Ей было страшно. Она устала. Этим движением она умоляла меня не испытывать больше судьбу и как можно быстрее уносить отсюда ноги.
Не выпрямляясь в полный рост, я отполз назад и стал рассматривать стену, залитую голубоватым лунным светом. При наличии трех десятков метров веревки, десятка крюков и карабинов взобраться на эту стену было бы делом элементарным даже для Анны, привыкшей передвигаться только по горизонтальной плоскости. За неимением страховки приходилось рассчитывать только на везение — Анна была спортивной девушкой, весьма отважной, но малоопытной, а этого набора качеств было вполне достаточно, чтобы быстро распрощаться с жизнью.
Я потянул ее за ногу. Пятясь, она подползла ко мне и неожиданно обняла за шею и крепко поцеловала. «Плохой признак», — подумал я. Запас ее женского мужества, извините за каламбур, иссяк. Женщина хочет любви и ласки, когда подсознательно ищет защиты.
«Плохой признак? — размышлял я над своим выводом, когда мы отыскали темный, как шахта, камин с гладким, отшлифованным весенними и дождевыми потоками дном и пошли по нему вверх. — Что ж плохого в том, что Анна, вопреки всему, остается женщиной, что способна, как прежде, по-женски чувствовать и реагировать на эту жизнь? Мне, конечно, было бы лучше, чтоб на ее месте оказался мужик, умеющий, как и я, в нужном месте и в нужное время ломать челюсти». Мне было бы лучше? — Подай мне руку, — попросила Анна. Увлекшись, я забыл о ней. Она не поспевала за мной. Мужик бы поспевал. Он, возможно, смог бы вытащить меня отсюда на себе. А вот Анна, если, к примеру, меня бы ранили, не смогла бы… Господи, о чем я?!
Я даже остановился, и Анна, не заметив этого, уперлась головой мне в поясницу. «О чем я думаю? — мысленно повторил я. — Чистейшей воды бред! Логика безнадежно больного, порочного и примитивного человека! С бабой хуже потому, что она не затащит меня на гору на себе!
Ха-ха! Я уже не могу думать о жизни иначе, как о перманентно происходящих мордобое, убийствах, стрельбе, взломах, угонах и опять мордобое, убийствах… »
— Чего ты все время хмыкаешь? — спросила Анна.
«Но ведь я сам, по своей воле не хочу расстаться с этой стороной жизни, — думал я. — Как будто не существует нормальной стороны, где царят другие законы и другие отношения между людьми. Мне как будто не хватает времени подумать о своем будущем, будто криминальный мир — это мой крест, который я почему-то должен нести на себе до скончания своего века. Кто сказал, что я должен этим заниматься? Я! Я сам втемяшил себе в голову, что это мой удел, мое призвание, моя вечная вредная привычка. Глупость! У меня есть дом, у меня есть желание ловить рыбу, копать землю, водить яхту, иметь семью, в конце концов! У меня есть женщина, которая любит меня уже много лет… »
Я остановился и повернулся к Анне.
— Ты чего? — спросила она.
Я приподнял ее под руки и поставил на маленькую ступеньку, выточенную в камне водой. Места на ней было мало, и Анна встала на цыпочки. Я обнял и поцеловал ее, как сделала она полчаса назад.
— По-моему, пора ставить точку, — сказал я.
* * *
Крохотный бронзовый жучок, словно оживший и сбежавший с брошки, пытался по хвойной игле добраться до неба. Оно было низким, даже гребня Роман-Коша не было видно из-за облаков, но все равно бесконечно недостижимым для красивой нелетающей букашки, весь смысл жизни которой сводился к безнадежным попыткам подняться выше всех…
Я смахнул жука в траву, чтобы он вследствие особого усердия не свалился на лицо спящей Анны. Было около шести утра, точнее, мои часы показывали 5. 47. Но времени суток и вообще времени здесь как бы не существовало. Под балконом, на котором мы спали, должно было ослепительно сверкать гигантским зеркалом море, а лес на склонах горы — напоминать мягкий ворсистый ковер, по которому нестерпимо хотелось бы пройтись босиком, а по прибрежным холмам должны быть раскиданы белые кубики домов Алушты, и каждое окно, словно крохотный кристалл, — лучезарить отраженным светом. Но всего этого не было. Сразу под нами — казалось, можно дотянуться рукой, — покачиваясь, киселем сползая со склонов, беззвучно дышало матовое море облаков. Оно отрезало от нас весь мир, оставив нам небольшой клочок альпийского луга с давно высохшей травой и белыми угловатыми камнями, торчащими, словно зубы древних ящеров. И на этом бесцветном, лишенном звуков и какого-либо движения диком острове мы были втроем: Анна, я и бронзовый жук, спрятавшийся где-то рядом.
Я выдернул травинку и провел ею по щеке Анны. Она, не открывая глаз, тихо спросила:
— Где мы?
— На Роман-Коше.
— Не хочу Роман-Коша, — ответила Анна, поворачиваясь на бок и поджимая ноги, как делают во сне дети. — Расскажи лучше про точку.
— Про какую точку? — не понял я.
— Про ту, о какой ты вчера начал говорить. Я провел по ее лицу ладонью. Она прижала ее сверху своей.
— Я люблю тебя, — сказал я.
Анна дышала тихо, ровно и глубоко. Казалось, она опять уснула.
— И прошу тебя стать моей женой… Теперь-то Анна открыла глаза, внимательно посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. В ее волосы вплелись несколько травинок и похожие на блестки короткие иголки можжевельника.
— Нет. Дудки! Мне нужен нормальный муж, а не частный детектив, на которого охотится весь преступный мир Крыма.
— Но я же сам сказал, что пора ставить точку, — начал оправдываться я.
— Большую-пребольшую? — не поверила Анна, встала, потянулась и зажмурилась, как сытая и выспавшаяся кошка, хотя мы были голодны и тем более не выспались.
— Да.
— Жирную-прежирную?.. Надо подумать.
— Даю минуту, — сказал я и засек время по часам.
— Минуту?! — воскликнула Анна. — Я несколько лет ждала, когда ты насытишься своими психическими приключениями, а сам даешь мне всего минуту? Даже и не мечтай!
— Ну что ж, — сказал я со скрытой угрозой в голосе и негромко зарычал. — Тогда я вырву у тебя согласие силой!
Анна не успела позвать на помощь мамочку, как я повалил ее в траву и накрыл сверху собой. Анна дралась как дьявол. Она здорово исцарапала мне руки до локтей, искусала губы и изрядно оттянула правое ухо.
— Ну что? — сказал я, когда немного отдышался. — Сдаешься?
— Ни за что! — мужественно ответила Анна из-под меня, сдувая со лба челку.
— Ну ладно! — пригрозил я, и мы снова покатились по траве. В эту минуту неожиданно грянул гром, и на нас низверглись потоки воды. Дождь быстро охладил наши разгоряченные тела, мы отпустили друг друга, раскинули руки, глядя в молочную бесконечность, и стали ловить капли ртами. Одежда моментально потемнела от влаги, тяжелые капли с треском разбивались о грудь, словно о сырой бетон. Вокруг нас зашумели ручьи, устремляясь между камней вниз.
Дождь закончился столь же внезапно, как и начался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Не выпрямляясь в полный рост, я отполз назад и стал рассматривать стену, залитую голубоватым лунным светом. При наличии трех десятков метров веревки, десятка крюков и карабинов взобраться на эту стену было бы делом элементарным даже для Анны, привыкшей передвигаться только по горизонтальной плоскости. За неимением страховки приходилось рассчитывать только на везение — Анна была спортивной девушкой, весьма отважной, но малоопытной, а этого набора качеств было вполне достаточно, чтобы быстро распрощаться с жизнью.
Я потянул ее за ногу. Пятясь, она подползла ко мне и неожиданно обняла за шею и крепко поцеловала. «Плохой признак», — подумал я. Запас ее женского мужества, извините за каламбур, иссяк. Женщина хочет любви и ласки, когда подсознательно ищет защиты.
«Плохой признак? — размышлял я над своим выводом, когда мы отыскали темный, как шахта, камин с гладким, отшлифованным весенними и дождевыми потоками дном и пошли по нему вверх. — Что ж плохого в том, что Анна, вопреки всему, остается женщиной, что способна, как прежде, по-женски чувствовать и реагировать на эту жизнь? Мне, конечно, было бы лучше, чтоб на ее месте оказался мужик, умеющий, как и я, в нужном месте и в нужное время ломать челюсти». Мне было бы лучше? — Подай мне руку, — попросила Анна. Увлекшись, я забыл о ней. Она не поспевала за мной. Мужик бы поспевал. Он, возможно, смог бы вытащить меня отсюда на себе. А вот Анна, если, к примеру, меня бы ранили, не смогла бы… Господи, о чем я?!
Я даже остановился, и Анна, не заметив этого, уперлась головой мне в поясницу. «О чем я думаю? — мысленно повторил я. — Чистейшей воды бред! Логика безнадежно больного, порочного и примитивного человека! С бабой хуже потому, что она не затащит меня на гору на себе!
Ха-ха! Я уже не могу думать о жизни иначе, как о перманентно происходящих мордобое, убийствах, стрельбе, взломах, угонах и опять мордобое, убийствах… »
— Чего ты все время хмыкаешь? — спросила Анна.
«Но ведь я сам, по своей воле не хочу расстаться с этой стороной жизни, — думал я. — Как будто не существует нормальной стороны, где царят другие законы и другие отношения между людьми. Мне как будто не хватает времени подумать о своем будущем, будто криминальный мир — это мой крест, который я почему-то должен нести на себе до скончания своего века. Кто сказал, что я должен этим заниматься? Я! Я сам втемяшил себе в голову, что это мой удел, мое призвание, моя вечная вредная привычка. Глупость! У меня есть дом, у меня есть желание ловить рыбу, копать землю, водить яхту, иметь семью, в конце концов! У меня есть женщина, которая любит меня уже много лет… »
Я остановился и повернулся к Анне.
— Ты чего? — спросила она.
Я приподнял ее под руки и поставил на маленькую ступеньку, выточенную в камне водой. Места на ней было мало, и Анна встала на цыпочки. Я обнял и поцеловал ее, как сделала она полчаса назад.
— По-моему, пора ставить точку, — сказал я.
* * *
Крохотный бронзовый жучок, словно оживший и сбежавший с брошки, пытался по хвойной игле добраться до неба. Оно было низким, даже гребня Роман-Коша не было видно из-за облаков, но все равно бесконечно недостижимым для красивой нелетающей букашки, весь смысл жизни которой сводился к безнадежным попыткам подняться выше всех…
Я смахнул жука в траву, чтобы он вследствие особого усердия не свалился на лицо спящей Анны. Было около шести утра, точнее, мои часы показывали 5. 47. Но времени суток и вообще времени здесь как бы не существовало. Под балконом, на котором мы спали, должно было ослепительно сверкать гигантским зеркалом море, а лес на склонах горы — напоминать мягкий ворсистый ковер, по которому нестерпимо хотелось бы пройтись босиком, а по прибрежным холмам должны быть раскиданы белые кубики домов Алушты, и каждое окно, словно крохотный кристалл, — лучезарить отраженным светом. Но всего этого не было. Сразу под нами — казалось, можно дотянуться рукой, — покачиваясь, киселем сползая со склонов, беззвучно дышало матовое море облаков. Оно отрезало от нас весь мир, оставив нам небольшой клочок альпийского луга с давно высохшей травой и белыми угловатыми камнями, торчащими, словно зубы древних ящеров. И на этом бесцветном, лишенном звуков и какого-либо движения диком острове мы были втроем: Анна, я и бронзовый жук, спрятавшийся где-то рядом.
Я выдернул травинку и провел ею по щеке Анны. Она, не открывая глаз, тихо спросила:
— Где мы?
— На Роман-Коше.
— Не хочу Роман-Коша, — ответила Анна, поворачиваясь на бок и поджимая ноги, как делают во сне дети. — Расскажи лучше про точку.
— Про какую точку? — не понял я.
— Про ту, о какой ты вчера начал говорить. Я провел по ее лицу ладонью. Она прижала ее сверху своей.
— Я люблю тебя, — сказал я.
Анна дышала тихо, ровно и глубоко. Казалось, она опять уснула.
— И прошу тебя стать моей женой… Теперь-то Анна открыла глаза, внимательно посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. В ее волосы вплелись несколько травинок и похожие на блестки короткие иголки можжевельника.
— Нет. Дудки! Мне нужен нормальный муж, а не частный детектив, на которого охотится весь преступный мир Крыма.
— Но я же сам сказал, что пора ставить точку, — начал оправдываться я.
— Большую-пребольшую? — не поверила Анна, встала, потянулась и зажмурилась, как сытая и выспавшаяся кошка, хотя мы были голодны и тем более не выспались.
— Да.
— Жирную-прежирную?.. Надо подумать.
— Даю минуту, — сказал я и засек время по часам.
— Минуту?! — воскликнула Анна. — Я несколько лет ждала, когда ты насытишься своими психическими приключениями, а сам даешь мне всего минуту? Даже и не мечтай!
— Ну что ж, — сказал я со скрытой угрозой в голосе и негромко зарычал. — Тогда я вырву у тебя согласие силой!
Анна не успела позвать на помощь мамочку, как я повалил ее в траву и накрыл сверху собой. Анна дралась как дьявол. Она здорово исцарапала мне руки до локтей, искусала губы и изрядно оттянула правое ухо.
— Ну что? — сказал я, когда немного отдышался. — Сдаешься?
— Ни за что! — мужественно ответила Анна из-под меня, сдувая со лба челку.
— Ну ладно! — пригрозил я, и мы снова покатились по траве. В эту минуту неожиданно грянул гром, и на нас низверглись потоки воды. Дождь быстро охладил наши разгоряченные тела, мы отпустили друг друга, раскинули руки, глядя в молочную бесконечность, и стали ловить капли ртами. Одежда моментально потемнела от влаги, тяжелые капли с треском разбивались о грудь, словно о сырой бетон. Вокруг нас зашумели ручьи, устремляясь между камней вниз.
Дождь закончился столь же внезапно, как и начался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121