Стариков всегда тянет к молодым... Берегись, брат, еще немного, и она примется вить из тебя веревки...
— И все-таки вы так и не сказали, за что вас выгнали со службы... Впрочем, может, вам неприятен этот разговор?
— Да нет, чего уж там... Сказав "а", нужно говорить и "б". Уволили из-за забастовки. Понимаете, наша компания вела переговоры с французской фирмой насчет создания совместного предприятия. Многим рабочим такая перспектива грозила увольнением. Вот и забастовали...
— Да, но при чем здесь вы? — В ее глазах неподдельный интерес.
— Председатель административного совета обвинил меня в сговоре с профсоюзным комитетом...
— У него, что же, были основания так думать?
Я насторожился: не люблю, когда мне задают слишком много вопросов. С той самой поры не люблю, когда на них приходилось отвечать в полицейских участках. Но сейчас-то мне чего бояться? Подумаешь, секрет!
— Были. Молчит.
— А я-то думала, вы порвали с "левыми" всякие отношения, ушли целиком в кабинетную работу...
Господи, ей-то до всего этого какое дело? Очень уж широкие у нее интересы. А впрочем... Сколько их, американцев, понаехало сейчас в Египет — поди сосчитай! Всю страну оплели своей паутиной, куда ни сунься — всюду они. Знают свое дело, черти. Может, и Рут тоже одна из них? Разве поймешь? Чужая душа — потемки. Ну знаешь, если подозревать всех и каждого, не с кем будет дружить. Месяц в небе как топор, занесенный над головой... Лицо Рут, всегда такое спокойное и безмятежное, застыло в напряженном ожидании.
— "Левыми"? Кого вы имеете в виду? Забастовщиков? Или вообще всех, кому не по душе "драконовские" законы правительства? А может, тех, кого пытаются скрутить "современными средствами охраны общественной безопасности"? Кстати, и эту "технологию" тоже мы импортируем из Америки...
Что, не нравится? Резковато звучит? Зато откровенно... Она молчит, я тоже.
— Может, пойдем?
Она пожимает плечами: "Как хотите!" Подзываю гарсона, расплачиваюсь, и мы выходим.
— Хотите сесть за руль? - Рут протягивает мне ключ на брелоке в виде маленького блестящего земного шара. Сильно и уверенно заработал мотор, серебристая тень скользнула в темноту и понеслась по дороге... И снова запах духов щекочет ноздри и дурманит мою хмельную голову. Изо всех сил стараюсь не отрывать взгляда от черной блестящей полосы асфальта, но все равно вижу задорно вздернутый нос, полные губы, изгиб шеи... Наконец вот он, знакомый тротуар. Осторожно паркую машину, глушу мотор и порываюсь выйти. Не тут-то было.
— Не уходи, Халиль. Я так хочу, чтобы ты поднялся ко мне... А Амина? А новорожденный сын? Да мало ли что еще ждет
меня там, дома! Нет, нет, я не могу, я не должен. Если поторопиться, можно еще успеть на последний поезд... Если поторопиться... Но сижу как прикованный, не в силах сдвинуться с места.
— Нет, ну в самом деле, не можем же мы расстаться на такой ноте... — она берет у меня ключи от машины. — Одну минутку, я только заведу ее в гараж.
Лифт... Мигающие огоньки — красный, зеленый... Лицо Рут совсем близко. Дверь из дорогого дерева и волшебный глазок, ведущий вовнутрь, в длинный коридор-пещеру, где в самом дальнем конце зарыт клад... А я — разбойник, и сейчас этот клад будет моим.
— Садись! — она показывает на диван. — И разуйся, пусть ноги отдыхают. Ты разве не знаешь? Спина и ноги — самые уязвимые части нашего тела, они устают первыми...
С отчаянной решимостью человека, сжигающего за собой все мосты, сбрасываю ботинки. Какое облегчение! Рут хитро улыбается.
— Что будешь пить — виски или воду с лимоном?
И, запрокинув голову, звонко смеется — счастливая, уверенная в себе, довольная жизнью, свободная от всех условностей и предрассудков. А я гляжу на нее, восхищаюсь... и завидую...
— ...Любимый! Если б ты только знал, как мне с тобой хорошо! Господи, какая я счастливая! И все это ты. Знаешь, я никогда бы не смогла причинить тебе боль.
— А ты что, подумывала об этом?
И вдруг чувствую, что она уже не со мной, а где-то далеко-далеко, в том, своем мире, куда мне нет доступа. Накрепко захлопнуты железные ставни — как ни старайся, не подглядишь, что там внутри. Разве что прочитать по лицу? А на лице, только что таком счастливом и оживленном, проступила вдруг усталость и печать внутренней тревоги.
— Да нет, это я сама с собой... Не обращай внимания, со мною так бывает. Когда мне в чем-нибудь повезет или очень хорошо на душе, я всегда боюсь, что судьба вот-вот вмешается и отнимет у меня этот кусочек счастья. Никогда не бываю до конца спокойной...
— И даже сейчас, со мной?
— С тобой тем более. Да ты не думай, дело тут не в тебе — тебе-то я верю, ты надежный, ты меня не предашь, я знаю... И мне с тобой очень легко.
— Мне тоже. Если не считать некоторых моментов.
— Каких?
— Когда ты вдруг как будто отдаляешься, ускользаешь от меня в какой-то свой, неведомый мне мир... И непонятно становится, кто рядом — то ли ты, то ли какая-то чужая, незнакомая мне женщина? Я до сих пор так до конца и не понял, которая из них настоящая Рут Харрисон.
В ее глазах ужас. Похоже, я нечаянно коснулся тайны, которую она тщательно скрывает.
— Халиль, умоляю!.. Ты вторгаешься в запретную зону. У каждого человека есть такой уголок в душе — какое-нибудь событие в прошлом или слабость, которую он скрывает от окружающих. Любить — не значит завоевать человека, подчинить его себе целиком... Какую-то часть своей души он всегда оставляет для себя. Это — только его, личное, сюда нет доступа никому... Представь себе на минуту, что оно, это сокровенное, каким-то образом связано с другими людьми и человек не в силах с этим бороться или не вправе об этом рассказывать — а может, просто стесняется или боится... Я хочу, чтобы ты понял одно: ты можешь мне доверять, я никогда — я тебе только что это сказала — не причиню тебе боль... И я никогда тебя не забуду. Ты стал для меня — я говорю это совершенно искренне - самым близким мне существом.
Я целую ее глаза, щеки, милый вздернутый нос... Упругую грудь с маленьким твердым соском.
— Перестань, или мы будем валяться так целый день, а у меня сегодня уйма дел...
— Ты права, мне ведь тоже надо спешить. Представляю, что творится с Аминой! Я же не предупредил ее, что не приду ночевать. Довольно подло с моей стороны.
— Конечно. Уж позвонить-то ей ты бы мог.
— Рут... Ты замужем? Разумеется.
— А где твой муж?
— В Штатах.
— А детей у тебя нет, правильно?
— Правильно, нет, как ты догадался?
— У тебя грудь некормившей женщины.
— Скажите, какая редкая наблюдательность! — Она засмеялась и тут же стала серьезной. — Да, пока я не забыла... Дело вот в чем. Понимаешься не хочу вмешиваться в твои дела — боже Зшаси! — но допустим, я могла бы помочь тебе устроиться на работу. Как ты к этому относишься?
Я растерялся: ее вопрос застал меня врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— И все-таки вы так и не сказали, за что вас выгнали со службы... Впрочем, может, вам неприятен этот разговор?
— Да нет, чего уж там... Сказав "а", нужно говорить и "б". Уволили из-за забастовки. Понимаете, наша компания вела переговоры с французской фирмой насчет создания совместного предприятия. Многим рабочим такая перспектива грозила увольнением. Вот и забастовали...
— Да, но при чем здесь вы? — В ее глазах неподдельный интерес.
— Председатель административного совета обвинил меня в сговоре с профсоюзным комитетом...
— У него, что же, были основания так думать?
Я насторожился: не люблю, когда мне задают слишком много вопросов. С той самой поры не люблю, когда на них приходилось отвечать в полицейских участках. Но сейчас-то мне чего бояться? Подумаешь, секрет!
— Были. Молчит.
— А я-то думала, вы порвали с "левыми" всякие отношения, ушли целиком в кабинетную работу...
Господи, ей-то до всего этого какое дело? Очень уж широкие у нее интересы. А впрочем... Сколько их, американцев, понаехало сейчас в Египет — поди сосчитай! Всю страну оплели своей паутиной, куда ни сунься — всюду они. Знают свое дело, черти. Может, и Рут тоже одна из них? Разве поймешь? Чужая душа — потемки. Ну знаешь, если подозревать всех и каждого, не с кем будет дружить. Месяц в небе как топор, занесенный над головой... Лицо Рут, всегда такое спокойное и безмятежное, застыло в напряженном ожидании.
— "Левыми"? Кого вы имеете в виду? Забастовщиков? Или вообще всех, кому не по душе "драконовские" законы правительства? А может, тех, кого пытаются скрутить "современными средствами охраны общественной безопасности"? Кстати, и эту "технологию" тоже мы импортируем из Америки...
Что, не нравится? Резковато звучит? Зато откровенно... Она молчит, я тоже.
— Может, пойдем?
Она пожимает плечами: "Как хотите!" Подзываю гарсона, расплачиваюсь, и мы выходим.
— Хотите сесть за руль? - Рут протягивает мне ключ на брелоке в виде маленького блестящего земного шара. Сильно и уверенно заработал мотор, серебристая тень скользнула в темноту и понеслась по дороге... И снова запах духов щекочет ноздри и дурманит мою хмельную голову. Изо всех сил стараюсь не отрывать взгляда от черной блестящей полосы асфальта, но все равно вижу задорно вздернутый нос, полные губы, изгиб шеи... Наконец вот он, знакомый тротуар. Осторожно паркую машину, глушу мотор и порываюсь выйти. Не тут-то было.
— Не уходи, Халиль. Я так хочу, чтобы ты поднялся ко мне... А Амина? А новорожденный сын? Да мало ли что еще ждет
меня там, дома! Нет, нет, я не могу, я не должен. Если поторопиться, можно еще успеть на последний поезд... Если поторопиться... Но сижу как прикованный, не в силах сдвинуться с места.
— Нет, ну в самом деле, не можем же мы расстаться на такой ноте... — она берет у меня ключи от машины. — Одну минутку, я только заведу ее в гараж.
Лифт... Мигающие огоньки — красный, зеленый... Лицо Рут совсем близко. Дверь из дорогого дерева и волшебный глазок, ведущий вовнутрь, в длинный коридор-пещеру, где в самом дальнем конце зарыт клад... А я — разбойник, и сейчас этот клад будет моим.
— Садись! — она показывает на диван. — И разуйся, пусть ноги отдыхают. Ты разве не знаешь? Спина и ноги — самые уязвимые части нашего тела, они устают первыми...
С отчаянной решимостью человека, сжигающего за собой все мосты, сбрасываю ботинки. Какое облегчение! Рут хитро улыбается.
— Что будешь пить — виски или воду с лимоном?
И, запрокинув голову, звонко смеется — счастливая, уверенная в себе, довольная жизнью, свободная от всех условностей и предрассудков. А я гляжу на нее, восхищаюсь... и завидую...
— ...Любимый! Если б ты только знал, как мне с тобой хорошо! Господи, какая я счастливая! И все это ты. Знаешь, я никогда бы не смогла причинить тебе боль.
— А ты что, подумывала об этом?
И вдруг чувствую, что она уже не со мной, а где-то далеко-далеко, в том, своем мире, куда мне нет доступа. Накрепко захлопнуты железные ставни — как ни старайся, не подглядишь, что там внутри. Разве что прочитать по лицу? А на лице, только что таком счастливом и оживленном, проступила вдруг усталость и печать внутренней тревоги.
— Да нет, это я сама с собой... Не обращай внимания, со мною так бывает. Когда мне в чем-нибудь повезет или очень хорошо на душе, я всегда боюсь, что судьба вот-вот вмешается и отнимет у меня этот кусочек счастья. Никогда не бываю до конца спокойной...
— И даже сейчас, со мной?
— С тобой тем более. Да ты не думай, дело тут не в тебе — тебе-то я верю, ты надежный, ты меня не предашь, я знаю... И мне с тобой очень легко.
— Мне тоже. Если не считать некоторых моментов.
— Каких?
— Когда ты вдруг как будто отдаляешься, ускользаешь от меня в какой-то свой, неведомый мне мир... И непонятно становится, кто рядом — то ли ты, то ли какая-то чужая, незнакомая мне женщина? Я до сих пор так до конца и не понял, которая из них настоящая Рут Харрисон.
В ее глазах ужас. Похоже, я нечаянно коснулся тайны, которую она тщательно скрывает.
— Халиль, умоляю!.. Ты вторгаешься в запретную зону. У каждого человека есть такой уголок в душе — какое-нибудь событие в прошлом или слабость, которую он скрывает от окружающих. Любить — не значит завоевать человека, подчинить его себе целиком... Какую-то часть своей души он всегда оставляет для себя. Это — только его, личное, сюда нет доступа никому... Представь себе на минуту, что оно, это сокровенное, каким-то образом связано с другими людьми и человек не в силах с этим бороться или не вправе об этом рассказывать — а может, просто стесняется или боится... Я хочу, чтобы ты понял одно: ты можешь мне доверять, я никогда — я тебе только что это сказала — не причиню тебе боль... И я никогда тебя не забуду. Ты стал для меня — я говорю это совершенно искренне - самым близким мне существом.
Я целую ее глаза, щеки, милый вздернутый нос... Упругую грудь с маленьким твердым соском.
— Перестань, или мы будем валяться так целый день, а у меня сегодня уйма дел...
— Ты права, мне ведь тоже надо спешить. Представляю, что творится с Аминой! Я же не предупредил ее, что не приду ночевать. Довольно подло с моей стороны.
— Конечно. Уж позвонить-то ей ты бы мог.
— Рут... Ты замужем? Разумеется.
— А где твой муж?
— В Штатах.
— А детей у тебя нет, правильно?
— Правильно, нет, как ты догадался?
— У тебя грудь некормившей женщины.
— Скажите, какая редкая наблюдательность! — Она засмеялась и тут же стала серьезной. — Да, пока я не забыла... Дело вот в чем. Понимаешься не хочу вмешиваться в твои дела — боже Зшаси! — но допустим, я могла бы помочь тебе устроиться на работу. Как ты к этому относишься?
Я растерялся: ее вопрос застал меня врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42