— Он теперь на вершине славы, — шепнул мне в коридоре Кныш, передавая листок бумаги с адресом и телефоном Гурули. — Страдалец, отсидевший несколько суток в сизо, борец с коррумпированной милицией. Куда нам с ним тягаться!
Он проводил меня до дверей, ведущих во дворик отделения. Протягивая руку, сказал напоследок:
— Иди через черный ход, не то вкладчики морду набьют… Зря ты все-таки занимаешься этим делом.
Он сделал ударение на слове «этим».
— А чем оно хуже тех, которыми мы когда-то с тобой занимались?
— Не понимаешь? — Нет.
— Тогда ты безнадежен, — резюмировал Кныш и скрылся за дверью.
Мне пришлось сделать большой круг, чтобы вновь очутиться на центральной улице. Митинг у входа в отделение милиции распалялся со скоростью пожара на картонной фабрике. Толпа людей, взявшись за руки, скандировала:
— Мен-тов в тюрь-му! День-ги лю-дям!
В глазах рябили плакаты и транспаранты: «Закрытие дела Милосердовой санкционировали воры народных денег», «Довести следствие до конца!», «Требуем отставки прокурора республики!», «Гурули, где ты закопал денежки?»
Я обошел митингующих на почтительном расстоянии, вынул из кармана лист бумаги, который дал мне Кныш, и прочитал: «Ялта. Чехова, 137. 2-19-89. Виктор Резоевич».
Ялта, конечно, не Бог весть как далеко, но этикет требует сначала позвонить. Я спускался вниз по улице как раз по направлению к междугородному переговорному пункту. Решения я привык принимать быстро и, приняв, уже особенно не задумывался над последствиями. Я включался в игру, которую мне навязали. Счет, который мне кто-то услужливо открыл в «Милосердии», естественно, предназначался для иной цели — скорее всего для того, чтобы навесить дополнительную улику против меня. Теперь же, когда дело Милосердовой было закрыто за отсутствием состава преступления, эту улику сам Бог велел мне использовать в качестве ответного удара.
Я заказал десять минут разговора с Ялтой и, не готовя заранее речи, полагаясь только на экспромт, набрал номер господина Гурули.
Достаточно долго из трубки тянулись длинные, всевозможных звуковых оттенков гудки. Затем раздался сухой щелчок, и я услышал низкий и как будто сонный голос:
— Слушаю.
— Мне нужен Виктор Резоевич.
— Кто его спрашивает?
— Моя фамилия Вацура. Недолгая пауза.
— Я вас не знаю. Кто вы?
— Вкладчик «Милосердия».
— Что вам надо?
— Я вам уже говорил.
— Виктор Резоевич вопросами вкладов в данный момент не занимается.
Опасаясь, что мой абонент сейчас положит трубку, я поторопился сказать главное:
— Видите ли, я хотел посоветоваться с господином Гурули о деле, которое затрагивает его личную безопасность.
Возникла пауза. Должно быть, я сказал достаточно витиевато, и мой абонент не сразу понял, что я имею в виду.
— Подождите, — нехотя сказал он.
В микрофоне снова что-то щелкнуло и запиликала электронная музыка.
— Да! — отозвался низкий баритон.
— Господин Гурули? — уточнил я.
— Да, слушаю вас. О чем вы хотите со мной посоветоваться?
— Мне кажется, это дело затрагивает ваши личные интересы.
— Короче, пожалуйста.
— Два дня назад ко мне обратился представитель одной малоизвестной фирмы, которая… как бы мягче это сказать… в общем, которая способствует возврату долгов своим клиентам.
— Так… И что вы хотите?
— Вашего совета. За свои услуги эта фирма просит треть от той суммы, которая лежит на счете «Милосердия»…
— Вы меня шантажируете? — усмехнулся Гурули. — А не боитесь, что я запишу ваш голос на диктофон и через полчаса передам кассету в милицию?
— Нет, не боюсь, — признался я. — Я только что был в милиции, где мне и дали ваши телефон и домашний адрес. Я прошу у вас свои деньги.
— Надо же, какой вы храбрый! А вы уверены, что деньги в самом деле ваши?
Вот теперь начался интересный разговор!
— Видите ли, я уверен в другом: что в Крыму больше нет другого Вацуры Кирилла Андреевича, проживающего в Судаке на улице Истрашкина. А коль так, значит, счет открыт на мое имя.
— Железная логика… Секундочку, я посмотрю свои бумаги… Так, Вацура… Ого! Да у вас приличная сумма.
— О чем и речь.
Гурули сдержанно рассмеялся.
— Значит, вы хотите получить свои деньги назад?
— Совершенно верно.
— К сожалению, вы не одиноки в своем желании. Десятки тысяч вкладчиков хотят того же.
— Выходит, вы мне отказываете?
— Ну погодите, не горячитесь. Надо подумать, где взять такую сумму для самого храброго нашего вкладчика. Вы же, должно быть, знаете, что Милосердова утащила все наличные деньги с собой на тот свет? Там, понимаете ли, тоже жить надо.
— Как раз именно в этом я сильно сомневаюсь.
— В чем — в этом?
Мне показалось, что я ответил достаточно ясно и не было необходимости что-либо уточнять.
— В том, что она утащила деньги с собой.
— Ну да, конечно, — снова усмехнулся Гурули. — Вы, должно быть, материалист. Отрицание загробной жизни и тому подобное.
— Вам не кажется, что наш разговор становится бессмысленным?
— Мне так не кажется. А вы, простите, торопитесь?.. Ах да! Вы ведь по междугородному звоните. Денежки бегут быстрее, чем слова… Еще минутку, даю слово, что не стану слишком разорять вас. Дайте мне два дня, чтобы определиться с вашим вкладом. — Он произнес слово «вашим» откровенно насмешливым тоном. — А потом мы с вами встретимся и, полагаю, решим все вопросы.
— Где мы встретимся?
— Скажем, в восемь часов вечера на взлете за поселком Морское. Там, знаете, когда-то памятник большевистскому десанту стоял, но после усердия вандалов остались лишь ноги матросов. Вот прямо рядом с этими ногами я и буду вас ждать. Как вы будете одеты?
— В серый костюм.
— Хорошо. А я, возможно, подъеду на авто. Вот только еще не решил, на какой именно марке… И последнее, что я хочу вам сказать: если вы на самом деле хотите получить, так сказать, свои деньги, то приходите один, без свидетелей. Мне очень бы не хотелось, чтобы еще кто-либо из наших клиентов, подражая вам, стал брать меня за горло.
И он первым оборвал связь.
* * *
Кто утверждает, что самой недоступной тайной для каждого человека является день и час его смерти, тот глубоко заблуждается. После телефонного разговора с господином Гурули я уже мог сказать совершенно определенно: если ничего не менять и отдать себя во власть судьбы, я погибну послезавтра, в восемь часов вечера, у ног морских десантников. Скорее всего меня пристрелят из окна автомобиля, а труп сбросят с обрыва в море.
Леша ждал меня в сквере у памятника бронзового Ленина. Он был готов ехать со мной к коммерческому директору, но, увидев мою кислую физиономию, понял, что наша поездка отменяется.
— Что? — спросил он, складывая на груди руки.
— Меня, кажется, приговорили к смертной казни, — ответил я и вкратце рассказал Леше о разговоре с Гурули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121