Дылда достает из кармана блокнот и что-то пишет. Отрывает страницу и подает мне.
– Держите, – говорит Джек. – Это в театре в центре города. Вам придется сходить туда.
– Что за театр? Как я его найду?
– Двадцать кварталов от нашего отеля. Там рядом бар, называется «Форд». Заходите и получайте вашу память. Когда вернетесь, выключите все. Электричество раздражает. Если я могу сделать что-то еще, помочь чем-то, обращайтесь без всякого стеснения. Удачи.
Почерк у Дылды безукоризненный.
Поговори с Контролером. Спроси Дезире.
Глава 4
Тюрьма не отпускает, она движется вместе со мной – невидимый ящик, окружающий каждый мой шаг тиканьем невидимых часов. Мексиканец в коричневой куртке и ковбойской шляпе, не куривший пять кварталов, вдруг закуривает. Женщина у автобусной остановки складывает газету, в которую даже не заглянула. Кто-то проходит мимо, и я считаю – и раз, и два, и три, – потом оглядываюсь. Если на тебя не смотрят, значит, за тобой следят. Каждый – Человек с Зонтиком. Каждый чих, кашель, взмах рукой имеет свой тайный смысл и одновременно не значит ничего. Сигналы поступают отовсюду.
Вхожу в театр – «XXX круглосуточное шоу обнаженных девушек XXX». Над стеклянным шкафчиком с отлитыми из латекса частями тела табличка – «За мелочью обращаться к Контролеру». В самом конце прохода, за бессчетными рядами желтых, оранжевых и розовых видеокабинок со стриптизершами сидит Контролер – жирная человеческая туша с блестящими, как у Элвиса, волосами и в шелковой рубашке с пальмами и попугаями.
– Чем могу помочь?
– Мне нужна мелочь.
– Какая мелочь? Что вам нужно?
– Я должен принять меры, чтобы за мной перестали следить.
Контролер молчит. На шее у него толстая золотая веревка, на запястье часы размером с колесный диск.
– Я пришел повидать Дезире. – Хотел сократить затянувшуюся паузу, но сделал, похоже, только хуже. Контролер складывает руки на груди, и стул под ним трещит при малейшем смещении веса.
– Кто тебе сказал, что Дезире здесь?
– Джек и Дылда.
Новая томительная пауза растягивается еще на полминуты. Контролер требует двадцать долларов за четыре медных жетона с клеймом «XXX» на одной стороне и на другой. Я собираюсь было спросить, куда ушли остальные мои денежки, но толстяк явно не склонен вести переговоры. Что ж, если он один знает, как попасть к Дезире, то имеет право назначать собственную цену. Я по крайней мере спорить не стану.
– Кабинка номер четыре, – говорит он.
Звенит звонок. Я прохожу через турникет.
В кабинке номер четыре темно и пахнет семенной жидкостью, немытым телом, сосновым дезодорантом и дымом. Я стараюсь не дышать через нос и, закрывая за собой задвижку, натягиваю на пальцы манжет рубашки. Бросаю жетон в автомат, напоминающий тот, что стоит рядом с электрическим пони у входа в супермаркет, и окошечко открывается. В кабинку номер четыре вливается свет из находящейся за тонкой стенкой розовой комнаты.
Появляется танцовщица. На ней трусики и больше ничего. Под кожей проступают бедра и ребра, в уголке красного рта висит сигарета. Над головой у нее пульсирует красный свет, но движется она в такт совсем другому ритму. Ее окружают одинокие, пожираемые похотью мужчины, иона это знает. Их желания бьются о стекло, а вот ее текучая сладкая улыбка проходит сквозь барьер. Привычно, словно для нее это то же, что поковырять в зубах, стаскивает трусики.
– Дезире?
– У тебя есть что-то для меня, малыш?
У лотка возле окошечка приклеен листок с короткой надписью – «Спасибо». Просовываю бумажку с портретом Джексона. Я в адском банке. Она оборачивается, кружится и проталкивает скрученный в трубочку пакетик. Хочется свежего воздуха. Хочется принять душ. Сменить повязки и спалить старые, вонючие бинты.
Автомат начинает бибикать. Стриптизерша посылает мне воздушный поцелуй, и окошечко закрывается, отсекая розовый свет. За дверью кабинки стоит уборщик со шваброй и ведром воды, такой грязной, что тряпки совершенно не видно под мутными серыми пузырями, в которых отражаются розовые и голубые огоньки аркады.
Глава 5
Голос шепчет: «Глотай». Вместе с ним исчезает и голубая пилюля. Раскладываю карты – солитер помогает избавиться от лезущих в голову сомнений.
Отраженные красные и синие тени ползут по дамам, королям и валетам, как солнечный свет по шкуре какой-нибудь тропической рептилии. Между ними, если смотреть прямо, висят черные, словно вырезанные бритвой из воздуха полосы. Откидываюсь на подушку, гляжу на светящуюся даму червей и вдыхаю вплывающий через открытое окно запах мокрого асфальта, запах стучащего по тротуару летнего дождя.
Под рубашкой рука, ладонь прижимается к груди. Я поворачиваюсь, машу рукой, отгоняя воздух. Смотрю через занавески – дождь уже перестал. Безоблачное пустынное небо и предвечернее солнце. Снова ложусь. Чувствую руку любимой, засыпающей под ритм моего сердца.
Это ты, Дезире.
Чувствую твои волосы поперек моей шеи, твое лицо и пальцы на моей груди. Я медленно и глубоко вдыхаю, и твое прикосновение растекается по коже. Мое тело – сигарета, разгорающаяся ярче при каждой глубокой затяжке. Рука у тебя маленькая и теплая, с грубоватыми пальцами и мягкими морщинами на ладони. Она растворяет, рассасывает боль, о существовании которой я и не подозревал, пока ее не стало. Много дней, может быть, всю жизнь я носил эту боль в себе, и вот теперь она ушла. Если бы можно было остановить заходящее солнце, я бы остался в этой минуте до конца моих дней.
Кровь устремляется в мозг. Мошки слетаются на теплый свет. Твое покойное, сонное дыхание касается моего лица и сдувает пепел с памяти.
Небо цвета дохлых мух, сплошная пелена туч, переносимых теплым ветром, пахнущим электричеством и цветами. Пот на лице, на спине. Я изнемогаю от зноя в своем лучшем костюме с прохладным стаканом в руке. Стук тающих кубиков льда и далекий, похожий на сход лавины треск грома.
Картинки прыгают, сбиваются, перескакивают. Каждая последующая секунда ближе и знакомее предыдущей, и вот уже поток воспоминаний выравнивается, сглаживается, выстраивается в упорядоченную цепь мгновений. У меня на животе твоя рука. Твое тело прижимается к моему.
Подо мной сырая трава. Спина прижимается к дереву с грубой, твердой как камень корой. Сверху доносится запах созревающих груш. Горизонт раскалывается голубой вспышкой, за ней приходит гром. Я считаю секунды между вспышкой и громом, и легкие заполняет электрический воздух. Вдыхаю аромат распускающихся цветков и запах влажной лужайки. Я не вижу тебя, но твоя нога лежит поверх моей, лодыжка на лодыжке. Чувствую, как медленно поднимается и опадает твое тело, ощущаю близкое дыхание.
Поднимаю стакан. На губах остается вкус сахара, лимонной цедры, металлический привкус водопроводной воды и кубиков льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Держите, – говорит Джек. – Это в театре в центре города. Вам придется сходить туда.
– Что за театр? Как я его найду?
– Двадцать кварталов от нашего отеля. Там рядом бар, называется «Форд». Заходите и получайте вашу память. Когда вернетесь, выключите все. Электричество раздражает. Если я могу сделать что-то еще, помочь чем-то, обращайтесь без всякого стеснения. Удачи.
Почерк у Дылды безукоризненный.
Поговори с Контролером. Спроси Дезире.
Глава 4
Тюрьма не отпускает, она движется вместе со мной – невидимый ящик, окружающий каждый мой шаг тиканьем невидимых часов. Мексиканец в коричневой куртке и ковбойской шляпе, не куривший пять кварталов, вдруг закуривает. Женщина у автобусной остановки складывает газету, в которую даже не заглянула. Кто-то проходит мимо, и я считаю – и раз, и два, и три, – потом оглядываюсь. Если на тебя не смотрят, значит, за тобой следят. Каждый – Человек с Зонтиком. Каждый чих, кашель, взмах рукой имеет свой тайный смысл и одновременно не значит ничего. Сигналы поступают отовсюду.
Вхожу в театр – «XXX круглосуточное шоу обнаженных девушек XXX». Над стеклянным шкафчиком с отлитыми из латекса частями тела табличка – «За мелочью обращаться к Контролеру». В самом конце прохода, за бессчетными рядами желтых, оранжевых и розовых видеокабинок со стриптизершами сидит Контролер – жирная человеческая туша с блестящими, как у Элвиса, волосами и в шелковой рубашке с пальмами и попугаями.
– Чем могу помочь?
– Мне нужна мелочь.
– Какая мелочь? Что вам нужно?
– Я должен принять меры, чтобы за мной перестали следить.
Контролер молчит. На шее у него толстая золотая веревка, на запястье часы размером с колесный диск.
– Я пришел повидать Дезире. – Хотел сократить затянувшуюся паузу, но сделал, похоже, только хуже. Контролер складывает руки на груди, и стул под ним трещит при малейшем смещении веса.
– Кто тебе сказал, что Дезире здесь?
– Джек и Дылда.
Новая томительная пауза растягивается еще на полминуты. Контролер требует двадцать долларов за четыре медных жетона с клеймом «XXX» на одной стороне и на другой. Я собираюсь было спросить, куда ушли остальные мои денежки, но толстяк явно не склонен вести переговоры. Что ж, если он один знает, как попасть к Дезире, то имеет право назначать собственную цену. Я по крайней мере спорить не стану.
– Кабинка номер четыре, – говорит он.
Звенит звонок. Я прохожу через турникет.
В кабинке номер четыре темно и пахнет семенной жидкостью, немытым телом, сосновым дезодорантом и дымом. Я стараюсь не дышать через нос и, закрывая за собой задвижку, натягиваю на пальцы манжет рубашки. Бросаю жетон в автомат, напоминающий тот, что стоит рядом с электрическим пони у входа в супермаркет, и окошечко открывается. В кабинку номер четыре вливается свет из находящейся за тонкой стенкой розовой комнаты.
Появляется танцовщица. На ней трусики и больше ничего. Под кожей проступают бедра и ребра, в уголке красного рта висит сигарета. Над головой у нее пульсирует красный свет, но движется она в такт совсем другому ритму. Ее окружают одинокие, пожираемые похотью мужчины, иона это знает. Их желания бьются о стекло, а вот ее текучая сладкая улыбка проходит сквозь барьер. Привычно, словно для нее это то же, что поковырять в зубах, стаскивает трусики.
– Дезире?
– У тебя есть что-то для меня, малыш?
У лотка возле окошечка приклеен листок с короткой надписью – «Спасибо». Просовываю бумажку с портретом Джексона. Я в адском банке. Она оборачивается, кружится и проталкивает скрученный в трубочку пакетик. Хочется свежего воздуха. Хочется принять душ. Сменить повязки и спалить старые, вонючие бинты.
Автомат начинает бибикать. Стриптизерша посылает мне воздушный поцелуй, и окошечко закрывается, отсекая розовый свет. За дверью кабинки стоит уборщик со шваброй и ведром воды, такой грязной, что тряпки совершенно не видно под мутными серыми пузырями, в которых отражаются розовые и голубые огоньки аркады.
Глава 5
Голос шепчет: «Глотай». Вместе с ним исчезает и голубая пилюля. Раскладываю карты – солитер помогает избавиться от лезущих в голову сомнений.
Отраженные красные и синие тени ползут по дамам, королям и валетам, как солнечный свет по шкуре какой-нибудь тропической рептилии. Между ними, если смотреть прямо, висят черные, словно вырезанные бритвой из воздуха полосы. Откидываюсь на подушку, гляжу на светящуюся даму червей и вдыхаю вплывающий через открытое окно запах мокрого асфальта, запах стучащего по тротуару летнего дождя.
Под рубашкой рука, ладонь прижимается к груди. Я поворачиваюсь, машу рукой, отгоняя воздух. Смотрю через занавески – дождь уже перестал. Безоблачное пустынное небо и предвечернее солнце. Снова ложусь. Чувствую руку любимой, засыпающей под ритм моего сердца.
Это ты, Дезире.
Чувствую твои волосы поперек моей шеи, твое лицо и пальцы на моей груди. Я медленно и глубоко вдыхаю, и твое прикосновение растекается по коже. Мое тело – сигарета, разгорающаяся ярче при каждой глубокой затяжке. Рука у тебя маленькая и теплая, с грубоватыми пальцами и мягкими морщинами на ладони. Она растворяет, рассасывает боль, о существовании которой я и не подозревал, пока ее не стало. Много дней, может быть, всю жизнь я носил эту боль в себе, и вот теперь она ушла. Если бы можно было остановить заходящее солнце, я бы остался в этой минуте до конца моих дней.
Кровь устремляется в мозг. Мошки слетаются на теплый свет. Твое покойное, сонное дыхание касается моего лица и сдувает пепел с памяти.
Небо цвета дохлых мух, сплошная пелена туч, переносимых теплым ветром, пахнущим электричеством и цветами. Пот на лице, на спине. Я изнемогаю от зноя в своем лучшем костюме с прохладным стаканом в руке. Стук тающих кубиков льда и далекий, похожий на сход лавины треск грома.
Картинки прыгают, сбиваются, перескакивают. Каждая последующая секунда ближе и знакомее предыдущей, и вот уже поток воспоминаний выравнивается, сглаживается, выстраивается в упорядоченную цепь мгновений. У меня на животе твоя рука. Твое тело прижимается к моему.
Подо мной сырая трава. Спина прижимается к дереву с грубой, твердой как камень корой. Сверху доносится запах созревающих груш. Горизонт раскалывается голубой вспышкой, за ней приходит гром. Я считаю секунды между вспышкой и громом, и легкие заполняет электрический воздух. Вдыхаю аромат распускающихся цветков и запах влажной лужайки. Я не вижу тебя, но твоя нога лежит поверх моей, лодыжка на лодыжке. Чувствую, как медленно поднимается и опадает твое тело, ощущаю близкое дыхание.
Поднимаю стакан. На губах остается вкус сахара, лимонной цедры, металлический привкус водопроводной воды и кубиков льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46