ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Был это опасный вздор, забывался горький опыт минувшего, как раз наоборот, тогда-то финны и выступят вместе с немцами против России. Однако же вот, Родичев нисколько не стеснялся предлагать такую чушь, и надо было спешить донести этот проект Николаю Николаевичу, пока он ещё последние часы в Тифлисе, а потом связь прервётся.
Что и видел, что мог бы решить, – то не смел, но должен был пересылать и пересылать запросами на Кавказ, даже с Чёрного моря полученное от Колчака. А ответы Николая Николаевича были всё ожидательные. Ну, наконец сегодня выезжал, дня через три будет в Ставке.
Препятствием к возврату великого князя оставалась только задержка в Ставке отрекшегося Государя. Торопил и князь Львов, что пребывание Николая II в Ставке вызывает тревогу общественных кругов, желательно ускорить отъезд его из Могилёва. Да самого Алексеева как тяготило! Вдруг Государь отправил в Царское Село какую-то шифрованную телеграмму, и в Таврическом переполох. Да постоянная неловкость от двусмыслия, что у начальника штаба с бывшим Верховным могут быть какие-то скрытые сношения. (И были они. Вдруг Государь передал Алексееву конфиденциальную просьбу: нельзя ли дать ему почитать «приказ №1»? Просьба была пустяковая, но деликатность в самом сношении – и кого же попросить напечатать копию на царской бумаге? Догадался попросить скромного Тихобразова и приватно отослал Государю.)
Неловкость была даже только от незримого ока, от воображённого (теперь уже не виделись) мягкого взгляда Государя, где и упрёка не было, а только благодарность.
Тот взгляд, совсем растерянный, без всякого упрёка за отказ, с каким принёс он позавчера свою невозможную телеграмму об отмене отречения. (Телеграмму ту Алексеев спрятал подальше, чтоб не смутить никогда ничей ум.)
Пока Государь был здесь – неловко было и снимать его портреты в штабе. А вместе с тем и держать их далее уже становилось неблагоразумно.
Но и Государь, ожегшись на своей последней поездке, не хотел теперь ехать, не получив гарантий.
И вот сегодня утром, к счастью, они пришли. Князь Львов утвердительно отвечал на все три просьбы Государя, переданные Алексеевым: правительство согласно на проезд отрекшегося царя в Царское Село, пребывание там по болезни детей, а затем и проезд в порт на Мурмане.
И сразу Алексееву полегчало. И он немедленно сообщил великому князю на Кавказ.
457
Можно было бы удивиться (и поучиться) тому такту, разумности и великодушию, с которыми Николай Николаевич управил революционными событиями на Кавказе. Везде бы так провели революцию, как он, – никаких не было бы беспорядков и колебаний.
Полтора года своего наместничества и Главнокомандования на Кавказе Николай Николаевич провёл примирение со своим новым местом, вполне нашёл здесь себя и не порывался в Россию, не сумевшую его отстоять. Но буквально за последние два-три дня он почувствовал себя здесь всё вырастающим, всё вырастающим и уже не у места, – ощутил потребность разделить свои чувства с Россией ещё прежде, чем вернётся к ней сам.
Такой цели лучше всего служат газетные корреспонденты. И вчера он с удовольствием принял у себя во дворце для беседы корреспондента прогрессивного «Утра России». И обласкал его, очень милостиво с ним говорил. Заявил ему свою надежду, что тот отметит: есть в России такой край, где события протекли совершенно спокойно. Новое правительство сразу признано, и Верховный Главнокомандующий, во всём объёме своей власти, не допустит нигде никакой реакции ни в каких видах.
– Я думаю, – улыбнулся великий князь, – этим сообщением вы доставите многим радость.
– Ваше императорское высочество, – ещё искал польщённый журналист. – Русским читателям хотелось бы слышать ваше авторитетное слово, насколько происшедшие революционные события приблизили нас к победе.
Не мог великий князь отказать и в таком авторитетном слове! Он ответил, освещаясь сознанием своего жребия:
– Доверие русского общества всегда поддерживало мою работу. С Божьей помощью я доведу Россию до победы. Но для этого необходимо, чтоб и все осознали свой патриотический долг. Если новое правительство окажется без поддержки и не в силах предупредить анархию – это будет чудовищно!
Некоторые грозные признаки всё же проявились в некоторых географических пунктах России – и это беспокоило великого князя.
Это уже, собственно, не корреспонденту надо было говорить, тут надо было предупредить само правительство, князя Львова. А князь Львов странно не отзывался на несколько уже телеграмм. Но нечего делать, вчера Николай Николаевич отправил ему ещё телеграмму. От Алексеева всё время приходили жалобы на какие-то приказы, идущие помимо Ставки. И вот напоминал великий князь, что для победы безусловно необходимо единство командования. И так как правительству не может быть не дорого благоденствие России и окончательная победа, то надеется Верховный Главнокомандующий, что все распоряжения или верней пожелания правительства относительно армии будут направляться только в Ставку. А уже сам Верховный Главнокомандующий…
Ехать в Ставку – да, но почему же так неприлично молчало правительство? Не только не было ответов, но заметил великий князь, что до сих пор не было опубликовано утверждение Верховного Главнокомандующего Временным правительством. Это, конечно, простой промах, они не привыкли и закружились, но Сенат-то знал своё дело, почему он не публиковал назначение, подписанное Государем? Итак, все в России знали, все считали великого князя Верховным, но никак это не было официально подтверждено. Странное положение.
И от этого великий князь испытывал потребность как-то добавочно укрепиться. Ему пришло в голову разослать через Алексеева ещё такой приказ:
«Для пользы нашей родины я, Верховный Главнокомандующий, признал власть нового правительства, показав сим пример нашего воинского долга. Повелеваю и всем чинам неуклонно повиноваться установленному правительству.»
И чтоб Алексеев отправил копии правительству. Это был выразительный шаг, как бы косвенное, но публичное письмо всё тому же Львову, показывающее всю лояльность великого князя, но и – назначьте же официально, что ж вы медлите!
Знали б они да оценили, с какой лояльностью великий князь отверг мятежное предложение Колчака. А ведь он мог бы, о, он мог бы совсем иначе!…
Алексеев – одна была инстанция, беспрекословно подчинённая великому князю: всё рассылал, обо всём докладывал. Но Алексеев – тоже закрытая фигура, при Ники он привык к самостоятельности, был фактически Верховным, а теперь предстояло ему попасть под сильную ломающую волю великого князя, – может ли он хотеть того? Не метит ли в Верховные сам?
Немного поскрёбывало великого князя, но по обязанности он должен был держаться гордо и весело передо всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327