Ничего не видишь вокруг, тучи закрывают от тебя солнце, не узнаешь встречных, машинально киваешь в ответ. И все это мои проделки — Прошлого. Да, я мстительно. За малейший проступок преследую и мщу всю жизнь. Когда костью встану у тебя поперек горла — это равносильно смерти. Виновных я вот так убиваю тысячу раз, зато невиновный умирает лишь однажды, каждый в свой час... Не думай, что я забыло о тебе! Вижу, знаю, что стараешься жить праведно и тем избавиться от своей вины. Отгородившись от прошлого честным трудом для людей, уверился в собственной безупречности, особенно в последние годы, когда смерть уже сдружилась с тобой, свободно проникая в твое окно и выходя из двери. Не-ет, я вижу, понимаю тебя, — не берешь в пример некоторых старцев твоего аила... Ведь говорят же муллы, что отпустятся грехи на том свете раскаявшимся, даже тем, которые раньше пили водку, играли на деньги, воровали, но успели проклясть все это, посещают мечеть, пять раз в день совершают молитву — намаз, а в остальное время сидят дома, сохраняя важное безмолвие и поглаживая бороды либо через слово повторяя: <Да ниспошлет нам аллах!» — и таким образом очистили свой последний путь перед вратами вечности... Значит, можно, оказывается, шестьдесят — семьдесят лет творить безобразия, а когда настанут последние мгновения жизни, прикинуться овечкой, да? Пусть так поступают другие. Если желаешь, попробуй и ты — однако знаю: не захочешь обманывать себя. Религия и твой аил — на противоположных сторонах... Я тебя не отношу к слабым... Вину ты старался искупить трудом. Полжизни проработав председателем, ни разу не позарился на общественную копейку. Недаром даже домашнюю утварь изготовил собственноручно. Сам водишь председательскую машину, не желая иметь слугу-шофера... Теперь ты, Серкебай, иди домой. Да не пугайся, что ты озираешься? Даже на старуху свою смотришь с подозрением. Все та же она, прежняя. Или хочешь сказать, что за твое отсутствие подменили ее? Ну-ну, садись же, садись смелее на стул, ты сам его сделал. Думай, — разве я могу запретить тебе думать? — смотри, пожалуйста, на вещи, сделанные твоими руками. Ну-ну, вижу — глядишь на деревянную кровать, ту, что стоит в углу? Сам смастерил ее в годы войны» Хоть был председателем, поехал в горы на ишаке, жалея лошадь, ходившую в плуге. Сам выбрал арчу1, сам привез в аил. Тем, кто спрашивал, похвалялся, будто сделаешь точно такую же, как у городских... Знаю, знаю, хотя ты и желал иметь деревянную кровать, еще больше хотел, чтобы в доме всегда пахло хвоей, чтобы запах этот как бы окуривал дом, не подпуская прошлое и защищая новое, — вот о чем думал тогда... На словах отвергаешь бога, но твои суеверия сильнее тебя, а это значит, что боишься и желаешь защитить себя, что не забыл ничего, что жива еще в тебе память того твоего преступления, что всю жизнь не можешь простить себе вину... Все это знаю и помню, ~~ вдумайся в слова Прошлого. Да-да, Серкебай, вдумайся, осмотрись, огляди-ка хорошенько свой дом.
1 А р ч а — можжевельник.
Серкебай обводит взглядом комнату. У стены шкаф, который сделал он сам. И вот эти грубые стулья — работа его рук, и круглый стол для еды... И рамка к портрету Ленина в переднем углу — тоже его работы. Он посмотрел на каждую вещь будто с ожиданием. Затем взгляд его дрогнул — возле кухни стояла неподвижно и смотрела на него жена. Серкебай опустил голову, на лбу выступила испарина.
— Что же ты, ведь это твоя байбиче1, твоя жена? — с насмешкой говорило Прошлое. — А теперь оглянись-ка!.. Вон там, вдали, — видишь? Посмотри-ка на прошедшее, что тянется по нескончаемым дорогам и успело уже покрыться пылью!
Посмотрел. Увидел изодранное в клочья ситцевое платье, красные штанины — и как они цеплялись за кусты, увидел толстые черные косы — одна уже расплелась, увидел... белые девичьи ноги, в кровь израненные колючками...
Сердце чуть не выскочило из груди, в голове загудело, казалось, кто-то ударил по затылку дубиной. Он глянул на ноги жены — вошла с улицы, стоит в сапогах.
— Что так смотришь, будто впервые меня увидел?
— Смотрю не на тебя...
— С ума, что ли, сошел?.. На кого же тогда?
— Сказал — не на тебя!
— Да что случилось с тобой?
— Плохо было мне.
— Когда, родимый?
— Прежде... давно...
— О аллах, что это с ним — совсем потерялся!
— Не потерялся — напротив, пришел.
Старуха всматривалась в мужа и думала с испугом, что у безумных, говорят, глаза наливаются кровью. Взгляд Серкебая прежний. Длинные с проседью брови насуплены, когда же смотрит прямо, то приподнимаются. Однако весь его сегодняшний вид казался старухе подозрительным. Ей, женщине, никогда не пререкавшейся с мужем, была обидна грубость, ей, как ребенку, хотелось плакать. В душе у нее кипело и бурлило; казалось, еще немного —- и все выплеснется наружу. Губы у нее побелели, пальцы дрожали. Но Серкебай не замечал ее боли.
Байбиче — почтенная, старая женщина.
— Ну что, видел?—послышался ему голос Прошлого.
— Видел, — ответил Серкебай.
— Родимый, что ты увидел, а? С кем разговариваешь?
Оказывается, старая все еще здесь, поглядывает на него искоса.
— Тебя видел. Разговариваю — с Прошлым.
—- Что это за прошлое такое, что значит — видел меня? Отчего сердитый, в чем я провинилась перед тобой? Сердце горит от обиды.
— Не я — ты сжигаешь меня!
— Ох, что же это, родимый? Разве я способна сжечь тебя? Здоров ли ты? Слова твои — будто речь безумного...
— Мое безумие от здорового...
—- Зачем обвиняешь меня без причины? Зачем придираешься? А сам — что хорошего ты сделал для меня? Я — дура, пошла за тобой, принимая тебя за человека, а получила на всю жизнь — лед да камень! В несчастный, должно быть, день встретилась я с тобой! Да что уж делать, раз предначертал мне подобное сам великий аллах! Скажи, скажи, разве ты был достоин меня? — Старуха, выплеснув горечь, говорила уже спокойнее, а последние слова — с улыбкой. Слез как не бывало. Села поближе к своему старику, попросила присесть и его. Серкебай выполнил просьбу жены. Послушно сел рядом. Но взгляд его по-прежнему искал минувшее, он внимал голосу Прошлого.
— Ты слышал, что сказала тебе твоя старуха? Голос Прошлого прозвучал на этот раз очень сильно.
— Слышал, — подавленно ответил Серкебай. Старая испугалась:
— Чего еще слышал, а?
Серкебай увидел, что жена сидит рядом с ним.
— Говори, выкладывай все! Если пропустишь хоть малость, не пожалею тебя!
Это опять голос Прошлого.
— Что слышал? Сказал бы уж, родимый..,
— Не скажу!
Старуха, почувствовав неладное, поднялась, грузными шагами прошлась по комнате. Значит, рассердилась по-настоящему:
— Скажешь! Заставлю сказать! Если не заставлю — пусть я буду женой своего отца!
— Что за чушь ты городишь, старая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96