— Халиль, ну в чем дело? Прямо как нарочно: жду, жду, а он себе битый час полощется в ванне!
Я гляжу на нее и будто вижу впервые: чужая, совсем чужая. И что я в ней нашел? Шпионка... Я спал со шпионкой и говорил ей о любви... А светло-карие глаза смотрят так ласково.
— Да что с тобой сегодня? Ты сам не свой. Что-нибудь случилось? — В голосе ее тревога.
Я пожимаю плечами.
— Ничего. Устал, наверно, немного. Голова просто раскалывается.
Она подходит сзади, кладет мне руки на плечи, прижимается ко мне, но я отвожу ее руки и легонько отодвигаю ее от себя.
Удивлена. Поворачивается и уходит обратно на балкон. Появляется Джафар с кофе, молча ставит поднос на журнальный столик и так же молча исчезает. Пью кофе — чашку, другую, потом наливаю ей и несу на балкон. Обернулась. Берет кофе и, поглядывая на меня, отпивает из чашки.
— Где ты сегодня был?
Этого вопроса я почему-то не ожидал. Быстро соображаю, что сказать.
— У одного приятеля. Большой человек, занимается проблемами индустриализации. Зашел к нему в министерство узнать, какие новости грядут для моей фармакологии.
Усмехнулась, отпила из чашки. Тряхнула волосами, сейчас скажет какую-нибудь резкость. Нет, передумала. Опять склонилась над чашкой, пьет и поглядывает на меня.
— И что же, узнал?
— Конечно. Но это долгий разговор, тебе будет неинтересно.
— Послушай, — она стрельнула в меня взглядом, — если не
4?П
хочешь рассказывать, что у тебя сегодня случилось, лучше помолчи совсем. Не надо изворачиваться.
Все понимает, чертовка. Но что поделаешь, милая, если я уже не тот? Не верю я тебе больше, ясно? И в любовь твою не верю, и в то, что ты мне говорила. Ложь все это, ложь. Так-то вот... Доверие между людьми строится годами, а разрушить его можно в один миг. Но теперь все, больше не обманешь, дураков нет. За каждым твоим шагом буду теперь следить, за каждым движением, все твои маски с тебя посрываю, одну за другой. Ух, с каким наслаждением я бы сейчас тебя придушил-Сдавил бы тебе горло, вот так, и всю бы правду из тебя вытряс, до последнего словечка. А потом швырнул бы тебя на землю и измордовал, избил бы до полусмерти. Ногами, чтоб рук не марать...
Я живо представил себе, как она, извиваясь на полу, молит о пощаде, а я в остервенении бью, пинаю ее... И пусть не надеется, я не поддамся предательской жалости, что уже поднимается в душе. Не поддамся, даже виду не покажу.
Она сузила глаза, и они стали колючими, злыми. Не лицо, а маска холодного безразличия. Какие недобрые мысли бродят сейчас в ее голове? Такая будет мстить, ни перед чем не остановится. Пожалуй, и убить может, что ей стоит? Тем лучше, по крайней мере знаешь, с кем имеешь дело. Все, все подсчитаю, за все расплачусь сполна. За один такой миг и жизнь положить не жалко... Стоп. Не надо горячиться. Так я раскроюсь раньше времени. Никакой спешки, только трезвый расчет и холодная голова. Слишком многое сейчас поставлено на карту.
И я начал искать. Перерыл весь дом, обшарил все углы. Она, конечно, об этом знала и догадывалась, что я ищу, но молчала, как будто решила мне не мешать — мол, будь что будет. Казалось, она ждала конца с какой-то радостью, с каким-то облегчением и даже торопила его; отпускала Джафара раньше времени, по целым дням оставляя меня в доме одного: ищи, не стесняйся. И я искал, исступленно, фанатично. А она молча наблюдала. Уж лучше бы, злился я, подбросила мне какую-нибудь зацепку, а еще лучше — откровенно бы во всем призналась. Мне уже начинала надоедать эта скрытая игра. Впрочем, внешне она вела себя по-прежнему: то ли сказывалась привычка постоянно держать себя в узде, то ли гордость не позволяла выворачивать себя передо мной наизнанку. А может, пыталась до последнего сохранить обреченную любовь — кто знает?
И я, как частый гребень, прочесывал квартиру, методично обыскивая одну комнату за другой: холлы, коридор, стенные обои, паркет, столы, шкафы, полки... Шарил по карманам, вытряхивал чемоданы, ощупывал обувь, копался в белье. Искал одержимо, как нищий, вознамерившийся отыскать сокрытый клад, как ревнивый любовник, жаждущий получить доказательства измены, как наркоман, обезумевший в поисках героина. Во мне жили два человека: нормальный, трезво отдающий себе отчет в своих действиях и отчаявшийся, утративший рассудок безумец. Я знал, что рано или поздно, но я найду. Не могу не найти. И ничто, никакая сила на свете не может этому помешать. Найти, найти... Эта мысль завладела всем моим существом. Она направляла мои поиски, двигала моими пальцами, звенела у меня в ушах, она приняла почти реальные, зримые очертания.
И вот, в тихий летний вечер, когда все кругом дышало миром и покоем, благоухало жасмином и наполняло сердца влюбленных томлением и неясной тоской, — я нашел!
...Сижу в гостиной... Слегка колышутся на ветру легкие занавески... И тишина, будто люди, все разом, замерли, затаились в своих норах в предчувствии какой-то небывалой катастрофы. Рядом на столике магнитофон. Приятно отвлечься от невеселых мыслей и утомительных поисков. Что бы это послушать? Вот этюды Шопена в исполнении Рубинштейна. Легкие серебряные шарики звуков... Но что это, почему оборвалась запись? Э, да тут не только музыка... Мужской голос?
— ...хватит и одной. Я сам переправлю ее в Центр. Когда сообщу по телексу, что отчет получен, можешь остальные ко^ пии уничтожить.
Долгая пауза. И женский голос:
— У тебя все?
Чей это голос? Это же Рут, конечно, это она! Магнитофон искажает голос, но я уже слышал его прежде на пленке и теперь узнаю среди тысяч других.
— Нет, еще одно: Халиль. Ты мне обещала, что к тому времени, как ты приедешь в Париж, все будет решено окончательно. Я терпеливо ждал, но больше ждать не могу. Я сделал все, что в моих силах, по твоей просьбе нашел для него работу в своей фирме. И что же? Он по-прежнему порхает по миру, свободный, как птичка. Но этому надо положить конец — надеюсь, ты это понимаешь? Он чужой, а чужому среди нас не место.
А, так это мистер Харрисон, Эдвард Дж. Харрисон собственной персоной. Работают, значит, вместе — вернее, она работает на него.
— Но он же добился такого неслыханного роста в сбыте! Два миллиона в год — неужели тебе этого мало?
— Я говорю не об этом. Ты великолепно понимаешь, что я имею в виду. Вопрос стоит так: он не должен больше оставаться в стороне. И тянуть с этим дальше — а именно это ты и пытаешься делать — я не позволю.
— Но послушай меня, он для нас не подходит. Да, он сильно изменился в последнее время, но, поверь мне, это не тот человек. Он не годится для такой работы, совершенно не годится. Ты что, хочешь еще одного провала? Мало тебе той истории с турецким профессором?
— Глупости. Лично я абсолютно убежден, он нам подходит по всем статьям: умный, обаятельный, знающий. На нынешней работе он обзавелся обширными связями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42