— Ты видишь, что делается? — сказал он, кивая на толпу. — Попалась одна провокаторша, и народ уже не успокоишь.
— Кто такая Милосердова, Володя?
— Ну вот, — разочарованно ответил Кныш. — Хочешь взяться за дело, а не знаешь самого главного. Это генеральный директор акционерного общества «Милосердие»… Секунду!.. Слушаю, «седьмой»! — переключился он на радиостанцию. — Да, они уже плывут сюда. Народу больно много, мы сами не справимся. Возможны беспорядки. Еще хотя бы человек пять…
«Акционерное общество „Милосердие“, — мысленно повторил я и вспомнил огромные рекламные щиты с крупной фотографией симпатичной бабушки в цветастом платочке, пьющей чай на веранде с видом на море. Самое популярное на побережье АО, обещавшее что-то около трехсот процентов годовых по частным вкладам. Наши местные пенсионеры из-за своей нищеты, кажется, совсем с ума посходили — все повально стали акционерами „Милосердия“. Я помню, как поселок регулярно обрастал легендами про каких-то счастливцев, которые всего за год баснословно разбогатели на акциях. К причалу быстро приближалась злополучная яхта, окруженная эскортом милицейских быстроходных катеров. Метров за сто она снизила ход и дала пронзительный сигнал. Народ затих, все повернулись в сторону моря. На причал пробивалась еще одна машина „Скорой помощи“, часто и нервно сигналя, заставляя людей расступиться.
— Извини, потом! — бросил мне Кныш и быстро пошел по причалу.
Яхта медленно приблизилась, коснулась амортизационных шин, и причал дрогнул, скрипнул ржавыми опорами. Швартовы принял какой-то штатский в голубой рубашке и галстуке. Стало тихо. Из обеих машин «Скорой помощи» вышли люди в белом, двое из них, схватив носилки, побежали к яхте. На судно их не пустил милиционер, принял носилки и передал кому-то в рубку. Сначала с кормы на причал спрыгнул штатский в темных очках и с короткой, под «ежик»,
прической. За ним — два милиционера. Они шли к машинам неторопливой, расслабленной походкой, не оглядываясь, не проявляя интереса к процессу выноса тела, как будто им все уже было ясно и преступник был практически уже в их руках.
Через минуту на кормовой палубе показались два милиционера с носилками. Белая простыня закрывала то, что осталось от головы, и большую часть туловища покойницы, неприкрытыми оставались лишь ноги в туфлях. Их носки раскачивались из стороны в сторону, будто убитая дразнилась и хвастала своей дорогой обувью.
Люди замерли. Какая-то бабка слева от меня стала неудержимо креститься и нашептывать молитву. Милиционеры подошли к краю борта и стали прицеливаться на причал. Яхта равномерно поднималась и опускалась на слабых волнах. Милиционеры топтались по палубе, не решаясь прыгнуть одновременно. Наконец первый шагнул на причал и едва не выронил носилки. Ему пришлось повернуться к яхте, а носилки приподнять до уровня лица. Второй сошел с борта удачней.
Меня кто-то тронул за руку. Я обернулся и увидел Лешу. Он часто дышал — наверное, ему пришлось пробежаться.
— Кто? — одними губами спросил он меня.
— Милосердова, — ответил я.
Леша вопросительно посмотрел на меня. Он, как и я, впервые слышал эту фамилию. Я посчитал, что здесь и в такой момент объяснять Леше, кто такая Милосердова, будет неэтично, и приложил палец к губам. Он кивнул и уставился на причал.
Покойницу поднесли к машине «Скорой помощи» и загнали носилки внутрь. Милицейский «уазик» завелся и дал задний ход, раскидывая вспышки света из установленной на крыше «мигалки». Люди снова расступились — на этот раз без команды и окриков милиционеров, пропуская машины. Старая женщина, которая крестилась рядом со мной, вдруг прижала руки к груди и дурным голосом завыла:
— Кормилица ты наша-а-а! Матушка-голубушка-а-а! Как же мы теперь без тебя-я-я!..
Комок встал в моем горле. Я искоса взглянул на Лешу. Он побледнел, а пальцы, которыми он нервно теребил усы, мелко дрожали.
Не успели все три машины скрыться за поворотом, как из притихшей толпы снова раздался вопль фиолетовой провокаторши:
— Кто теперь вернет наши денежки? Загубили женщину, а мы ей так верили! С кого теперь спрашивать? Где кассиры и бухгалтеры? Сюда их! На народный суд!!
Мы с Лешей поспешили отойти в сторону.
— Ну что, частный детектив, берешься за это дело? — спросил Леша, жадно затягиваясь сигаретой.
— Сам Бог велел, — ответил я. — Меня пытались здорово подставить, но, к счастью, у моих недоброжелателей произошла осечка.
— О чем ты? — не понял Леша.
Я рассказал ему о письме, найденном в кармане накидки. Леша никак не отреагировал на это сообщение. Мне показалось, что он был больше озабочен собственными мыслями. У меня вдруг мелькнуло подозрение, что Леша испугался нашей с ним дружбы. Быть рядом с человеком, на котором лежит тень подозрения в убийстве, — малоприятно. Могут затаскать на допросы в качестве свидетеля.
Я человек от природы несдержанный и обычно говорю то, что думаю.
— Вот что, — сказал я таким тоном, словно все уже было давно решено. — Тебе больше не стоит так часто общаться со мной. Мне не хочется, чтобы тебя в чем-либо заподозрили: в содействии, в соучастии. Не дай Бог!
— Что-что? — произнес Леша, и по его губам скользнула снисходительная усмешка. — Не стоит с тобой общаться?.. Да-а, низкого же ты обо мне мнения.
Я прикусил язык. Леша нахмурился. «Ну вот, обидел человека», — подумал я, прикидывая, как теперь исправить положение.
Минуту мы молчали. К нам шел Кныш, все еще прижимая рацию к щеке. Я знал, что Володя не станет разговаривать в присутствии незнакомого ему Леши, и пошел ему навстречу.
— До самого основания размозжен череп, — сказал Кныш, отводя меня в сторону открытого кафе. — Ориентировочно: вчера в полдень на Диком острове.
— А кто опознал тело?
— Ее брат. Он уже вчера вечером заявил, что сестра отправилась на остров и не вернулась. Крутился здесь только что, в черном костюме. На острове, говорят, в обморок упал, когда увидел, что от сестры осталось.
— Кто он такой?
— Москвич, кандидат наук, в недавнее время преподавал в МГУ философию, а сейчас занимается политикой, возглавляет партию радикальных мер.
— Вот как? У Милосердовой, оказывается, влиятельный родственник.
Кныш усмехнулся.
— Без влиятельных родственников она бы не открыла акционерного общества.
— Следы какие-нибудь нашли? — как бы между прочим спросил я.
— Да, на яхте следов много.
— Какие же, интересно? — Я почувствовал, как внутри меня все похолодело.
— Отпечатки пальцев. И все они идентичны отпечаткам пальцев трупа.
— И больше никаких?
Кныш отрицательно покачал головой.
— Штурвал, рычаг скоростей чисты, словно к ним вообще никто не прикасался. Наверняка убийца работал в перчатках… Что интересно — убивали ее на острове, а потом труп спрятали в трюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121