Ты свернулась около меня, и мы сидели под одеялом, слушая в темноте грустную музыку.
Есть во мне что-то такое, что умеет отличить правильное от неверного. Эта часть меня, загнанная в подвал души, связанная и с кляпом во рту, все же прошептала через набухшую от слюны тряпку, что я должен защищать тебя, что если я провалю все известные мужчине испытания на порядочность, последствия не должны коснуться тебя, ты не должна пострадать, потому как не имеешь к этому никакого отношения. Если я хотя бы наполовину мужчина, то должен позаботиться о том, чтобы ты никогда ничего не узнала. Я хотел уберечь, защитить тебя, и если из-за этого ты будешь злиться, если это означает, что ты останешься в неведении относительно моего молчания, пусть будет так.
Надо только запастись терпением и делать все неспешно и аккуратно, передвигать молекулы по одной, решать задачи постепенно, не обращая внимания на неудачи, пока каждый фрагмент не займет свое место. Применять метод исключения путем пошаговой подстановки. Такой процесс называется элиминацией. В детстве я любил складывать паззлы, и мама научила меня отбирать сначала крайние детали, собирать раму, а уже потом использовать тот же процесс элиминации к оставшимся фрагментам. Я раскладывал их, группируя по цвету или рисунку, в зависимости от того, что было изображено на коробке. Я научился брать из кучки по одной детали и перебирать все возможные варианты подстановки, потом откладывать в сторону и двигаться дальше. Каждая отдельная неудача не имеет значения. Дело не во мне, а в них, этих фрагментах, и я должен, обязан перебирать и перебирать их, пока не найду единственную нужную. Каждая неудача есть на самом деле шажок вперед. Нужно было только попытаться перемещать по одной молекуле за раз, и я мог бы сделать это в твоей кухне.
Глава 16
Просовываю пальцы под рубашку, к той полоске плоти над бедрами, что так приятна на ощупь, особенно в темноте. Но тебе это не нравится. Те места, которые люблю поглаживать я, у тебя в числе нелюбимых. Ты отстраняешься, контакт слабеет. Мой член, как некий имплантированный протез, лишен ощущений, но тяжел, напряжен и туг, как полицейская дубинка. Включаю лампу. Я высоко над землей. Парю в центре галактики, между звезд. Как я попал туда и куда исчезла ты? Десять медленных, глубоких вдохов и перед глазами проявляются бледные пятна стены, квадратные призраки старых фотографий как ожоги от солнечного света.
Пузырек лака – узелок пылающей желтизны из сердца нашей звезды. Одна из звезд смещается, и мой мозг возвращается на место. Стены, потолок и пол покрывают полчища жучков, каждый из которых помечен желтым лаком и каждый мерцает под ввинченными в лампочку черными лучами. Они пометили меня, а теперь и я пометил их. Докладывать им не о чем. Я ничего не делаю и просто лежу на кровати с воспоминаниями и вертикально торчащим членом, но при этом как будто плыву по вселенной. Крики из соседней комнаты и стук двери пугают козявок, и созвездия дрожат и сдвигаются. Распадается Орион, меркнет Скорпион, галактика рушится.
Я не сплю уже несколько дней с тех пор, как очнулся с пустой головой, и вот теперь в мгновение ока все эти дни исчезли. Их сожрали мухи. Мухи времени питаются гниющими часами. Мухи времени сталкиваются с остальными насекомыми. Каждый наплыв слабости приносит волну памяти, тянущую меня назад. Я сопротивляюсь течению, отбрыкиваюсь, задыхаюсь и хватаю ртом сон, пытаюсь выбраться на поверхность, но память сильнее, и я захлебываюсь и тону в пробуждении.
Истерия приходит волнами. Быстрее всего система оповещения срабатывает на черных джанки, грабящих винные магазины. Вой поднимается такой, что режет уши и провоцирует рост опухолей. Подростки из пригородов, опустошающие шкатулки с драгоценностями и медицинские аптечки, шума не вызывают. Сигналы поступают отовсюду, и, как ни старайся, отключить этот акустический шум окружающей среды не получается. Частота то повышается, то падает вместе с новостями об арестах знаменитостей, похищении белых детей и случаях передозировки в среднем классе. Бездомные наркоманы и одурманенные крэком проститутки мрут ежедневно и дюжинами, но их никто не замечает. Задержание с пакетиком в кармане сынка какого-нибудь политика отзывается взрывом общественной активности. Все, что появляется на улицах, родилось в высоких кабинетах, было запатентовано и впрыснуто в кровеносную систему общества – панацеи поступают одна за другой. Потом в змеиных маслах обнаруживается дефект, отчаявшиеся домохозяйки натыкаются в поисках Больше на каменную стену и в отчаянии берут пример с улицы. Политтехнологи переписывают историю, и захватившая средний класс эпидемия Больше становится эпидемией цвета кожи и преступлений. Подобное повторяется из года в год, так что по пульсации нового сигнала можно сверять часы.
На этот раз вышло иначе. Согласно одной теории, то было лекарство от болезни Альцгеймера, по другой – от аутизма. Все, однако, сходились на том, что средство экспериментальное, что оно проходило испытания и каким-то образом распространилось на улицу и в клубы.
Началось с того, что какая-то девчушка несколько часов провела, свернувшись в калачик и отчаянно вопя, после чего вскрыла вены в ванной. Сообщившая об этом газета писала, что в детстве погибшая неоднократно подвергалась истязаниям со стороны сводных братьев. Крики жертвы они заглушали тем, что с помощью деревянной ложки запихивали ей в рот посудное полотенце. Жизненный опыт и воспоминания определяли характер схожих галлюцинаций у других молодых людей, как мужчин, так и женщин. Так один парнишка в кровь разбил руки и даже сломал кости пальцев, когда, отражая нападения воображаемых противников, попытался послать в нокаут противопожарную дверь. Попробовавшие новый состав рассказывали, что ощущали прикосновения пальцев, ладоней и губ, чувствовали теплые материнские объятия, ласки давних любовников, жаркие танцы терзающих чресла стриптизерш, заново переживали первый – или последний – сексуальный опыт. Одних невидимые пальцы сжимали неумолимой, холодной хваткой мертвецов, других нежно поглаживали.
На улице новый продукт называли то «скином», то «крэдлом», но чаще – и именно это словечко вошло в моду – «дермой» или «Д». В других кругах, особенно среди порностарлеток, он проходил под иными именами, обычно женскими. Кто-то называл его «Пандорой», кто-то просто «Улетом». Сленг еще не устоялся. Новые уличные термины выскакивали раньше, чем полиция успевала привыкнуть к старым. Все зависело от вашего личного опыта, и некоторые пробовали товар только раз.
Появление нового запрещенного наркотика подбросило дровишек в костер гнева озабоченных родителей, теряющих популярность политиков и проповедников, отозвалось опросами общественного мнения и сбором средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46