Но когда молодой разведчик попадает в тыл врага и оказывается там в
атмосфере человеконенавистничества, подлости, зверства, - что же, вы
полагаете, его душу не обжигает нетерпеливая ненависть, ярость? И чем
больше боли причинят ему ожоги, тем, значит, правильнее был наш выбор:
хорошо, что мы остановились именно на этом товарище. А закалка этой болью
- процесс сложный, продолжительный. И чем острее чувствует человек, тем
сильнее должен быть его разум, чтобы управлять чувствами. У людей, тонко
чувствующих, обычно и ум живее и сердце горячее. Самообладание - это
умение не только владеть собой, но и сохранить огонь в сердце при любых,
даже самых чрезвычайных обстоятельствах. А хладнокровие - это уже совсем
другое: порой это всего лишь способность, не используя всех своих
возможностей, оставаться в рамках задания.
Не все согласились с Барышевым. Но, поскольку Барышев лучше других
знал характер своего ученика, ему поручили при первой же возможности
связаться с ним. Следовало обстоятельно проанализировать действия Белова в
тылу врага. После этого предполагалось разработать для него новое задание,
исходя из условий, в каких Иоганн Вайс успешно продвигался по служебной
лестнице абвера. Барышев, как никто зная Сашу Белова, давно был убежден,
что в тылу врага первой и основной опасностью для его ученика окажутся
душевные муки. Его будет терзать мысль, что он мало сделал для Родины, не
использовал до конца все представившиеся тут возможности, и эта неотвязная
мысль толкнет его на опрометчивые, поспешные шаги навстречу опасности,
которую следовало и должно было хладнокровно избегать. Но в битве между
разумом и чувством победоносная мудрость одерживает верх далеко не в
начале жизненного пути. Не из готовых истин добывается она, а ценой
собственных ошибок, мук, душевных терзаний, и, сработанная из этого самого
сокровенного материала, мудрость эта не приклеивается легковесно к истине,
но навечно спаивается с ней, становится сущностью человека-борца, а не
просто существователя на земле.
Иоганну очень хотелось участвовать в спасении приговоренных к казни
немецких военнослужащих. И не только потому, что эта, как выразился Зубов,
"красивая", благородная операция, что этот подвиг боевиков должен был во
всеуслышание заявить здесь, во вражеском логове, о бессмертии пролетарской
интернациональной солидарности. Просто Иоганна постоянно жгла, томила
неутоленная потребность к непосредственным действиям против врага.
Он отлично понимал, что эта жгучая потребность свидетельствует не о
стойкости, а, скорее, о слабости, знал, что его участие в боевых
действиях, быть может, помешает решению тех главных задач, которые перед
ним поставлены.
Он понимал также, что если погибнет в бою, тем, кто будет заново
проходить по его пути, придется в тысячу раз труднее: ведь время,
необходимое для длительного, постоянного "вживания" во вражеский стан, уже
необратимо утрачено. И вовсе не потому его жизнь бесценна сейчас, что он,
Александр Белов, - личность неповторимая, одаренная качествами, которыми
другие не обладают. Напротив, он хорошо знал, что в тылу врага действуют,
и порой даже более успешно, чем он, талантливые советские разведчики, на
счету у которых не одна блистательная операция.
Все дело в том, что он, Александр Белов, такой, какой он есть, со
всеми своими достоинствами и недостатками, достиг высотки, на которую его
нацелили по карте битвы с тайными службами врага. И если он уйдет с нее,
враг снова сможет наносить отсюда свои удары. Значит, волей обстоятельств
его жизнь - это не просто одна жизнь, а много человеческих жизней, и
поэтому он не имеет права распоряжаться ею, как своей личной
собственностью.
Все это так. И сознание этого придавало душевную стойкость Иоганну
Вайсу. Но и она была не беспредельна.
Ему приходилось терпеливо выслушивать бесконечные рассуждения своих
сослуживцев о том, что немцам самой биологической природой предназначено
быть "новой аристократией крови", что немец - это "человекгосподин,
наделенный волей к власти и сверхвласти". Они упоенно превозносили смерть
на войне. Всемерно заботясь о сохранении собственной жизни, чужие жизни
они и в грош не ставили.
Умерщвление людей других национальностей они называли "оправданной
целью сокращения народной субстанции". И газовые камеры, где душили людей,
были оборудованы смотровыми глазками, для того чтобы нацисты, приникая к
ним, могли сдать публичный экзамен на бесчеловечность.
Когда Гитлер провозгласил, что Германия либо сделается владычицей
мира, либо перестанет существовать вообще, его слова вызвали только
чванливый восторг. А ведь они означали, что гитлеровцы не остановятся ни
перед чем, даже перед истреблением самого немецкого народа, и будут
воевать до последнего своего солдата.
Слушая своих сослуживцев, Иоганн каждый раз с отчаянной ненавистью, с
яростью убеждался, что рассуждения эти объясняются вовсе не трусливым
раболепием перед чудовищными фашистскими догмами, уклонение от которых
беспощадно каралось: в основе их лежало нечто еще более отвратное -
уверенность, что они составляют сущность германского духа.
И как ни привык Белов маскироваться под делового, но ограниченного
одной только служебной сферой абверовца, с какой бы ловкостью ни уклонялся
от кощунственных "философствований" на подобные темы с другими
сотрудниками, - все это давалось ему путем огромного насилия над собой -
ему все время приходилось мучительно сдерживать себя. Это строгое
подчинение Белова Иоганну Вайсу походило иногда на добровольное заточение
в тесной одиночной камере. Это было невыносимое духовное, замкнутое
одиночество. Белов никому, даже Зубову, не говорил о своих муках. Но
самому себе признавался, что сможет продолжать свой длительный подвиг
уподобления наци только в том случае, если ему удастся хотя бы изредка
вырываться из духовного заточения и, пусть хоть на краткое время,
становиться самим собой.
Понятно, что ему очень хотелось участвовать в спасении приговоренных
к смерти немецких военнослужащих. Это дало бы ему возможность как бы
душевно очиститься. А он тем сильнее нуждался в таком очищении, чем
удачнее шли в последнее время его дела в абвере, чем больше упрочалась за
ним среди сослуживцев репутация истинного наци.
Но как бы там ни было, он отказал себе в праве участвовать в
предстоящей операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307