Надо было и его подкрепить, батальонные выборы и аресты могли затянуться надолго.
Пошёл в Зимний. Поручик и унтер-офицер рассказали ему, что караул уже несколько раз не допускал во двор Зимнего каких-то матросов, каких-то рабочих, к часовым всё время подходят подозрительные типы и стараются их распропагандировать бросать посты и громить дворец.
Караул построили. Полковник звучно поблагодарил его, ответили звучно. Так же разрешил им считаться впредь командой, некоторые наружные посты снять, у ворот поставить парных дневальных. Снизу телефоном нашёл помощника заведующего дворцом и просил его выдавать караулу побольше сахара, хлеба, обставить караул как можно лучше. С удивлением услышал в ответ, что просьбу будет исполнить трудно, так как выдача сахара уже увеличена сверх закона на четверть золотника человеку.
Ни черта эти крысы тыловые, да ещё придворные, не понимали, что творится и что с ними самими может быть через пять минут! После такого ответа Кутепов прекратил разговор с этим господином и стал телефонировать в Гвардейский экипаж, где, по слухам, ещё сохранялся порядок. Спросил, не могут ли выслать караул в Зимний. Дежурный по экипажу ответил, что и думать не приходится.
Тогда позвонил в лейб-гвардии Павловский, где, кажется, уже выбрали нового командира батальона. К телефону и подошёл этот новый, какой-то штабс-капитан. Печальным голосом он подтвердил, что к несчастью да, он выбран командиром батальона, но не знает ни где находятся его люди, ни – сколько у них винтовок, сомневается, исполнят ли хоть одно его приказание, – и уж конечно караула выслать не может.
А ещё же и в Адмиралтействе стоял преображенский караул. К нему Кутепов уже не пошёл, а направился домой.
Так уже ненапряжённо стало ходить по улицам, что можно было отвлечься и задуматься. Задумался, как несмотря на революцию он свободно действовал и передвигался все эти дни по Петрограду. Что сделал он немного, но если бы из тысяч офицеров, находящихся тут, ещё хотя бы сто сделали по столько же, то и никакая революция бы не произошла.
А преображенцы запасного батальона вели себя совсем не плохо. Отлично действовали на Литейном. Роты, построенные на Дворцовой площади, не присоединились к восставшим, и только Хабалов виноват, что не использовал их. И вот – караулы стоят бессменно во всех главных зданиях. И веди себя иначе преображенские капитаны – они бы и не были арестованы, а солдаты не пошли бы на выборы.
Так задумался, что у Николаевского моста даже не сам увидел, а его увидели младшая сестра и младший брат, стояли предупредить: за эти часы, как нет его дома, три раза приходили матросы арестовать его.
Всё-таки донюхались, кто действовал на Литейном.
Брат и сестра хотели, чтоб он не возвращался домой, а сразу на вокзал.
Но отчего ж не собрали саквояж? Нет, такое бегство было не в нутре Кутепова, он потом долго будет вспоминать это унижение и не простит себе. Хорошо, уезжаю, но пошли соберём и простимся.
Есть и особенный вкус – испытывать опасность. С холодком проходить тесно-тесно близ неё.
Пошли. Не доходя, послали сестру на разведку: не ждут ли на квартире сейчас.
Нет. Вошли в дом. Умоляли сестры – скорей. Но торопиться – тоже было унижение. Выслушал плач старой прислуги Захаровны:
– Одни рожи ихние чего стоят! Отца родного убьют. Уезжай, батюшка! Пока тебя сторожили – у меня сахар забрали, пятнадцать фунтов, чтоб им подавиться!… Чтоб он им отрыгнулся на том свете!
Уложился. Присели все помолчать. Простился. И с братом пошли на Виндавский вокзал, опять пешком. Ещё конец изрядный, но благополучно.
Сам же вокзал оказался весь запружен солдатами – правда, никто не протягивал руки обезоружить. (Но и наган был в этот раз в саквояже, не соблазнять). Оказалось, что поезда через Могилёв не ходят, и не известно, когда пойдут.
Тогда что ж? Ехать на Киев кружно – через Москву, Воронеж.
Пошли на Николаевский вокзал. Уже и темнело. Отсюда на Москву поезда ходили, как будто никакой революции нет.
331
В половине третьего отправил Алексеев Государю во Псков сводку пожеланий главнокомандующих.
И началось томящее ожидание. Если б не отправляли, если б ничего этого не зачинали, то не было бы и напруженности этой. А теперь уже хотелось, чтобы скорей покатилось. Уже и выхода не осталось другого.
Так чувствовал Алексеев, что они уже не могли встретиться с Государем по-старому.
И уже не мог он быть оставлен при нём прежним начальником штаба.
Как будто лишь дали добрый совет: отречение – самый лёгкий и быстрый выход прийти ко всеобщему спокойствию и согласию. А – что-то перешли непоправимое. Чем дальше от посланной телеграммы, тем это глубже чувствовалось.
От Непенина пришла телеграмма не ответная, утренняя и косвенная, – но он ещё раз решительно подтверждал, что присоединяет Балтийский флот к думскому Комитету. Так что в его позиции сомнения не было.
К трём часам, наконец, вырвали телеграмму и от Сахарова. Как ни оговаривался, но согласился. Дослали во Псков.
Смолчал один Колчак. Но им одним уже ничто не решалось.
А зато Николай Николаевич всем авторитетом и решительностью ответил за двоих.
Так тревожное напряжение в Ставке всё осталось, а решение перекатилось во Псков.
Во Псков? И Государь решал? Нет! – с трёх же часов вдруг откуда-то возник слух, что литерные поезда из Пскова ушли!
Так и сжало сердце верностью известия: вот это был наш царь! вот это – он! Уклониться, скрыться, бежать от решения! Это – он.
И – куда же? Куда он помчал? Не сюда ли?
Срочно запросили штаб Северного: в данную минуту – где находятся литерные поезда? Во Пскове или ушли? И – по какому маршруту?
Там запросили коменданта вокзала, – стоят на месте.
Но слух не утихал.
Послал Алексеев Лукомского самого протелеграфировать: во Пскове литерные поезда или куда отправились?
На месте.
Тогда Клембовский распорядился в штаб Северного так: если бы получилось сведение, что литерные поезда ушли или даже только отдано такое распоряжение, – немедленно сообщить в Ставку!
Будет исполнено.
(А что, Алексеев решался задержать?? Нет, не так прямо… Но и…)
Успокоились, но не надолго. Пришло сведение, что эксплуатационный отдел Северо-Западных железных дорог уже распорядился об отправлении литерных поездов к Двинску!
То есть, к линии фронта. К штабу Пятой армии, к Драгомирову. Что это?
Снова кинулись запрашивать штасев. А там никого не добьёшься знающих, все куда-то разбрелись. Наконец добились: литерные поезда – на месте, ни о каком таком распоряжении не слышали. Знают другое: из Петрограда выехал экстренным поездом Гучков. Его ждут во Пскове после семи часов вечера.
Гучков? Новость!
И неплохая. Алексееву стало пободрей: Гучков со своим напором – добьётся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327