В мыслях повторяла: «Не умру. Почему я должна умереть? Я провинилась? Кто убьет? Волостной? Что ему даст моя смерть?» Она попыталась встать и не смогла, руки и ноги не слушались ее, язык не повиновался.
— Я тебя спрашиваю: мертвая она или живая? — повторил волостной.
— Живая...
— Чего ж ты тогда стоишь, если живая? Черное платье метнулось из юрты...
Еле мерцавший огонек погас, когда девушка была брошена на постель. Погас огонек или погасло сознание девушки? На нее навалился тяжелый груз. Груз или земля? Девушка закричала. Но голос ее не слышал никто. Она еще раз крикнула что было сил, как из могилы, — крик застрял в горле. Она пыталась сбросить с себя тяжелый груз — и не могла пошевелить рукой... Из глаз ее брызнули слезы:
— Мама... — еще раз позвала она и сама не услышала своего голоса. Кричала ее душа...
Казалось, она умерла, но в то же мгновенье ожила снова. Теперь было не так, как прежде. Казалось, ее разодрал волк. Только трепыхалось сердце, словно догорающий огонек. Сердце — ему пришлось трудно. Лишь оно боролось — если смерть тянула к себе, то сердце тянуло к жизни. На лоб ее упали капли пота. Чей же это пот? Ее? А-а, тот самый мертвец подал голос... Почему потеет мертвец?..
В лицо ударил чистый холодный ветер. Застучал по земле дождь, черные крылья несли ее.
Мертвец шел по воде, держа ее на руках. Он не дал чистой озерной воде коснуться девушки, бросил ее в чавкающую болотную жижу. Девушка лежала в болоте, вытянувшись, как в могиле. А затем и мертвец, и озеро, и болото — все исчезло.
Серкебай спозаранку ушел из дома, однако где бы ни находился — на свекловичном поле или в своей конторе, с кем бы ни говорил, все равно звучал для него голос Прошлого, перед глазами стояла та далекая ночь. Не было ему покоя. Дела валились из рук... Поехал он на свекловичное поле — там показалось, что все люди смотрят на него недобрыми, подозрительными глазами, словно знают о его жизни что-то особенное... На обратной дороге у него сломалась машина. Что происходит— никогда ведь не ломалась?
Остановился, пришлось заняться ремонтом. Закручивал гайку — сорвал... Руки привычно возились с мотором, а голова занята была совсем другим...
Тронулся дальше — на обочине женщина с ребенком. Не успела поднять руку, Серкебай остановился рядом:
— Почему опоздала? Должна была вернуться вчера. Одно дело базар, другое — свекла. Садись. Вижу— без толку ездила. Говорил ведь, сиди дома. Разве за девушкой уследишь сейчас, разве остановишь... Куда денется, небось к подружке на именины сбежала... — Женщина, усевшись в машину, усталая и вспотевшая, прежде всего распеленала ребенка. На слова Серкебая не ответила. — Все, кроме тебя, закончили свои участки. Позавчера сель прошел — такого наделал, посмотришь— сердце болит. Яму размыло на поле в рост человека.,, намучились, пока засыпали. В космос летаем — сель остановить не можем... Так нет ее до сих пор, исчезла твоя дочь? Еще бы: как пора на свекольное поле — черта с два удержишь их дома! В прежние времена парень женился на девушке, теперь девушки женятся на парне. Слышала, недавно три девицы посадили в машину парня, увезли, сделали мужем одной из них?.. Так и надо, а что, девушки глядеть будут, пока парни умыкают?.. Кстати, Айнаш, получили газ. Шофер завозил баллоны к тебе домой, да никого не было. Ребятишки, должно быть, убежали играть. Услышав добрые слова, Айнаш оживилась:
—- Не позорь меня, председатель, не устраивай собрание по радио. Больше такого не допущу. — Она говорила, вытирая уголком платка вспотевшее лицо. — Пойми, дочка моя убежала. Встретила ее подругу, учится вместе с ней... Провожала, что ли, мою дочь... Будь она неладна — улыбается только, ничего не говорит...
— Путь пшеницы — на мельницу, путь девушки — замуж. Не жалей, что заимела зятя, хуже, когда остаются совсем без зятя. Видела, как некоторые девушки перед самыми родами насильно входят в дом парня?.. Говорят, сын Сулаймана сегодня снова привел невестку.
— Ах! Ведь говорили, он только вчера привел!
— Та, должно быть, ушла утром. Теперь привел другую.
—- Не успеют привести, уже уходят; не успеют проводить, уже приводят!..
— Завтра вечером приходи на радиоузел.
— Ну уж прости на первый раз, председатель. Раньше ведь не нарушала дисциплины...
— Не прощу и половины раза! Потому и говорю твердо, что до сих пор не нарушала... Сама знаешь, провинившемуся в первый раз ставим на вид; второй раз — нет пощады, наказываем, нарушившему в третий раз — от ворот поворот. Мы ведь государству сдавать будем не твою дочь — свеклу. Не станешь ухаживать, откуда возьмется свекла? Отдам твою свеклу другой... Ведь не враг захватил твою дочь, — что бы случилось, если бы поехала искать двумя днями позже? Разве сейчас девушки пропадают? Недавно одна, как и ты, искала дочь, а та просто уехала в Нарын, подругу замуж провожала...
— Оставь, моя бы так не сделала... Хотя кто их, молодых, разберет... Прошу тебя, не сердись на этот раз, председатель. Больше не подведу тебя!
— Не проси. Порядок для всех один. Можешь называть меня каменным председателем. Завтра решим: или у тебя останется свекла, или...
— Не наказывай на этот раз!..
— Не только слово — пуля меня не пробьет. Нервы мои — из железа! Раз каменный председатель — значит, каменный, раз железный — значит, железный.
— Я так не говорила, аксакал. Сплетня это... Куклюкан болтала, невестка моего дяди...
— Можешь говорить, разрешаю. Я действительно камень, железо. Не только ты — на районном собрании актива сказали так. Разве плохо, если в районе найдется один каменный председатель? Дисциплина для всех одинакова. Если каждый не закончит участок, который обрабатывает, оттого лишь, что сбежала дочь, сбежал сын, если будем работать кое-как, не станем считаться с завтрашним днем... Отдали мы твой участок другой... Прощу я — не простит земля, сорняк на полях не станет ждать, солнце не будет стоять на месте... Вот так. Не верю человеку, не знающему дисциплины. Не боюсь смерти, боюсь нарушителей дисциплины. Все.
— Серкеш, не делай этого. У меня дети, как буду зимовать?
— Называй меня Серкебаем. Зачем изменять мое имя?.. Всю жизнь ненавижу, когда изменяют имя. Серкеш... Козел... Так переиначиваете — коверкаете не только имя человека — его образ. Ладно — исковеркаете имя, пусть... плохо, если исковеркаете землю. Характер земли потверже моего. Не говори, не хочу слушать. Вылезай, уже доехали.
Он остановил машину. Айнаш сладко улыбнулась на прощанье — может, думала, что пожалеет ее все-таки Серкебай.
— Аксакал... Прости, пожалуйста... Простишь?
— Завтра приходи на радиоузел. Будем рассматривать твой вопрос. Половину твоего участка мы уже отдали. Вот.
Машина тронулась, Айнаш осталась на дороге. Глаза ее полны были слез, с трудом сдерживала их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Я тебя спрашиваю: мертвая она или живая? — повторил волостной.
— Живая...
— Чего ж ты тогда стоишь, если живая? Черное платье метнулось из юрты...
Еле мерцавший огонек погас, когда девушка была брошена на постель. Погас огонек или погасло сознание девушки? На нее навалился тяжелый груз. Груз или земля? Девушка закричала. Но голос ее не слышал никто. Она еще раз крикнула что было сил, как из могилы, — крик застрял в горле. Она пыталась сбросить с себя тяжелый груз — и не могла пошевелить рукой... Из глаз ее брызнули слезы:
— Мама... — еще раз позвала она и сама не услышала своего голоса. Кричала ее душа...
Казалось, она умерла, но в то же мгновенье ожила снова. Теперь было не так, как прежде. Казалось, ее разодрал волк. Только трепыхалось сердце, словно догорающий огонек. Сердце — ему пришлось трудно. Лишь оно боролось — если смерть тянула к себе, то сердце тянуло к жизни. На лоб ее упали капли пота. Чей же это пот? Ее? А-а, тот самый мертвец подал голос... Почему потеет мертвец?..
В лицо ударил чистый холодный ветер. Застучал по земле дождь, черные крылья несли ее.
Мертвец шел по воде, держа ее на руках. Он не дал чистой озерной воде коснуться девушки, бросил ее в чавкающую болотную жижу. Девушка лежала в болоте, вытянувшись, как в могиле. А затем и мертвец, и озеро, и болото — все исчезло.
Серкебай спозаранку ушел из дома, однако где бы ни находился — на свекловичном поле или в своей конторе, с кем бы ни говорил, все равно звучал для него голос Прошлого, перед глазами стояла та далекая ночь. Не было ему покоя. Дела валились из рук... Поехал он на свекловичное поле — там показалось, что все люди смотрят на него недобрыми, подозрительными глазами, словно знают о его жизни что-то особенное... На обратной дороге у него сломалась машина. Что происходит— никогда ведь не ломалась?
Остановился, пришлось заняться ремонтом. Закручивал гайку — сорвал... Руки привычно возились с мотором, а голова занята была совсем другим...
Тронулся дальше — на обочине женщина с ребенком. Не успела поднять руку, Серкебай остановился рядом:
— Почему опоздала? Должна была вернуться вчера. Одно дело базар, другое — свекла. Садись. Вижу— без толку ездила. Говорил ведь, сиди дома. Разве за девушкой уследишь сейчас, разве остановишь... Куда денется, небось к подружке на именины сбежала... — Женщина, усевшись в машину, усталая и вспотевшая, прежде всего распеленала ребенка. На слова Серкебая не ответила. — Все, кроме тебя, закончили свои участки. Позавчера сель прошел — такого наделал, посмотришь— сердце болит. Яму размыло на поле в рост человека.,, намучились, пока засыпали. В космос летаем — сель остановить не можем... Так нет ее до сих пор, исчезла твоя дочь? Еще бы: как пора на свекольное поле — черта с два удержишь их дома! В прежние времена парень женился на девушке, теперь девушки женятся на парне. Слышала, недавно три девицы посадили в машину парня, увезли, сделали мужем одной из них?.. Так и надо, а что, девушки глядеть будут, пока парни умыкают?.. Кстати, Айнаш, получили газ. Шофер завозил баллоны к тебе домой, да никого не было. Ребятишки, должно быть, убежали играть. Услышав добрые слова, Айнаш оживилась:
—- Не позорь меня, председатель, не устраивай собрание по радио. Больше такого не допущу. — Она говорила, вытирая уголком платка вспотевшее лицо. — Пойми, дочка моя убежала. Встретила ее подругу, учится вместе с ней... Провожала, что ли, мою дочь... Будь она неладна — улыбается только, ничего не говорит...
— Путь пшеницы — на мельницу, путь девушки — замуж. Не жалей, что заимела зятя, хуже, когда остаются совсем без зятя. Видела, как некоторые девушки перед самыми родами насильно входят в дом парня?.. Говорят, сын Сулаймана сегодня снова привел невестку.
— Ах! Ведь говорили, он только вчера привел!
— Та, должно быть, ушла утром. Теперь привел другую.
—- Не успеют привести, уже уходят; не успеют проводить, уже приводят!..
— Завтра вечером приходи на радиоузел.
— Ну уж прости на первый раз, председатель. Раньше ведь не нарушала дисциплины...
— Не прощу и половины раза! Потому и говорю твердо, что до сих пор не нарушала... Сама знаешь, провинившемуся в первый раз ставим на вид; второй раз — нет пощады, наказываем, нарушившему в третий раз — от ворот поворот. Мы ведь государству сдавать будем не твою дочь — свеклу. Не станешь ухаживать, откуда возьмется свекла? Отдам твою свеклу другой... Ведь не враг захватил твою дочь, — что бы случилось, если бы поехала искать двумя днями позже? Разве сейчас девушки пропадают? Недавно одна, как и ты, искала дочь, а та просто уехала в Нарын, подругу замуж провожала...
— Оставь, моя бы так не сделала... Хотя кто их, молодых, разберет... Прошу тебя, не сердись на этот раз, председатель. Больше не подведу тебя!
— Не проси. Порядок для всех один. Можешь называть меня каменным председателем. Завтра решим: или у тебя останется свекла, или...
— Не наказывай на этот раз!..
— Не только слово — пуля меня не пробьет. Нервы мои — из железа! Раз каменный председатель — значит, каменный, раз железный — значит, железный.
— Я так не говорила, аксакал. Сплетня это... Куклюкан болтала, невестка моего дяди...
— Можешь говорить, разрешаю. Я действительно камень, железо. Не только ты — на районном собрании актива сказали так. Разве плохо, если в районе найдется один каменный председатель? Дисциплина для всех одинакова. Если каждый не закончит участок, который обрабатывает, оттого лишь, что сбежала дочь, сбежал сын, если будем работать кое-как, не станем считаться с завтрашним днем... Отдали мы твой участок другой... Прощу я — не простит земля, сорняк на полях не станет ждать, солнце не будет стоять на месте... Вот так. Не верю человеку, не знающему дисциплины. Не боюсь смерти, боюсь нарушителей дисциплины. Все.
— Серкеш, не делай этого. У меня дети, как буду зимовать?
— Называй меня Серкебаем. Зачем изменять мое имя?.. Всю жизнь ненавижу, когда изменяют имя. Серкеш... Козел... Так переиначиваете — коверкаете не только имя человека — его образ. Ладно — исковеркаете имя, пусть... плохо, если исковеркаете землю. Характер земли потверже моего. Не говори, не хочу слушать. Вылезай, уже доехали.
Он остановил машину. Айнаш сладко улыбнулась на прощанье — может, думала, что пожалеет ее все-таки Серкебай.
— Аксакал... Прости, пожалуйста... Простишь?
— Завтра приходи на радиоузел. Будем рассматривать твой вопрос. Половину твоего участка мы уже отдали. Вот.
Машина тронулась, Айнаш осталась на дороге. Глаза ее полны были слез, с трудом сдерживала их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96