Ненавижу этим заниматься. Боже, да неужели же нет выхода из этого замкнутого круга? Буравя меня взглядом, шеф тянет руку к кнопке звонка. Входит служитель.
— Али, принеси мне кофе и пачку "Кента".
А мне сегодня кофе, видно, не положено — не заслужил. Кровь бросается мне в голову. Вроде бы пустяк, стоит ли волноваться? Но этот самый пустяк представляется мне сейчас важнее всего того, о чем мы тут с ним спорили.
— И мне чашку кофе, Али! Сахару чуть-чуть...
Шеф выжидающе барабанит пальцами по столу. По глазам вижу, что он взбешен, и внутренне торжествую.
— Если вас беспокоят единственно интересы компании, то позвольте спросить, зачем вам понадобилось публиковать о готовящемся контракте целую статью в газете "Джамахир"?
А, вот наконец мы и добрались до самого главного. Ну разумеется, пока все шито-крыто, можно спать спокойно. А гласность кладет всему этому конец.
Молчу, жду, что он скажет дальше.
— Когда же вы наконец возьметесь за ум и прекратите все эти штучки? Я вам по-хорошему советую - не создавайте себе сами проблем. Не знаю, известно ли вам, что министр даже подумывает о том, чтобы возбудить против вас судебное дело. Я не должен был бы вам этого говорить, это служебная тайна, но я искренне хочу сохранить для компании ценного работника...
"Братский совет", так сказать, и в нем скрытая угроза. Интересно, насчет министра он врет или говорит правду? Чувствую внезапную сухость во рту, тянусь к стакану с водой. Цепкие глазки шефа фиксируют каждое мое движение. Точно такие же "братские советы" я уже слышал в бытность мою студентом от другого, обладателя глаз-буравчиков. Как сейчас его вижу: черный мундир, медные полоски на плечах, в руке телефонная трубка: "Отпустите его ко всем чертям, а там посмотрим..."
...Телефон звонит упорно, настойчиво, как будто человек на том конце провода уверен, что я дома. Неохотно поднимаю трубку.
-Да!
— Алло! — Незнакомый женский голос.
— Да, да, я слушаю!
— Это квартира господина Халиля Мансура? — Говорит по-арабски, с легким иностранным акцентом.
— Да!.. Простите, с кем я разговариваю?
— Меня зовут Рут Харрисон...
Опять он меня прерывает. Все, о чем я здесь рассказываю последние два дня, видите ли, "детали, не относящиеся к делу". Да вся моя история соткана из таких вот деталей, вы обязаны меня выслушать!
Кто это крикнул, неужели я? И этот голос, такой решительный — и смелый — тоже мой?! Быть этого не может! Амина глядит на меня из зала, широко раскрыв глаза. Впервые за весь процесс она посмотрела в мою сторону, будто только сейчас, услышав этот голос, вновь вспомнила о моем существовании. Что ж, рано или поздно человеку приходится кричать, чтобы его услышали. Ну и ну! Молчал, еле слышно шептал что-то всю жизнь, а когда приперло — заорал, да так, что сам испугался собственного голоса!
— Я много раз пыталась до вас дозвониться, но безуспешно... Дело в том, что одна моя приятельница, которая хорошо вас знает, много мне о вас говорила... Я преподаю в Международном институте проблем третьего мира. Около года назад мы открыли в Каире свой филиал. Лично я занимаюсь вопросами профсоюзного движения у вас в стране. Извините, я понятно говорю по-арабски?
— Да, да, абсолютно понятно. — И чуть не брякнул: "У вас очень красивый голос".
— Так вот, моя приятельница сказала, что у вас есть опубликованные работы на эту тему и вы сами до сих пор даже принимаете некоторое участие в профсоюзной деятельности. Это правда?
— В известном смысле. Хотя я не могу считать себя крупным специалистом в этой области.
— Это не имеет значения... Словом, я сейчас в Каире и хотела бы с вами встретиться. Как это сделать?
— Простите, один маленький вопрос. А кто эта самая приятельница, которая вам обо мне говорила?
— А, это госпожа Аида Рагаб, она училась вместе со мной в Мичиганском университете.
Аида Рагаб? Судорожно роюсь в памяти. Нет, это имя мне ничего не говорит.
— Что-то не припомню такую...
Легкий шорох в трубке. Молчание. Наверно, я смутил ее своим ответом. Но в самом деле, почему ей понадобился именно я? Она же без труда может получить все нужные ей материалы официальным путем, в библиотеках. А может, прослышала о моем прошлом, захотела представить в своей работе и точку зрения таких, как я? Да что особенного, встречусь с ней разок, большое дело! Почему-то любопытно на нее поглядеть. Уж очень голос у нее приятный. Да и потом, невежливо как-то отказываться. Человек старался, разыскивал меня. Много ли найдется в эти дни людей, которым я нужен?
— Алло, вы слушаете?
— Да, да?
— Скажите, а чем конкретно я бы мог быть вам полезен?
— Мне бы хотелось взять у вас интервью. Так, кое-какие вопросы о профсоюзном движении в Египте. Меня интересует, в частности, период с конца второй мировой войны до июльской революции 1952 года. Дело в том, что я готовлю диссертацию, собираю материал и мне необходимо представить различные точки зрения.
— Я все понял. Так когда вы хотели бы встретиться? •г- О, в любое удобное для вас время.
— Вас устроит будущий четверг? Вечером, часов в шесть?
— Вполне. Где?
— Если хотите, можно у меня дома.
— Нет, если вы не возражаете, давайте лучше у меня. Все-таки я еще не совсем свободно ориентируюсь в Каире. Кроме того, и магнитофон с собой тащить, и бумагу... А дома все это под рукой.
— Пожалуйста, можно и у вас. Значит, до встречи в следующий четверг.
— Постойте, но вы же не спросили мой адрес! В самом деле, я совсем об этом забыл.
— Вы правы! Диктуйте, я записываю.
— Улица Гиср ан-Нил, 141, девятый этаж, квартира тридцать шесть...
— Найду, я знаю, где это. Итак, договорились? Всего хорошего.
Председательствующий упорно гнет свое: я намеренно увожу суд в сторону, тяну время. Да зачем мне это нужно? Что могут изменить несколько лишних дней? Конец известен заранее, и чем скорее, тем лучше. Невыносимо по ночам, скорчившись от холода под одеялом, ждать, когда холодный серьш рассвет разольется за железной решеткой. Нестерпимо целыми днями ждать наступления спасительного мрака, когда я наконец смогу остаться один и не буду видеть ни вас, сидящих за судейским столом и злорадно предвкушающих мой конец, ни тех, кто пялит на меня глаза из зала — еще бы, сенсация! Такое увидишь не каждый день...
...Я собрал со стола бумаги, экземпляр контракта и спрятал в чемоданчик "кейс", с которым никогда не расстаюсь. Разделся и нырнул в постель с облегчением человека, которого ждут несколько часов хорошего сна. Все. Контракт пересмотрен, компромиссные поправки внесены. Что поделаешь, надо быть гибким. В конце концов этот проклятый контракт не изменит ход истории. А мне надо жить... Откуда-то доносится негромкая песня. С детства люблю музыку. И голоса природы — рокот волн, шелест деревьев, свист птиц. Сидя в тюремной камере, натренировал ухо настолько, что научился улавливать по ночам даже далекие звуки чьих-то веселий — ритмические удары бубна, струнный перебор уда и даже звон браслеток на щиколотках танцующих женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Али, принеси мне кофе и пачку "Кента".
А мне сегодня кофе, видно, не положено — не заслужил. Кровь бросается мне в голову. Вроде бы пустяк, стоит ли волноваться? Но этот самый пустяк представляется мне сейчас важнее всего того, о чем мы тут с ним спорили.
— И мне чашку кофе, Али! Сахару чуть-чуть...
Шеф выжидающе барабанит пальцами по столу. По глазам вижу, что он взбешен, и внутренне торжествую.
— Если вас беспокоят единственно интересы компании, то позвольте спросить, зачем вам понадобилось публиковать о готовящемся контракте целую статью в газете "Джамахир"?
А, вот наконец мы и добрались до самого главного. Ну разумеется, пока все шито-крыто, можно спать спокойно. А гласность кладет всему этому конец.
Молчу, жду, что он скажет дальше.
— Когда же вы наконец возьметесь за ум и прекратите все эти штучки? Я вам по-хорошему советую - не создавайте себе сами проблем. Не знаю, известно ли вам, что министр даже подумывает о том, чтобы возбудить против вас судебное дело. Я не должен был бы вам этого говорить, это служебная тайна, но я искренне хочу сохранить для компании ценного работника...
"Братский совет", так сказать, и в нем скрытая угроза. Интересно, насчет министра он врет или говорит правду? Чувствую внезапную сухость во рту, тянусь к стакану с водой. Цепкие глазки шефа фиксируют каждое мое движение. Точно такие же "братские советы" я уже слышал в бытность мою студентом от другого, обладателя глаз-буравчиков. Как сейчас его вижу: черный мундир, медные полоски на плечах, в руке телефонная трубка: "Отпустите его ко всем чертям, а там посмотрим..."
...Телефон звонит упорно, настойчиво, как будто человек на том конце провода уверен, что я дома. Неохотно поднимаю трубку.
-Да!
— Алло! — Незнакомый женский голос.
— Да, да, я слушаю!
— Это квартира господина Халиля Мансура? — Говорит по-арабски, с легким иностранным акцентом.
— Да!.. Простите, с кем я разговариваю?
— Меня зовут Рут Харрисон...
Опять он меня прерывает. Все, о чем я здесь рассказываю последние два дня, видите ли, "детали, не относящиеся к делу". Да вся моя история соткана из таких вот деталей, вы обязаны меня выслушать!
Кто это крикнул, неужели я? И этот голос, такой решительный — и смелый — тоже мой?! Быть этого не может! Амина глядит на меня из зала, широко раскрыв глаза. Впервые за весь процесс она посмотрела в мою сторону, будто только сейчас, услышав этот голос, вновь вспомнила о моем существовании. Что ж, рано или поздно человеку приходится кричать, чтобы его услышали. Ну и ну! Молчал, еле слышно шептал что-то всю жизнь, а когда приперло — заорал, да так, что сам испугался собственного голоса!
— Я много раз пыталась до вас дозвониться, но безуспешно... Дело в том, что одна моя приятельница, которая хорошо вас знает, много мне о вас говорила... Я преподаю в Международном институте проблем третьего мира. Около года назад мы открыли в Каире свой филиал. Лично я занимаюсь вопросами профсоюзного движения у вас в стране. Извините, я понятно говорю по-арабски?
— Да, да, абсолютно понятно. — И чуть не брякнул: "У вас очень красивый голос".
— Так вот, моя приятельница сказала, что у вас есть опубликованные работы на эту тему и вы сами до сих пор даже принимаете некоторое участие в профсоюзной деятельности. Это правда?
— В известном смысле. Хотя я не могу считать себя крупным специалистом в этой области.
— Это не имеет значения... Словом, я сейчас в Каире и хотела бы с вами встретиться. Как это сделать?
— Простите, один маленький вопрос. А кто эта самая приятельница, которая вам обо мне говорила?
— А, это госпожа Аида Рагаб, она училась вместе со мной в Мичиганском университете.
Аида Рагаб? Судорожно роюсь в памяти. Нет, это имя мне ничего не говорит.
— Что-то не припомню такую...
Легкий шорох в трубке. Молчание. Наверно, я смутил ее своим ответом. Но в самом деле, почему ей понадобился именно я? Она же без труда может получить все нужные ей материалы официальным путем, в библиотеках. А может, прослышала о моем прошлом, захотела представить в своей работе и точку зрения таких, как я? Да что особенного, встречусь с ней разок, большое дело! Почему-то любопытно на нее поглядеть. Уж очень голос у нее приятный. Да и потом, невежливо как-то отказываться. Человек старался, разыскивал меня. Много ли найдется в эти дни людей, которым я нужен?
— Алло, вы слушаете?
— Да, да?
— Скажите, а чем конкретно я бы мог быть вам полезен?
— Мне бы хотелось взять у вас интервью. Так, кое-какие вопросы о профсоюзном движении в Египте. Меня интересует, в частности, период с конца второй мировой войны до июльской революции 1952 года. Дело в том, что я готовлю диссертацию, собираю материал и мне необходимо представить различные точки зрения.
— Я все понял. Так когда вы хотели бы встретиться? •г- О, в любое удобное для вас время.
— Вас устроит будущий четверг? Вечером, часов в шесть?
— Вполне. Где?
— Если хотите, можно у меня дома.
— Нет, если вы не возражаете, давайте лучше у меня. Все-таки я еще не совсем свободно ориентируюсь в Каире. Кроме того, и магнитофон с собой тащить, и бумагу... А дома все это под рукой.
— Пожалуйста, можно и у вас. Значит, до встречи в следующий четверг.
— Постойте, но вы же не спросили мой адрес! В самом деле, я совсем об этом забыл.
— Вы правы! Диктуйте, я записываю.
— Улица Гиср ан-Нил, 141, девятый этаж, квартира тридцать шесть...
— Найду, я знаю, где это. Итак, договорились? Всего хорошего.
Председательствующий упорно гнет свое: я намеренно увожу суд в сторону, тяну время. Да зачем мне это нужно? Что могут изменить несколько лишних дней? Конец известен заранее, и чем скорее, тем лучше. Невыносимо по ночам, скорчившись от холода под одеялом, ждать, когда холодный серьш рассвет разольется за железной решеткой. Нестерпимо целыми днями ждать наступления спасительного мрака, когда я наконец смогу остаться один и не буду видеть ни вас, сидящих за судейским столом и злорадно предвкушающих мой конец, ни тех, кто пялит на меня глаза из зала — еще бы, сенсация! Такое увидишь не каждый день...
...Я собрал со стола бумаги, экземпляр контракта и спрятал в чемоданчик "кейс", с которым никогда не расстаюсь. Разделся и нырнул в постель с облегчением человека, которого ждут несколько часов хорошего сна. Все. Контракт пересмотрен, компромиссные поправки внесены. Что поделаешь, надо быть гибким. В конце концов этот проклятый контракт не изменит ход истории. А мне надо жить... Откуда-то доносится негромкая песня. С детства люблю музыку. И голоса природы — рокот волн, шелест деревьев, свист птиц. Сидя в тюремной камере, натренировал ухо настолько, что научился улавливать по ночам даже далекие звуки чьих-то веселий — ритмические удары бубна, струнный перебор уда и даже звон браслеток на щиколотках танцующих женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42