Твоя старуха — та самая юная Бурмакан... Расскажи-ка сейчас сам, как это вышло, что женился на ней! Не утруждай меня больше — я буду слушать, лишь напоминая тебе о забытом, но ты постарайся вспомнить, Серкебай. Ну, начинай, рассказывай, Серкебай. День ли, ночь ли, не давай себе передышки, куда бы ни шел, что бы ни делал, — не забывай, рассказывай. Расскажи, ничего не утаивая... Тебе станет хорошо, с твоих плеч свалится груз. Твоя очередь рассказывать! Послушаем твою повесть, черное платье, Серкебай!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ
Да, начну рассказывать отсюда. Дам ответ Прошлому. Сегодня специально сказал людям, что буду отдыхать, чтоб не искали меня. День отдыха... Как прекрасно звучит, а? Если бы и вправду день отдыха! Когда я отдыхал? Не знаю. В праздник ли? Нет. В выходной, когда отдыхают все люди? Нет. Во время отпуска? Нет. Отпуск... Как хорошо звучит! Есть люди, умеющие использовать его с толком, едут на курорты, отдыхают, лечатся, радуются жизни, путешествуют, знакомясь с новыми местами. А что видел я? Знаю земли, относящиеся к колхозу «Красный мак», знаю его народ... Много это или мало? А то, что я дважды был в Кремле?.. О, уже прошло много лет. Тогда был жив Калинин. Он вручил мне орден Трудового Красного Знамени. Тогда я по-новому понял свое человеческое достоинство. Помню... Из глаз моих брызнули слезы... Странно... Почему от радости способен заплакать скорее, чем от горя?..
Плакал ли я тогда?
В шестнадцатом году, да, вдвоем с Аруке... Вдвоем ли? Нет. Бесчисленное множество людей... киргизы... да, киргизы, оставившие родные места, несчастные, незадачливые... да, горестная пора, и мы идем вместе со всеми...
Но это потом, а раньше?
Аруке, Жайнак... Когда слышу их имена, сердце вздрагивает. Почему я убил Жайнака?.. Назову ли это убийством? Нужно ли было убить его?..
Когда видел его — отворачивался брезгливо... Эх, черт возьми, ходил неряхой, неуклюже торчал на коне. На голове носил тебетей, отороченный куницей, говорил как мужчина... имел жену, — однако кто бы назвал мужчиной? Скорее— бабой. Нет, где уж ему до женщины — оказался тварью... Была женщина Бирмыскал, достоиная управлять людьми, не уступавшая никому в слове, ум ее признавал народ... Была Калыча, — защищая достоинство женщины, разбила голову волостному. Жайнака не назову человеком... Нужно ли было убивать тварь? За это убил? Нет. Это ведь случилось до Аруке?.. Раньше или... нет, знал уже Аруке. Помню... Ходила к ручью, слушала мои песни... Заглядывался на нее. Уже после услышал — живет в юрте Кашкоро, молодая невестка бая... Жена Жайнака... Как же все началось?.. Скрылась, исчезла Калыча... Волостной перешел на сторону Кашкоро, стал поддерживать врага Ба-тыркула... Батыркул начал покрикивать, вымещать на мне неудачу... из-за меня, мол, обжегся на Бурмакан. На ком было выместить мне?.. Но не только, не только это... Издали любовался молодкой — да, заглядывался на нее... А потом уж не только издали... Правда, из-за этого и убил. Должен был убить. Убийство байского сынка, молодого зверя, можно считать виной? Если бы Жайнак воскрес, показался мне на глаза, — кажется, и сейчас бы убил его... Ох, а каким был баловнем, собака! Ча-пан из белого шелка — у кого еще был такой? Насытившись, пообедав, ленясь подняться, вытирал руки об этот самый шелк, потом капризничал, требуя новую одежду. Человек ли он? Лучше бы не родился. Чтобы ему воскреснуть свиньей! Так скажу — был из тех, которые пачкают имя киргизов. Разве достоин был Аруке? Лучшей из женщин? Быть достойным ее... Да, убив Жайнака, я бежал с Аруке в горы, там нас приютил и спас Токтор... Был знаменитый охотник... Пока жили мы с Аруке в его доме, был для нас как отец... Потом, в шестнадцатом, началось восстание против царя... Токтор погиб. Аруке заняла его место — смело говорила с народом, призывала к борьбе за свободу... Но я сам-то? Нет, нужно говорить правду, какой я был муж! Мог спать в объятиях жены, с утра до вечера кстати и некстати покрикивать: «Эй, сделай так, а вот это — вот так!» — но быть ей мужем, отцом, советчиком, головою, глазами, защитой, помощником? Не было во мне ничего такого... Хотя разве я виноват? Что к тому времени видел в жизни? Родители умерли, оставив меня ребенком, не успев обучить уму-разуму. Могу сказать — человеком стал позже, увидев горе народа...
Ну вот, теперь принялся оправдывать себя! Горемыка Серкебай, не хочешь посадить на себя ни пятнышка, а? Нет, ты скажи правду.
Интересно, разве говорю не то? Помню и недостатки, и достоинства, разве мало этого? Разве правда в том, чтобы только себя охаивать? Нет. Если бы и смолчал, не хвалил себя — все равно сделал многое. Всю жизнь не знал отдыха. Брал отпуск — и оставался в аиле, не мог усидеть и часу в доме, опять ходил по полям, покрывшись пылью..
Остановись, Серкебай! Разве кто-нибудь просил, чтобы ты работал? Говоришь, чго особенный, поступаешь по-своему, не как все, — что ж, поступай, но не ставь в заслугу... Упустил время, не использовал право на отдых— ты сам виноват.
Да, правильно, сам виноват. Потому и пришел сегодня — разве мне кто-то сказал? Нет. Сел в машину, поехал. Крикнул своим: «Меня не ищите, сегодня хочу отдыхать...»
Серкебай-жар, Красный яр... Бедный ров, давно же не видел тебя, где ты был до сих пор, милый?.. Я в долгу перед тобой, да разве только перед тобой, — я в долгу перед всеми горами, землей, водой, лесом, камнем — всем. Потому и приехал — получить благословенье, просить у тебя прощенья. Ты мне отдал все — что отдал тебе я? Мало, слишком мало — все, что смог...
Сказал — приехал получить благословенье? В таких случаях киргизы приезжают иначе — кладут в машину ягненка, берут угощение. Я, значит, приехал отдыхать?
В машине ни горсточки боорсаков, ни одного мосла. Не представляя, как ездят отдыхать, — не позаботился ни о чем... И это мой отдых? Что буду есть, а? Ведь решил пробыть здесь до вечера, вытряхнуть всю усталость, накопившуюся за многие годы. Оказалось, даже не знаю, как отдыхают! Погоди — разве отдохнуть приехал?
Кто ответит голосу Прошлого?
Значит, не отдохну. И пусть... Привык, что не знаю покоя. Покой — значит смерть. Какой же отдых, если просто так будет биться сердце? Хоть и стараешься отдохнуть, жизнь не дает отдыха... Некоторые рассказывают, как ездили на машине, что пили, что ели, — разве это отдых? Нет, наивысшая усталость Одно время водка применялась, оказывается, как лекарство А после ее стали пить. Это плохо... Нет на свете лекарства лучше еды. То, что еда проходит через глотку, ее принимает желудок, — само уже счастье. Неголодавший не знает, что за блаженство — сытость... Какое прекрасное счастье—видеть солнце и жить, нет большого счастья— трудиться...
Милые горы, милая земля, милый Серкебай-жар... Помню, все помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ
Да, начну рассказывать отсюда. Дам ответ Прошлому. Сегодня специально сказал людям, что буду отдыхать, чтоб не искали меня. День отдыха... Как прекрасно звучит, а? Если бы и вправду день отдыха! Когда я отдыхал? Не знаю. В праздник ли? Нет. В выходной, когда отдыхают все люди? Нет. Во время отпуска? Нет. Отпуск... Как хорошо звучит! Есть люди, умеющие использовать его с толком, едут на курорты, отдыхают, лечатся, радуются жизни, путешествуют, знакомясь с новыми местами. А что видел я? Знаю земли, относящиеся к колхозу «Красный мак», знаю его народ... Много это или мало? А то, что я дважды был в Кремле?.. О, уже прошло много лет. Тогда был жив Калинин. Он вручил мне орден Трудового Красного Знамени. Тогда я по-новому понял свое человеческое достоинство. Помню... Из глаз моих брызнули слезы... Странно... Почему от радости способен заплакать скорее, чем от горя?..
Плакал ли я тогда?
В шестнадцатом году, да, вдвоем с Аруке... Вдвоем ли? Нет. Бесчисленное множество людей... киргизы... да, киргизы, оставившие родные места, несчастные, незадачливые... да, горестная пора, и мы идем вместе со всеми...
Но это потом, а раньше?
Аруке, Жайнак... Когда слышу их имена, сердце вздрагивает. Почему я убил Жайнака?.. Назову ли это убийством? Нужно ли было убить его?..
Когда видел его — отворачивался брезгливо... Эх, черт возьми, ходил неряхой, неуклюже торчал на коне. На голове носил тебетей, отороченный куницей, говорил как мужчина... имел жену, — однако кто бы назвал мужчиной? Скорее— бабой. Нет, где уж ему до женщины — оказался тварью... Была женщина Бирмыскал, достоиная управлять людьми, не уступавшая никому в слове, ум ее признавал народ... Была Калыча, — защищая достоинство женщины, разбила голову волостному. Жайнака не назову человеком... Нужно ли было убивать тварь? За это убил? Нет. Это ведь случилось до Аруке?.. Раньше или... нет, знал уже Аруке. Помню... Ходила к ручью, слушала мои песни... Заглядывался на нее. Уже после услышал — живет в юрте Кашкоро, молодая невестка бая... Жена Жайнака... Как же все началось?.. Скрылась, исчезла Калыча... Волостной перешел на сторону Кашкоро, стал поддерживать врага Ба-тыркула... Батыркул начал покрикивать, вымещать на мне неудачу... из-за меня, мол, обжегся на Бурмакан. На ком было выместить мне?.. Но не только, не только это... Издали любовался молодкой — да, заглядывался на нее... А потом уж не только издали... Правда, из-за этого и убил. Должен был убить. Убийство байского сынка, молодого зверя, можно считать виной? Если бы Жайнак воскрес, показался мне на глаза, — кажется, и сейчас бы убил его... Ох, а каким был баловнем, собака! Ча-пан из белого шелка — у кого еще был такой? Насытившись, пообедав, ленясь подняться, вытирал руки об этот самый шелк, потом капризничал, требуя новую одежду. Человек ли он? Лучше бы не родился. Чтобы ему воскреснуть свиньей! Так скажу — был из тех, которые пачкают имя киргизов. Разве достоин был Аруке? Лучшей из женщин? Быть достойным ее... Да, убив Жайнака, я бежал с Аруке в горы, там нас приютил и спас Токтор... Был знаменитый охотник... Пока жили мы с Аруке в его доме, был для нас как отец... Потом, в шестнадцатом, началось восстание против царя... Токтор погиб. Аруке заняла его место — смело говорила с народом, призывала к борьбе за свободу... Но я сам-то? Нет, нужно говорить правду, какой я был муж! Мог спать в объятиях жены, с утра до вечера кстати и некстати покрикивать: «Эй, сделай так, а вот это — вот так!» — но быть ей мужем, отцом, советчиком, головою, глазами, защитой, помощником? Не было во мне ничего такого... Хотя разве я виноват? Что к тому времени видел в жизни? Родители умерли, оставив меня ребенком, не успев обучить уму-разуму. Могу сказать — человеком стал позже, увидев горе народа...
Ну вот, теперь принялся оправдывать себя! Горемыка Серкебай, не хочешь посадить на себя ни пятнышка, а? Нет, ты скажи правду.
Интересно, разве говорю не то? Помню и недостатки, и достоинства, разве мало этого? Разве правда в том, чтобы только себя охаивать? Нет. Если бы и смолчал, не хвалил себя — все равно сделал многое. Всю жизнь не знал отдыха. Брал отпуск — и оставался в аиле, не мог усидеть и часу в доме, опять ходил по полям, покрывшись пылью..
Остановись, Серкебай! Разве кто-нибудь просил, чтобы ты работал? Говоришь, чго особенный, поступаешь по-своему, не как все, — что ж, поступай, но не ставь в заслугу... Упустил время, не использовал право на отдых— ты сам виноват.
Да, правильно, сам виноват. Потому и пришел сегодня — разве мне кто-то сказал? Нет. Сел в машину, поехал. Крикнул своим: «Меня не ищите, сегодня хочу отдыхать...»
Серкебай-жар, Красный яр... Бедный ров, давно же не видел тебя, где ты был до сих пор, милый?.. Я в долгу перед тобой, да разве только перед тобой, — я в долгу перед всеми горами, землей, водой, лесом, камнем — всем. Потому и приехал — получить благословенье, просить у тебя прощенья. Ты мне отдал все — что отдал тебе я? Мало, слишком мало — все, что смог...
Сказал — приехал получить благословенье? В таких случаях киргизы приезжают иначе — кладут в машину ягненка, берут угощение. Я, значит, приехал отдыхать?
В машине ни горсточки боорсаков, ни одного мосла. Не представляя, как ездят отдыхать, — не позаботился ни о чем... И это мой отдых? Что буду есть, а? Ведь решил пробыть здесь до вечера, вытряхнуть всю усталость, накопившуюся за многие годы. Оказалось, даже не знаю, как отдыхают! Погоди — разве отдохнуть приехал?
Кто ответит голосу Прошлого?
Значит, не отдохну. И пусть... Привык, что не знаю покоя. Покой — значит смерть. Какой же отдых, если просто так будет биться сердце? Хоть и стараешься отдохнуть, жизнь не дает отдыха... Некоторые рассказывают, как ездили на машине, что пили, что ели, — разве это отдых? Нет, наивысшая усталость Одно время водка применялась, оказывается, как лекарство А после ее стали пить. Это плохо... Нет на свете лекарства лучше еды. То, что еда проходит через глотку, ее принимает желудок, — само уже счастье. Неголодавший не знает, что за блаженство — сытость... Какое прекрасное счастье—видеть солнце и жить, нет большого счастья— трудиться...
Милые горы, милая земля, милый Серкебай-жар... Помню, все помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96