Видит ли Наадж там, в юго-восточной стороне, за лесами и заливами, примерно в восьми километрах отсюда, некое открытое место? Если очень пристально всмотреться,
то слева можно увидеть домики. Это его родная деревня, а самый крайний дом — отсюда не видно — принадлежит семье Раунов.
Наадж пытается отыскать и разглядеть его, но тут ее словно бы уколола ревность, и она спрашивает, а в какой стороне живет Мийя. Лаас указывает на высокий дом, и больше они об этом не заговаривают.
Наверх ведут сколоченные гвоздями лесенки. Здесь нет исправных перекрытий и почти темно, свет едва сочится снизу, из узеньких оконцев каменной башни и сквозь щели в крыше. И все же они лезут вверх. Наадж поднимается с трудом, но она не боится. В последнем сужении башенки лесенка кончается, Наадж продирается вслед за Лаасом между частым переплетением балок. И здесь есть слуховые окна, крыша толстыми железными скобами приколочена к каркасу.
Еще давно, когда Лаас проходил конфирмацию, он вместе с другими ребятами забирался сюда и помнит, как открывать слуховые окна.
— Боже, как высоко, а если отсюда грохнуться!..— восклицает Наадж и хватает за руку Лааса. Верхняя часть башни раскачивается, вздрагивает на ветру.
Люди, как муравьи, шныряют по церковному двору между кленами, которые отсюда кажутся с ноготок. Если бы кто посмотрел вверх, навряд ли увидел бы их между красной дранью, потому что даже петух, взметнувшийся на вершину башни и ростом с высокого молодого стригунка, выглядит снизу обычным петушком.
— Если бы люди жили так высоко, они бы никогда не грешили,— говорит Наадж.
— Навряд ли они тогда вообще бы жили или были людьми. Безгрешными пребывают лишь одни ангелы. Высоко в небе. Господь бог сотворил их в достаточном количестве, поэтому им не нужно заботиться о том, чтобы умножать свой род.
Наадж молчит, башня снова раскачивается, она хватается за Лааса, и они целуются.
Все балки здесь, наверху, исписаны именами, некоторые из них знакомы Лаасу. Он ищет и не находит своего имени, которое вырезал тут в день конфирмации. И ему как-то жаль этого — надпись эта была бы подобна старому знакомому, другу, да и Наадж, наверное, порадовалась бы. Теперь и Наадж выцарапывает острым, стрела подобным украшением берета свое имя и имя Лааса, ни ножа, ни карандаша у них с собой нет.
Спустившись и вернувшись к себе на квартиру, Лаас спрашивает у хозяйки, не наведывались ли отец с матерью. Но никого из Раунов сегодня не было.
Лаас этому рад, он не хочет, чтобы домашние пока знали о Наадж, о том, что она здесь. Несмотря на это, он ведет ее на праздничный вечер. Посельчане в сборе, но Мийи нет. После нескольких танцев они уходят с вечера.
В эту ночь Наадж рассказывает некоторые новые эпизоды своей жизни.
В первом и втором классе гимназии ей приходилось терпеть большие лишения. Нечего было есть, туфли прохудились, и за учебу не могла заплатить и поэтому весной отсутствовала целую неделю. У всех девочек были уже кавалеры, они танцевали вместе на вечерах, на нее же никто не обращал внимания.
Продолжала жить в грязной и бедной квартире на улице Кальмисту, где Лаас однажды бывал. В другой комнате жил Альберт. Нет, между ними ничего не было, вначале они ведь были чужие, это потом уже стали как брат и сестра. От Альберта она тогда и узнала, что ею интересуется Харри Лухт, высокий парень из ремесленного училища, также из Раагвере. Наадж, наверное, видела его на сельских гулянках.
Была прямо-таки счастлива, что и она кого-то заинтересовала и кто-то оказал ей внимание. С того времени стала мечтать о Харри. Кроме мечтаний, ничего и не было. Когда она увидела Харри, сердце вдруг заколотилось, и все смешалось. Были такие моменты, когда мечты словно бы развеивались, забывались на некоторое время, чтобы потом опять вернуться. Иногда на вечерах они танцевали, но всегда получалось так, что Харри не мог пойти провожать ее домой. Когда она читала «Ингеборг», то представляла себя Ингеборг, Харри, конечно, был Акселем — и она плакала от счастья...
— Но теперь, теперь все это в прошлом, реальность и иллюзии слились — в тебе.
Лаас все же опечален. Невыносимо тяжело думать, что и у Наадж мог быть кто-то другой, о ком она мечтала. Вспоминается Хилья, и его охватывает страх, он берет Наадж за руки, судорожно сжимает их и в отчаянии говорит:
— Ты! Ты не оставишь меня! Тогда я погибну, тогда из меня ничего не выйдет.
— Глупый, глупый мальчишка! Ну конечно, твоя Наадж никуда от тебя не уйдет. Останусь с тобой навсегда, на всю жизнь, если ты только сам того пожелаешь.
Утром Наадж должна возвращаться, поскольку она не предупредила домашних, что поедет в Уулуранна и задержится там. Сказала, что поедет в город, есть кое-какие дела, хочет взять из библиотеки книги.
Точно в семь автобус отходит. Большие, бьющие светом стеклянные глаза нащупывают в темноте дорогу. На мгновение еще к окну прижимается белая, с тонкими пальцами рука Наадж, затем шофер переключает скорость. Удаляющийся шум автобуса. И откуда-то на стылую землю падают уже первые белые снежинки.
Вечером того же дня Лаас на почте сталкивается с Мийей. Он пугается ее резкого решительного взгляда и выражения лица, которого раньше никогда не видел.
— Возьми!
Кто-то идет, Лаас и Мийя уходят, каждый в свою сторону. Лаас спешит домой. Письмо заложено за обложку.
«Мы станем жить вместе, всегда будем друг с другом, все время, которое нам отпущено. Хочу быть с тобой.
У нас будет ребенок — после нашей последней ночи. Он останется с нами.
Я больше не хочу такой жизни, постоянной лжи. Жду тебя, скоро буду рядом с тобой. М.»
Лаас встает. Он ни о чем не думает, отрешается от всего и невольно топчется по комнате. Письмо лежит на столе, простой белый листок с характерным мелким почерком, а он не замечает его, шагает взад и вперед по своей узенькой комнате.
Потом останавливается возле двери, ему кажется, будто на кровати сидят и Мийя, и Наадж. И им обеим вроде бы хватает места.
Затем он подходит к окну, спокойно смотрит на улицу. Церковная башня, плачут голые клены, с них стаскивает выпавший утром мокрый снег, на дороге слякоть. А небо ясное. Уже зимнее гаснущее солнце рдеет на яблонях в саду торговца Антона Саулина.
Но в комнате на его кровати по-прежнему сидят две женщины. Одна из них беременна. А может, и другая — тоже...
Лаас перечитывает письмо Мийи. Да, видимо, это всерьез.
Наконец начинает думать о том, что ответить Мийе. Почему она лишь теперь решилась уйти к нему, сейчас,
когда у него есть Наадж. Может быть, и Наадж в таком же положении, и он не смеет оставлять ее: у нее никого нет, кроме него. У Мийи есть муж и дети.
Уверен, что он теперь обязан Наадж рассказать все о Мийе и себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65