— Да я не о том. Меня сейчас убийство Милосердовой больше занимает. Здесь у нас бригада с документами работала… В общем, Кирилл, выяснилось, что ты сказал мне неправду.
Я, конечно, не святой и после такого заявления не мог тотчас ответить однозначно: «Упаси Господь, Володя! Я тебя не обманывал». Упрек Кныша заставил меня призадуматься. Он молчал. Мне в голову не приходило ни одной компрометирующей меня мысли.
— Самое интересное заключается в том, — сказал я, — что я не могу вспомнить, когда обманул тебя.
— Страдаешь провалами памяти? — усмехнулся Кныш. — Тогда напомню. Что ты мне сказал вчера насчет своего вклада в «Милосердие»?
— Что сказал? — переспросил я. — Сказал, что вкладывать, к сожалению, нечего. А разве это не так, Володя?
— Да-а-а, — протянул Кныш. — А утверждаешь, что откровенен со мной. Нехорошо.
— Да что нехорошо, черт возьми?! — вспылил я. — Что ты загадками со мной говоришь?
— Кирилл, — каким-то усталым голосом ответил Кныш, — в «Милосердии» у тебя есть валютный счет. И на том счету висит двадцать пять тысяч баксов. Плюс проценты.
— Что?! — не поверил я своим ушам и даже стал заикаться от волнения. — Какие еще двадцать пять тысяч баксов? Что ты пургу метешь? Откуда у меня такие деньги? Никогда у меня не было ни валютного, ни купонного…
— Слушай сюда! — не дал мне договорить Кныш. — Все это будешь объяснять следователю. Сам понимаешь, прикрывать я тебя больше не могу. Несколько человек, у которых на счету «Милосердия» висят крупные суммы, взяты под особый контроль.
— По той причине, что эти люди больше других могли желать смерти Милосердовой, отказавшей им в выплате? — усмехнулся я. — Железная у вас логика.
— Не мне решать, железная или деревянная. Я просто предупреждаю, что тебя в ближайшее время вызовут на допрос. И там ты расскажешь следователю, где был в час убийства девятнадцатого числа, как в твою лодку подкинули плащ убитой с письмом. А потом еще добавишь про Караева: как пытался поймать убийцу.
Кажется, Кныш зло иронизировал.
— Володя, но ты же сам понимаешь, что с такими фактами из личной жизни у меня прямая дорога в следственный изолятор. Что мне делать?
— Не знаю. Единственное, что советую, — это не пытаться сбежать.
— Но если я приду к следователю и дам показания, меня сразу же посадят.
— Возможно, — после паузы ответил Кныш. — И все-таки так будет лучше. Я найду тебе хорошего адвоката, и если ты говоришь правду, то беспокоиться тебе нечего.
— Ты меня успокоил, — огрызнулся я и швырнул трубку на аппарат.
«Черт возьми! — думал я, вылезая из спального мешка. — Кажется, вокруг меня остается все меньше и меньше людей, которые бы верили мне, как самим себе. Анна с легкостью необыкновенной променяла меня на симферопольского заезжего анестезиолога. Володя Кныш, как дешевая ЭВМ, дал сбой и перестал мне верить, как только ситуация усложнилась и стала неординарной. Остался Леша, с которым я знаком не больше месяца и с которым очень скоро мы расстанемся. Я не могу винить его в том, что он отбил у меня Анну, — я сам сказал ему, что нас с ней ничто не связывает и мы свободные люди. Но как теперь верить ему и надеяться на его помощь?»
* * *
Мне показалось удивительным то, что Анна пришла ко мне похвастать своим счастьем. Я считал, что всякая нормальная женщина в ее положении постарается быстрее исчезнуть с моих глаз, чтобы никогда больше не встречаться со мной и не подыскивать в связи с этим дурацких оправданий.
— Физкультпривет! — крикнула она, прикладывая ладонь к виску, словно отдавала честь.
Я занимался делом, которое прекрасно успокаивает нервы: сидя на верхней перекладине стремянки, собирал персики. Молча глянул на Анну, аккуратно опустил в ведро мохнатый фрукт и потянулся за очередным.
— А я выхожу замуж! — объявила Анна, отодвигая в сторону ветку и заглядывая мне в лицо.
— Поздравляю.
— Знаешь, за кого? — Ее глаза сверкнули безумным блеском.
— Догадываюсь.
— Не может быть! И что ты по этому поводу думаешь?
— Ничего не думаю, — пожал я плечами. — Мне что, не о чем больше думать, как о всякой чепухе?
Анна сорвала персик, надкусила его, извлекла косточку и, причмокнув, кинула ею в меня.
— И ты даже не ревнуешь?
— Размечталась!
Переступая через картофельные грядки, она стала ходить вокруг дерева. «Зачем она все это мне говорит? — думал я, делая вид, что увлеченно собираю персики. — Чтобы отомстить мне и удовлетворить свое ущемленное самолюбие?»
— Не топчи ботву, — сказал я.
— Ничего не сделается с твоей ботвой. — Анна остановилась, сунула руки в карманы шортов. Я интуитивно чувствовал, как в ней клокочет энергия, словно в паровом котле, где давление выросло до критической отметки. Ее слепило солнце, и Анна щурилась, отчего глаза превратились в тоненькие щелочки.
— Надеюсь, этот человек окажется намного достойнее меня, — сказал я.
— Конечно, достойнее! Можешь даже не сомневаться в этом! — воскликнула Анна. — Это замечательный человек. Он в отличие от некоторых никогда не предаст.
Все ясно. Анна решила возобновить дискуссию. Если человек по своей воле возвращается к давно закрытой теме, значит, его мучают сомнения.
— Когда свадьба? — поинтересовался я.
— Очень скоро. Я вздохнул.
— Жалко парня.
Анна достала из заднего кармана пачку сигарет и попыталась прикурить, но спичка каждый раз ломалась. Заметив мою усмешку, она кинула сигарету под ноги и втоптала ее в землю.
— Мне жалко тебя, Вацура, — сказала она. — Мечешься, лавируешь, всюду хочешь успеть, отовсюду по кусочку урвать и, где можно, столбишь территорию. И даже не оглядываешься вокруг, не интересуешься, кого походя обидел. Но учти: зло, которое ты совершил, вернется к тебе, как бумеранг. Это закон жизни. Все в ней сбалансировано. Отольются кошке мышкины слезки.
Если бы я сейчас свалился с лестницы и сломал себе шею, то Анна получила бы моральное удовлетворение. «Дудки», — подумал я и на всякий случай взялся за перекладину покрепче.
— Ты не пугай, — посоветовал я. — Лучше расскажи, как Леша тебя под акацией тискал. Как, кстати, он в постели?
— Дурак! — оценила мое остроумие Анна, быстро нагнулась, схватила ком земли и запустила им в меня. Я едва успел увернуться, и снаряд, пролетев мимо, загрохотал по жестяному козырьку.
— А ты мазила, — ответил я.
— Я не мазила, — грустно возразила Анна. — Я идиотка. Потратить лучшие годы жизни на такое ничтожество, как ты! Никогда не прощу себе этого.
— Точно! — кивнул я, подвешивая заполненное наполовину ведро на ветку. — Мои многочисленные дамы, включая Эльвиру Милосердову, так и сказали: зря, мол, Анна потратила свои лучшие годы на ничтожество.
Наша словесная дуэль могла продолжаться еще достаточно долго, если бы вдруг рядом с дачей не раздался пронзительный визг тормозов машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121