Санитар толкнул его в кабинет.
— Спасибо, Семен. Дальше я сама, — Светлана Геннадьевна закрыла за собой дверь.
— Я буду рядом, — донеслось из коридора.
— Похоже, он считает меня сумасшедшим. Идиот! — Игорь Николаевич хитро подмигнул и приблизился к подруге.
Обстановка располагала, и Рыжов порывисто задышал. Счастье было совсем рядом. До него оставались доли миллиметра тонкой полупрозрачной ткани белого халатика... Но сегодня был не его день! Случайно оторвавшаяся от халата пуговица предательски выкатилась в коридор сквозь широкую щель между полом и дверью. Сделав несколько кругов, она остановилась прямо под ногами замершего в напряжении санитара. В любой другой больнице в этом не увидели бы ничего подозрительного. Но только не здесь.
Сорванная с петель дверь, визг Светланы, топот ног и сильнейший удар в лицо слились в один огненный шар, лопнувший в мозгу тысячей разноцветных искр. Потом пришла спасительная темнота.
— Где я?
Сознание возвращалось медленно, по крупицам воссоздавая картины событий, главной из которых почему-то была большая белая грудь. Игорь Николаевич отогнал наваждение и попытался пошевелиться. Скрученные несвежие простыни накрепко придавили руки и ноги к перекладинам больничной кровати. Подушка, пришитая к матрасу, не могла упасть на пол ни при каких условиях. Значит, удариться головой можно было даже не пытаться. В принципе, лежать было удобно — если бы не унизительное ощущение неволи.
— Ты у меня, Игорек, — знакомый голос прозвучал как бы издалека. В голове немного шумело. Света сидела у изголовья кровати и считала его пульс.
— Ты что, переехала? — Рыжов попытался оглядеться.
У стены напротив стояла аккуратно застеленная кровать. Возле батареи, сидя на корточках с пальцем во рту, глупо улыбался странного вида мужчина. И тут Игорь вспомнил все! В последней попытке дать событиям нормальное объяснение он тихо спросил, стесняясь человека у батареи:
— Это такая игра — простыни вместо наручников?
— Извини, Игорек. Простыни действительно вместо наручников. Но, боюсь, это не та игра, о которой ты думаешь. Я сейчас все объясню.
Игорь покосился на «сокамерника», но Светлана Геннадьевна махнула рукой.
— Не переживай! Он ничего не понимает. Кстати, могу порадовать — два дня назад перестал мочиться в постель. Правда, почему-то иногда ходит в раковину. Мы с коллегами посоветовались и считаем, что это он делал еще до болезни. Видимо, проблема в воспитании. Его привезли из какой-то квартиры, где было совершено убийство. Ужасная история. Но не волнуйся — убил не он. Он только свидетель. Сейчас Андрей Константинович идет на поправку. Так что я думаю — вы быстро подружитесь.
Рыжов снова посмотрел в сторону батареи.
— Или он начнет разговаривать, или мне придется начать сосать палец. Иначе дружба не завяжется, — сказал он и вновь вернулся к своим проблемам. — Но его почему-то не привязывают!
— Тогда он не сможет сосать палец, а для него это крайне важно, — совершенно серьезно ответила женщина. — Понимаешь, здесь решили, что ты хотел меня изнасиловать. Ты уж потерпи, пожалуйста, пару дней, а я что-нибудь придумаю. Договорились?
У Игоря Николаевича вновь закружилась голова, и он тихонько застонал. От батареи донесся такой же протяжный стон.
— Я же говорила — подружитесь. Ну, не буду мешать. Отдыхай.
В дверях Светлана Геннадьевна остановилась и на мгновение задумалась. Затем она начертила в воздухе несколько перекрещеных линий, похожих на неприличное слово, и сказала:
— У нас все чисто...
В течение двух дней Рыжов принимал галоперидол под зорким наблюдением жизнерадостного Семена. После этого способность совершить какое бы то ни было изнасилование покинула его полностью. Дружный консилиум врачей постановил, что больного можно отвязывать. Жизнь нелегала постепенно стала налаживаться.
Убедившись, что взмахи руками и странные телодвижения травматолога не несут в себе никакой опасности, Семен потерял к нему интерес. Предоставленный сам себе, Игорь Николаевич разошелся не на шутку. По ночам он выходил на середину холла и, предельно концентрируясь, рассылал во все стороны импульсы. Попытки повлиять биополями сразу на всех психов результатов не дали. После недели бессонных ночей Рыжов решил перейти к индивидуальным воздействиям.
Опыт начался в полночь. Сосед мирно посапывал у батареи, не вынимая пальца изо рта. Собрав волю в кулак, Игорь Николаевич сконцентрировал энергию и приблизился вплотную к объекту. Долгих полчаса он рисовал над спящим магические круги и шептал заклинания.
Вдруг дыхание подопытного участилось. Он неожиданно захрапел и поменял во рту большой палец на указательный. Это движение настолько обнадежило исследователя, что тот еще около часа мучительно посылал энергетиеские потоки в поврежденный мозг соседа. Но больше никаких изменений не происходило. Вконец обессиленный, Игорь Николаевич в последний раз взмахнул руками и хлопнул в ладоши, как это делал обычно, заканчивая «работу». Из головы не шла загадочная смена пальца во рту. Зародившаяся надежда скрашивала горечь поражения. Оптимистично хлопнув еще раз в ладоши, Рыжов потер их друг о друга, склонился к испытуемому и, грозя пальцем в закрытые глаза, уверенно произнес;
— Хана тебе. Я тебя добью, не сомневайся.
От второго хлопка Че Гевара открыл глаза. После слов экстрасенса он неожиданно завопил и наделал в штаны, что называется, по полной программе.
Оторванный жутким криком от обычной ночной трапезы с бутылкой водки и симпатичной медсестрой, Семен ворвался в палату, как ураган. Ситуацию усугублял резкий запах, распространяющийся с удивительной быстротой.
— Ты что с ним сделал, экстрасенс? Это ты из него говно выдавил? — Неизбежная помывка пациента опустила в испражнения эротические мечты санитара.
— Я его не трогал, — неуверенно солгал Рыжов.
— Теперь потрогаешь! — с куда большей уверенностью ответил Семен. — Веди в умывальник и раздевай. Я шланг подготовлю.
Спорить почему-то не хотелось. Игорь Николаевич помог подняться на удивление быстро вставшему соседу. Оглядывая решетки на окнах, тот вдруг забубнил, как заклинания:
— Хана... добью... — затем пошли и вовсе непонятные слова. — Черный... бай... камень...
Ввиду отсутствия на отделении душевой процедура помывки таких больных была отработана давно и на удивление рациональна. Голый Че Гевара стоял посреди туалета. Из длинного шланга на него с увлечением лил холодную воду медбрат первой категории Семен Барыбин. Горячей он не пользовался в воспитательных целях, объясняя это врачам, как способ закаливания и выработку «условного рефлекса на обсирание». По таким мелочам с ним никто не дискутировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90