Сейчас она совсем чужая. И тут же в памяти всплывает какая-то далекая-далекая картина. У мамы тогда еще не было имени. Было только Доброе- Доброе-Доброе. И Лаас разражается плачем, печальным и злобным одновременно, и бормочет сквозь слезы:
— Меня тошнило...
— А чего же из-за этого бежишь из дому?
— Не хотел отцу показывать.
— А теперь он ищет тебя везде! Ты же знаешь, что у тебя слабый желудок. Может, глотнул вчера недобродившего пива?
— Да нет...— отвечает Лаас, уверенный, что это так. Только знает ли он сам, сколько в его словах истинной правды?..
Он тихо и безропотно делает то, что ему велят, хотя иногда его с души воротит и даже просто тошнит. Он все тот же и уже другой. Какой же он настоящий? И в том, что происходит вокруг, что настоящее? Отец пришел на самом деле. На самом деле пришли и ушли сырвесцы. И сердце, если приложить к нему правую руку, бьется тоже на самом деле.
Все же случается, что явь, потом еще и сон порой норовят смешаться, и получается что-то непонятное, среднее — не то явь, не то сон.
Иногда ему бывает страшно представлять все, как оно есть: что он, Лаас,— родом из деревни Сельяку, из безземельной семьи Раунов. Нет, он сын важного человека и отдан сюда, на Сааремаа, лишь на воспитание. Отец его, знаменитый мастер, строит в Америке мосты, такие, как Золотые Ворота, и хочет, чтобы сын рос тут, среди простых людей, потому что роскошная городская жизнь может только испортить человека, а здешняя — закаляет его. И мама, она еще более высокой крови — принцесса, которая не смела рожать от мастера, пусть и знаменитого. И теперь его, Лааса, их ребенка, скрывают здесь, и никто не знает об этом, кроме приемных родителей, которых он должен звать отцом и матерью. Принцесса посылает им деньги, но приемные родители не должны показывать, что они богатые, иначе все раскроется.
Доброе-Доброе-Доброе — это его настоящая мама, такая красивая, такая нежная. А настоящий отец — строитель Золотых Ворот, вот поэтому его приемный отец и послал им из Америки открытку «СоЫеп Са1е». С намеком. С ведома настоящего отца. Ведь никому нельзя сказать и половины правды, а тем более написать.
И еще. Август месяц. Отец, седовласый отчим, снова ушел в море. Мама, мачеха, жнет серпом рожь и подбирает каждый колосок и зернышко, если сложить снопы, то всего одна копешка. Малль, которая не доводится ему даже сводной сестрой, осталась дома с бабушкой. Зато здешняя бабушка такая понятливая, что могла быть ему и настоящей бабушкой. Но что там до них, ему сегодня и одному хорошо пасти овец. Солнце уже клонится к вечеру, тени от редких сосен вытягиваются, становятся все длиннее. А прямо под крутым берегом с легким шорохом плещется огромное море. Внизу, в заливе, виднеются белые парусники, будто крылья чаек. Скользят в каких-нибудь двух-
трех километрах от берега и исчезают в открытом море за Кийгариским выступом. Но что ему до них.
В сумке у него старая, с истрепанными краями, книга сказок, он вытряхивает из нее хлебные крошки и читает. Читает, сгоняет овец, потом садится на камень и думает просто так, что в голову взбредет, и уже не знает, сколько из книжки взял, сколько сам придумал.
Вдоль отвесного берега идет по тропке сосредоточенный, обросший волосами дюжий мужчина, кийгариский Нигулас, тот, который изрубил в куски свою жену и брата. Дурно они себя вели, когда Нигулас был на войне. Из деревни кто-то написал ему, вот он прокрался и убил их. К смерти его не приговорили, только к тюрьме, но там из- за раскаяния и страха перед господней карой Нигулас стал набожным, совсем дурачком. Теперь он живет один-одинешенек в крохотной хибаре на Кийгариской банке и ловит рыбу. Деревня боится его. Говорят, иногда по ночам, он стоит на коленях на самом краю высокого обрыва, откуда не каждый осмелится и глянуть-то вниз на море, и кричит:
— Боже, не покидай! Боже, останься с нами!..
Лаас здоровается. Старик некоторое время смотрит, затем стягивает даже кепку с головы и столь почтительно приветствует Лааса, словно он и на самом деле сын весьма знатного господина...
Далеко-далеко, по другую сторону устья залива, за Памманаской банкой и синевой воды, виднеется легкий дымок парохода.
Куда он плывет?
И тихо позвякивают овечьи колокольчики...
Стоит на удивление чудесная ночь. Несчастная принцесса, которую насильно выдали замуж за чужестранного, недоброго короля, убежала из дома, из своего королевства, и тихо идет теперь по лесу, потому что любит своего возлюбленного, знаменитого мастера мостов, но еще больше любит она своего маленького сына, который покоится в пеленках у нее на руках.
Стоит удивительно тихая ночь, и принцесса безмолвно идет по лесу. При лунном свете она видит широкий камень, покрытый толстым мхом, будто зеленым бархатом. Она садится на него и ласково прижимает к груди милого ребенка.
«Спи спокойно, мое золотце, маленькая частичка моего сердца, это последняя ночь, когда твоя мама может побыть с тобой...»
И ребенок, словно понимая, лепечет и смотрит на маму.
Появляется белка и засматривается с высокой ели на эту прелестную картину, прилетает дятел и — тук-тук! — принимается долбить сосну, шумно летит огромный ворон, черная птица ночи, и, как только он видит мать и ребенка, пропадает все зло в его душе и темным серебром начинают отливать его перья.
Потом принцесса снова идет дальше, прижимая к груди ребенка, белка скачет следом с ветки на ветку, дятел выстукивает все сосны на их пути, и с шумом пролетает над головой ворон, который обрел сегодня ночью себе отливающие серебром крылья.
Теперь молодая королевская дочь проходит по приморскому поселку: тут есть церковь, есть пасторат, есть школа и магазины, но нет ни одного дома, которому она могла бы доверить ребенка. Останавливается перед воротами большой богатой усадьбы прибрежного короля Оолендера, но и здесь не может оставить сыночка Затем она идет мимо рыбацких хибарок. На краю высокого берега, вытянув руки, бормочет божье имя странный человек. Но и под его присмотр не решается она оставить ребенка: человек этот душегуб, он убил свою жену и брата. Затем она снова идет сквозь густой лес, дорога взбегает на взгорок между полями, впереди виднеются дома. Здесь, в прибрежной деревне, в первой же семье, она и оставляет своего малыша. Тут живет молодка, чей муж сейчас в море и только изредка наведывается домой. По лицу молодка немного похожа на нее, принцессу...
Заря расцвечивает окна маленькой комнаты и бросает отсветы на лицо принцессы. Но ребеночек лишь улыбается в простой деревянной колыбели, потому что Доброе-Доброе-Доброе наклоняется над ним.
И он засыпает. Мачеха сторожит его колыбель, а его родная мать торопится назад в свое королевство, убитая горем, потому что она никогда больше не увидит своего ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Меня тошнило...
— А чего же из-за этого бежишь из дому?
— Не хотел отцу показывать.
— А теперь он ищет тебя везде! Ты же знаешь, что у тебя слабый желудок. Может, глотнул вчера недобродившего пива?
— Да нет...— отвечает Лаас, уверенный, что это так. Только знает ли он сам, сколько в его словах истинной правды?..
Он тихо и безропотно делает то, что ему велят, хотя иногда его с души воротит и даже просто тошнит. Он все тот же и уже другой. Какой же он настоящий? И в том, что происходит вокруг, что настоящее? Отец пришел на самом деле. На самом деле пришли и ушли сырвесцы. И сердце, если приложить к нему правую руку, бьется тоже на самом деле.
Все же случается, что явь, потом еще и сон порой норовят смешаться, и получается что-то непонятное, среднее — не то явь, не то сон.
Иногда ему бывает страшно представлять все, как оно есть: что он, Лаас,— родом из деревни Сельяку, из безземельной семьи Раунов. Нет, он сын важного человека и отдан сюда, на Сааремаа, лишь на воспитание. Отец его, знаменитый мастер, строит в Америке мосты, такие, как Золотые Ворота, и хочет, чтобы сын рос тут, среди простых людей, потому что роскошная городская жизнь может только испортить человека, а здешняя — закаляет его. И мама, она еще более высокой крови — принцесса, которая не смела рожать от мастера, пусть и знаменитого. И теперь его, Лааса, их ребенка, скрывают здесь, и никто не знает об этом, кроме приемных родителей, которых он должен звать отцом и матерью. Принцесса посылает им деньги, но приемные родители не должны показывать, что они богатые, иначе все раскроется.
Доброе-Доброе-Доброе — это его настоящая мама, такая красивая, такая нежная. А настоящий отец — строитель Золотых Ворот, вот поэтому его приемный отец и послал им из Америки открытку «СоЫеп Са1е». С намеком. С ведома настоящего отца. Ведь никому нельзя сказать и половины правды, а тем более написать.
И еще. Август месяц. Отец, седовласый отчим, снова ушел в море. Мама, мачеха, жнет серпом рожь и подбирает каждый колосок и зернышко, если сложить снопы, то всего одна копешка. Малль, которая не доводится ему даже сводной сестрой, осталась дома с бабушкой. Зато здешняя бабушка такая понятливая, что могла быть ему и настоящей бабушкой. Но что там до них, ему сегодня и одному хорошо пасти овец. Солнце уже клонится к вечеру, тени от редких сосен вытягиваются, становятся все длиннее. А прямо под крутым берегом с легким шорохом плещется огромное море. Внизу, в заливе, виднеются белые парусники, будто крылья чаек. Скользят в каких-нибудь двух-
трех километрах от берега и исчезают в открытом море за Кийгариским выступом. Но что ему до них.
В сумке у него старая, с истрепанными краями, книга сказок, он вытряхивает из нее хлебные крошки и читает. Читает, сгоняет овец, потом садится на камень и думает просто так, что в голову взбредет, и уже не знает, сколько из книжки взял, сколько сам придумал.
Вдоль отвесного берега идет по тропке сосредоточенный, обросший волосами дюжий мужчина, кийгариский Нигулас, тот, который изрубил в куски свою жену и брата. Дурно они себя вели, когда Нигулас был на войне. Из деревни кто-то написал ему, вот он прокрался и убил их. К смерти его не приговорили, только к тюрьме, но там из- за раскаяния и страха перед господней карой Нигулас стал набожным, совсем дурачком. Теперь он живет один-одинешенек в крохотной хибаре на Кийгариской банке и ловит рыбу. Деревня боится его. Говорят, иногда по ночам, он стоит на коленях на самом краю высокого обрыва, откуда не каждый осмелится и глянуть-то вниз на море, и кричит:
— Боже, не покидай! Боже, останься с нами!..
Лаас здоровается. Старик некоторое время смотрит, затем стягивает даже кепку с головы и столь почтительно приветствует Лааса, словно он и на самом деле сын весьма знатного господина...
Далеко-далеко, по другую сторону устья залива, за Памманаской банкой и синевой воды, виднеется легкий дымок парохода.
Куда он плывет?
И тихо позвякивают овечьи колокольчики...
Стоит на удивление чудесная ночь. Несчастная принцесса, которую насильно выдали замуж за чужестранного, недоброго короля, убежала из дома, из своего королевства, и тихо идет теперь по лесу, потому что любит своего возлюбленного, знаменитого мастера мостов, но еще больше любит она своего маленького сына, который покоится в пеленках у нее на руках.
Стоит удивительно тихая ночь, и принцесса безмолвно идет по лесу. При лунном свете она видит широкий камень, покрытый толстым мхом, будто зеленым бархатом. Она садится на него и ласково прижимает к груди милого ребенка.
«Спи спокойно, мое золотце, маленькая частичка моего сердца, это последняя ночь, когда твоя мама может побыть с тобой...»
И ребенок, словно понимая, лепечет и смотрит на маму.
Появляется белка и засматривается с высокой ели на эту прелестную картину, прилетает дятел и — тук-тук! — принимается долбить сосну, шумно летит огромный ворон, черная птица ночи, и, как только он видит мать и ребенка, пропадает все зло в его душе и темным серебром начинают отливать его перья.
Потом принцесса снова идет дальше, прижимая к груди ребенка, белка скачет следом с ветки на ветку, дятел выстукивает все сосны на их пути, и с шумом пролетает над головой ворон, который обрел сегодня ночью себе отливающие серебром крылья.
Теперь молодая королевская дочь проходит по приморскому поселку: тут есть церковь, есть пасторат, есть школа и магазины, но нет ни одного дома, которому она могла бы доверить ребенка. Останавливается перед воротами большой богатой усадьбы прибрежного короля Оолендера, но и здесь не может оставить сыночка Затем она идет мимо рыбацких хибарок. На краю высокого берега, вытянув руки, бормочет божье имя странный человек. Но и под его присмотр не решается она оставить ребенка: человек этот душегуб, он убил свою жену и брата. Затем она снова идет сквозь густой лес, дорога взбегает на взгорок между полями, впереди виднеются дома. Здесь, в прибрежной деревне, в первой же семье, она и оставляет своего малыша. Тут живет молодка, чей муж сейчас в море и только изредка наведывается домой. По лицу молодка немного похожа на нее, принцессу...
Заря расцвечивает окна маленькой комнаты и бросает отсветы на лицо принцессы. Но ребеночек лишь улыбается в простой деревянной колыбели, потому что Доброе-Доброе-Доброе наклоняется над ним.
И он засыпает. Мачеха сторожит его колыбель, а его родная мать торопится назад в свое королевство, убитая горем, потому что она никогда больше не увидит своего ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65