удалился из храма. Вскоре к нему на квартиру пришёл военный патруль и арестовал.

* * *
В Пензе старые власти арестованы, а новозаменяющие (вместо вице-губернатора – помощник присяжного поверенного Феоктистов, революционер) стояли с красными бантами на дощатой трибуне, обтянутой кумачом, а внизу под ней – начальник гарнизона генерал-майор Бем. С трибуны, оттесняя цензовых, кричали какие-то революционные – о свободе, которая теперь полетит через проволочные заграждения фронтов. Мимо шёл парад войск, «примкнувших к народу». В его строй врывались возбуждённые интеллигенты, жали руки офицерам и солдатам. Три полка прошли – ничего, вдруг из четвёртого выбежало несколько солдат и с криками: «Вот тебе увольнительная записка!» – стали избивать генерала. (Его строгий порядок был – не допускать хождения солдат по городу без увольнительных записок.) Изорвали в клочья всё, что на генерале было, и оставили под трибуной голый труп. Подбегали другие солдаты и били труп ногами.
Тут же редактор газеты держал речь к войскам – и избрали нового начальника гарнизона.
Тем временем толпа освободила тюрьму – больше 500 арестантов, много каторжных. Извозчики бесплатно повезли их по городу, в их халатах и войлочных шапочках, они трясли разбитыми кандалами и кричали народу.
По вечерам Пенза стала рано гасить свет и запираться от грабежей. Город затопили пьяные солдаты без поясов.

* * *
В Екатеринбурге неизвестные штатские и солдаты стали самовольно стягиваться в городскую думу на митинг, оттесняя гласных: «Если вы с нами не согласны – то на поддержку демократии придёт 126-й полк!»
Следующий митинг – в театре. Мало штатских, почти нет женщин, а зал переполнен солдатнёй так грозно, что вот произойдёт катастрофа. Актёр, стоя на барьере бенуара, называет громко: «Губернатора… архиерея… полковых командиров… жандармов…», – а пьяный прапорщик со сцены взмахивает шашкой после каждого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327