— Что, решили отмолчаться? Ну так я сам вам скажу. Не умеют ваши друзья ценить людей, использовать с толком их таланты. Вот потому-то и теряют постоянно лучшие умы... — И, насмешливо усмехнувшись, продолжал: — Один из ваших вождей как-то сказал: "Чтобы узнать истину, прислушайтесь к тому, что говорят о нас наши враги". По-моему, это слова Ленина, или я ошибаюсь?
Он довольно смеется. Что-то он сегодня не в меру весел. Ах да, это же контракт всему причиной. Как же, такой редкий шанс. Не упустите, хватайте, пока не поздно.
— И все-таки я хотел бы услышать, что, по-вашему, предпримут рабочие.
— Понятия не имею.
Он испытующе на меня глядит.
— Стало быть, не знаете. А я вот все доподлинно знаю уже сейчас...
Он ждет моего вопроса, но я молчу. Захочет — выложит все сам.
— Они готовят забастовку.
— Не может быть!
— Я вам говорю. Примитивные люди, не понимают, что и мы в долгу не останемся, ударим так, что... Змею убивают прежде, чем она ужалит. Забастовка эта — не частный вопрос, касающийся одной компании "Фивы". Забастовка у нас — это бунт против всего политического курса, против существующих законов. Нет, нет, власти им спуску не дадут! Заразу нужно душить сразу, пока она не расползлась!
Зачем он все это мне говорит? Ах да, я же прохожу еще, так сказать, испытательный срок. Испытывают, испытывают, всю жизнь сплошные испытания. Таких, как я, всегда в чем-то подозревают. Сколько себя помню, вечно доказывал, что я не верблюд... А впрочем, может, дело вовсе не в том, что он мне не доверяет. Просто хочет меня использовать — незаметненько так, осторожно. А вдруг я, наслушавшись всех этих разговоров, возьму да и отговорю их от забастовки? Он же знает, мое слово для них по-прежнему что-нибудь да значит... Нет, этот человек не так прост, как кажется. Он прекрасно все рассчитал заранее и понял: главное сейчас, до заключения контракта, — не допустить беспорядков на заводе, не то французы прервут переговоры. Да, но если это так и мои предположения верны, то для рабочих и в самом деле остается единственный шанс — забастовка! Я чувствую, как кровь стучит у меня в висках. Что, старик, заслышал боевые барабаны, в бой захотелось? Э, нет, твое дело теперь - сторона. И все-таки, куда запропастился этот Сайд? Может, мне самому к нему сходить? Может, в подобной ситуации гордость ни к чему? Как бы не так! Только беспринципным людям гордость ни к чему. А ты, Халиль, хоть и бываешь порой слабоват, беспринципным не был никогда.
Я встал и подошел к окну. Осенняя прохлада, небо в звездах, легкий ветерок ласкает лицо... Сложная это штука, жизнь. А ведь как хорошо все складывалось. Счастливая Амина, у нее есть ее живопись. Когда у человека есть серьезное занятие в жизни, ему ничего не страшно. А ты, Халиль, разбрасываешься, и в этом вся твоя беда. В молодые-то годы все было ясно: выбрал себе путь — и иди им до конца. А теперь, когда силы уже не те, попробуй-ка, решись на такое... Барахтаешься в одиночку, не знаешь, к какому берегу пристать... Нет, если Сайд не появится, я все-таки пойду к нему сам...
Стенные часы у соседей бьют полночь. Пора спать. И вдруг резкий телефонный звонок. Кто бы это мог быть в такую поздноту? Не снимать, что ли, трубку? Нет, я же потом себе места не найду, если не узнаю, в чем дело...
— Алло?
Торопливый женский голос с мягким акцентом:
— Халиль, это вы?
У меня екнуло сердце — она!
— Да, да, это я!
— Это говорит Рут, вы меня узнаете? Извините, пожалуйста, за поздний звонок. Я звонила вам целый день, но вас не-было...
— Ничего, пустяки. Правильно сделали, что все-таки дозвонились... Куда вы вообще исчезли?
— Да я, понимаете, должна была срочно уехать домой, в США. Только вчера вернулась.
Пауза. О чем говорить дальше?
— Халиль, я расшифровала запись с вашим интервью... Когда мы можем встретиться?
— Когда вам угодно.
— В таком случае давайте завтра. Завтра вечером, хорошо? Часов в семь, у меня дома... Договорились?
— Договорились. Спокойной ночи, Рут.
Жаль, что договорились так быстро, я бы хотел поболтать с ней еще. Ну да ладно, завтра наболтаемся досыта.
Я вернулся к столу, уложил бумаги в желтый конверт, погасил свет, оставив только ночник... Надел пижаму и лег. Амины все еще нет. Оно и к лучшему, никакого желания сейчас разговаривать. Сегодня мне хочется побыть одному, подумать... Но в голове одна мысль: "Рут... Рут... Рут..."
VIII
Какие у нее теплые глаза! Так и хочется очертя голову нырнуть в эту ласковую волну света и плыть, плыть... И рука теплая. Рука друга. Как странно, она видела меня всего лишь пару раз, а кажется, будто дружит со мной много лет: никакой скованности, удивительная простота во всем и неподдельный интерес к моей особе.
— Что с вами? Вас сегодня будто подменили. По-моему, вы чем-то встревожены. Или озабочены. Я угадала?
— Разумеется, встревожен. Долгой разлукой с вами... Она засмеялась.
— Ох, уж эти восточные мужчины! Любите вы красивые слова!
— В данном случае вы ошибаетесь. А вообще-то, что в этом дурного? Красивое слово украшает жизнь.
— Не всегда. Порой оно говорится из вежливости или чтобы уйти от ответа. Как сейчас, например.
И она вопрошающе глядит мне прямо в глаза. Вот так же открыто, прямо смотрит она и на жизнь. Действительно, зачем мудрить и усложнять? Будем смотреть на вещи просто... Удивительная женщина! Я не из тех, кто выворачивает себя перед первым встречным наизнанку, но с ней меня так и тянет на откровенность.
— Ладно, вы, я вижу, решили сегодня играть со мной в молчанку. Бросьте, все равно ничего у вас не выйдет — ваше лицо вас выдает. — И со смехом добавляет: — Скажите-ка лучше, что вы будете пить: виски? Или опять воду с лимоном?
— О да, вы опасная женщина. С виду такая милая, невинная, а, оказывается, с вами надо ухо держать востро!
— Что поделаешь — приходится. Человек — натура сложная. И наивным бывает, как ребенок, и злым, а то и твердым, как кремень.
— Приходится? И даже со мной?
Не ответив, она встает и легким шагом уходит в глубь комнаты. Рыжим пламенем струятся по плечам длинные волосы... Наполнила бокалы, кинула туда лед, вернулась, поставила их на стол, а сама, сбросив туфли, влезла на диван с ногами и, положив голову на колени, затихла, задумалась о чем-то своем. Только что была здесь, со мной рядом, и вдруг ускользнула, улетела куда-то далеко, куда мне нет доступа.
— Вы мне так и не ответили!
Она переводит на меня взгляд — глаза серьезные, сосредоточенные, лоб нахмуренный. Можно подумать, я задал ей невесть какой сложный вопрос.
— С вами? Не знаю. Вернее сказать, пока еще не решила.
— Почему?
— Да потому что я вас плохо знаю.
— Это не трудно поправить.
— Да как сказать. Вы принадлежите к другому миру. Мы идем по жизни с открытой душой. А ваши души за семью печатями.
— Ну нет, позвольте с вами не согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42