Она с трудом проглотила слюну. А ведь все только начиналось: паром покачивался на мелководье, где не чувствовалось никакого течения. Напомнив себе о необходимости сохранять достоинство, девушка поклялась, что выдержит все с каменным лицом и ни за что не отдаст реке свой завтрак.
Трудно было сказать, кто смотрел на воду с большим трепетом — лошади или «Гонцы Солнца». Паром двинулся вперед вдоль двух огромных канатов, намертво закрепленных на противоположном берегу. Оствель не спускал глаз с лошадей, а Эльдскон — с тяжелых железных колец, сквозь которые были пропущены канаты. Для переправы использовалась мощь самой реки: с этой целью канаты были перекинуты под углом к течению. Тех, кто путешествовал с востока на запад, переправлял другой паром, устроенный точно так же. Благоразумная Сьонед тщательно изучила его устройство и пришла к выводу, что система надежна. Однако стоило волне ударить в борт парома, как девушка поняла, что доверила свою жизнь нескольким бревнам, расшатанному ограждению и паре неизвестно из чего сплетенных веревок. Это наблюдение не оказало благотворного действия на ее желудок.
Ками встала на колени, съежилась и обеими руками уцепилась за нижний брус ограждения; таким образом Сьонед осталась единственной из фарадимов, кто остался стоять на ногах. Лошади тревожно переминались и ржали, обращая морды к своим грумам, оставшимся на западном берегу, а паром тем временем плыл себе и плыл, потихоньку подбираясь к стремнине. Сьонед умудрялась справляться с коленями; но зато на самой середине реки не справилась со своим завтраком. Она вцепилась в поручни, перегнулась через ограждение, и ее вырвало. Самым постыдным и неэлегантным образом…
Немного погодя кто-то перенес Сьонед на твердую землю, и девушка едва пришла в себя. Она лежала на нагретой солнцем траве, слыша над собой чей-то насмешливый голос, обещавший, что скоро ей станет легче. Сьонед хотела сказать этому человеку, что он подлый лжец, но ей не хватило сил. Открыв глаза, она поняла, что совершила непростительную ошибку: солнечный свет ударил по голове, как меч. Она прохрипела невнятное ругательство и потеряла сознание.
Громкие крики заставили ее прийти в себя. Сьонед умудрилась сесть, обхватила голову обеими руками и испытала новый приступ морской болезни, тупо удивившись тому, что в ее желудке, оказывается, еще что-то осталось. Солнечный свет по-прежнему бил ей в глаза, но это было еще полбеды. Настоящая беда заключалаcь в том, что что-то случилось с ее зрением. Привязанные неподалеку лошади казались ей то очень большими, то очень маленькими, а затем исчезли в каком-то мареве, как будто их накрыли собой зимние туманы Крепости Богини. Невообразимо далекий берег реки вдруг так стремительно рванулся навстречу, что она инстинктивно выставила перед собой ладони. Сьонед испытывала смутное желание лечь на спину и не вставать несколько дней. Как ей удалось пережить случившееся? Она надеялась, что принц когда-нибудь оцедит ее подвиг.
Но кто-то все еще кричал, и несмотря на сильнейшее головокружение девушка заставила себя подняться на колени. Она прищурилась, пытаясь разглядеть паром. Вот он, посреди реки. Посреди другого, враждебного мира…
На нем должны были быть лошади, но они исчезли.
— Богиня милостивая… — выдохнула она. Ниже по течению барахтались испуганные животные, безуспешно пытавшиеся бороться с быстриной. Ее собственная буланая кобыла скрылась под водой и больше не выплыла. Сьонед безрассудно попробовала встать, потерпела неудачу и предприняла еще одну отчаянную попытку. Она сжала кулаки так, что ногти впились в мякоть, и на этот раз сумела подняться на ноги. Кое-как доковыляв до берега реки, девушка упала: прикосновение ледяной воды и острые камни, порезавшие колени и ладони, помогли ей прийти в себя. Она глотнула воды, закашлялась, подняла голову и посмотрела на реку.
Сьонед сразу поняла, что произошло. Один из двух канатов лопнул у самого противоположного берега, и паром оказался во власти реки. Он накренился, лошади всем весом навалились на ограждение, и дерево не выдержало. Второй канат был еще цел, и только поэтому паром не снесло ниже по течению. Все, кто был на борту, судорожно вцепились в трос, пытаясь вытянуть себя в безопасное место. Посмотрев на «мертвые якоря», Сьонед вскрикнула от ужаса. Канаты, навитые на четыре массивных тумбы, начинали лопаться.
Сьонед заставила себя встать и шатаясь побрела к тому месту, где вниз лицом лежал Мардим. Она перевернула юношу, похлопала по щекам, окликая его по имени, а затем схватила за лодыжки и потащила к реке. Затем девушка проделала то же с Меатом и Антоуном, и ледяная вода наконец сделала свое дело.
— Мардим! — крикнула Сьонед, и он поморщился от звука ее голоса. — Приведи в чувство остальных, слышишь? Антоун, Меат, вставайте и идите со мной. Скорее!
Она помогла молодым людям подняться и повела их к тумбам. Все трое ухватились за туго натянутый канат и потащили его на себя. Но сил трех человек было недостаточно, чтобы справиться с мощью реки, и Сьонед хорошо понимала всю безнадежность своей затеи. Боль пронзала плечи, девушка хрипела от натуги и слышала позади певучий голос Мардима, сыпавшего ругательствами. Несмотря на весь ужас положения, она чуть не рассмеялась: проклятия Мардима были такими же поэтичными, как и его песни.
Тем временем Эльдскон и Оствель, упираясь ногами в настил, тянули канат на себя… Рабочих рук прибавлялось. Сьонед оглянулась и увидела, что Камигвен ведет к ним двух лошадей. Когда канаты надежно прикрутили к седлам, Оствель одобрительно крикнул. С помощью лошадей паром стал мало-помалу приближаться. Чем меньше становилось расстояние до берега, тем легче было тянуть. Те, кто был на борту, тоже не жалели сил.
Наконец река выпустила паром из своих цепких объятий, и его удалось вытащить на мелководье. Дрожащие пассажиры выбрались на берег, и измученные фарадимы рухнули наземь, словно срубленные деревья. Сьонед не помнила ни того, как упала на песок, ни того, кто снова отнес ее на мягкую, теплую траву. Когда она опять пришла в себя, был уже разгар дня. Ее первые ощущения были удивительно приятными. Она лежала в тени, завернутая в одеяло, ощущая на губах вкус свежей моховики, сладкой и душистой. Девушка довольно вздохнула и повернула голову, готовясь заглянуть в следящие за ней улыбающиеся голубые глаза и увидеть шелковистые белокурые волосы…
— Ну что ж, Сьонед, — послышалось неподалеку. — Ты проснулась как раз вовремя, чтобы мы могли сказать тебе спасибо.
Девушку кольнуло острое разочарование. Это был не тот голос, который она надеялась услышать. Память вернулась; Сьонед открыла глаза, приподнялась на локтях и снизу вверх посмотрела на Оствеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Трудно было сказать, кто смотрел на воду с большим трепетом — лошади или «Гонцы Солнца». Паром двинулся вперед вдоль двух огромных канатов, намертво закрепленных на противоположном берегу. Оствель не спускал глаз с лошадей, а Эльдскон — с тяжелых железных колец, сквозь которые были пропущены канаты. Для переправы использовалась мощь самой реки: с этой целью канаты были перекинуты под углом к течению. Тех, кто путешествовал с востока на запад, переправлял другой паром, устроенный точно так же. Благоразумная Сьонед тщательно изучила его устройство и пришла к выводу, что система надежна. Однако стоило волне ударить в борт парома, как девушка поняла, что доверила свою жизнь нескольким бревнам, расшатанному ограждению и паре неизвестно из чего сплетенных веревок. Это наблюдение не оказало благотворного действия на ее желудок.
Ками встала на колени, съежилась и обеими руками уцепилась за нижний брус ограждения; таким образом Сьонед осталась единственной из фарадимов, кто остался стоять на ногах. Лошади тревожно переминались и ржали, обращая морды к своим грумам, оставшимся на западном берегу, а паром тем временем плыл себе и плыл, потихоньку подбираясь к стремнине. Сьонед умудрялась справляться с коленями; но зато на самой середине реки не справилась со своим завтраком. Она вцепилась в поручни, перегнулась через ограждение, и ее вырвало. Самым постыдным и неэлегантным образом…
Немного погодя кто-то перенес Сьонед на твердую землю, и девушка едва пришла в себя. Она лежала на нагретой солнцем траве, слыша над собой чей-то насмешливый голос, обещавший, что скоро ей станет легче. Сьонед хотела сказать этому человеку, что он подлый лжец, но ей не хватило сил. Открыв глаза, она поняла, что совершила непростительную ошибку: солнечный свет ударил по голове, как меч. Она прохрипела невнятное ругательство и потеряла сознание.
Громкие крики заставили ее прийти в себя. Сьонед умудрилась сесть, обхватила голову обеими руками и испытала новый приступ морской болезни, тупо удивившись тому, что в ее желудке, оказывается, еще что-то осталось. Солнечный свет по-прежнему бил ей в глаза, но это было еще полбеды. Настоящая беда заключалаcь в том, что что-то случилось с ее зрением. Привязанные неподалеку лошади казались ей то очень большими, то очень маленькими, а затем исчезли в каком-то мареве, как будто их накрыли собой зимние туманы Крепости Богини. Невообразимо далекий берег реки вдруг так стремительно рванулся навстречу, что она инстинктивно выставила перед собой ладони. Сьонед испытывала смутное желание лечь на спину и не вставать несколько дней. Как ей удалось пережить случившееся? Она надеялась, что принц когда-нибудь оцедит ее подвиг.
Но кто-то все еще кричал, и несмотря на сильнейшее головокружение девушка заставила себя подняться на колени. Она прищурилась, пытаясь разглядеть паром. Вот он, посреди реки. Посреди другого, враждебного мира…
На нем должны были быть лошади, но они исчезли.
— Богиня милостивая… — выдохнула она. Ниже по течению барахтались испуганные животные, безуспешно пытавшиеся бороться с быстриной. Ее собственная буланая кобыла скрылась под водой и больше не выплыла. Сьонед безрассудно попробовала встать, потерпела неудачу и предприняла еще одну отчаянную попытку. Она сжала кулаки так, что ногти впились в мякоть, и на этот раз сумела подняться на ноги. Кое-как доковыляв до берега реки, девушка упала: прикосновение ледяной воды и острые камни, порезавшие колени и ладони, помогли ей прийти в себя. Она глотнула воды, закашлялась, подняла голову и посмотрела на реку.
Сьонед сразу поняла, что произошло. Один из двух канатов лопнул у самого противоположного берега, и паром оказался во власти реки. Он накренился, лошади всем весом навалились на ограждение, и дерево не выдержало. Второй канат был еще цел, и только поэтому паром не снесло ниже по течению. Все, кто был на борту, судорожно вцепились в трос, пытаясь вытянуть себя в безопасное место. Посмотрев на «мертвые якоря», Сьонед вскрикнула от ужаса. Канаты, навитые на четыре массивных тумбы, начинали лопаться.
Сьонед заставила себя встать и шатаясь побрела к тому месту, где вниз лицом лежал Мардим. Она перевернула юношу, похлопала по щекам, окликая его по имени, а затем схватила за лодыжки и потащила к реке. Затем девушка проделала то же с Меатом и Антоуном, и ледяная вода наконец сделала свое дело.
— Мардим! — крикнула Сьонед, и он поморщился от звука ее голоса. — Приведи в чувство остальных, слышишь? Антоун, Меат, вставайте и идите со мной. Скорее!
Она помогла молодым людям подняться и повела их к тумбам. Все трое ухватились за туго натянутый канат и потащили его на себя. Но сил трех человек было недостаточно, чтобы справиться с мощью реки, и Сьонед хорошо понимала всю безнадежность своей затеи. Боль пронзала плечи, девушка хрипела от натуги и слышала позади певучий голос Мардима, сыпавшего ругательствами. Несмотря на весь ужас положения, она чуть не рассмеялась: проклятия Мардима были такими же поэтичными, как и его песни.
Тем временем Эльдскон и Оствель, упираясь ногами в настил, тянули канат на себя… Рабочих рук прибавлялось. Сьонед оглянулась и увидела, что Камигвен ведет к ним двух лошадей. Когда канаты надежно прикрутили к седлам, Оствель одобрительно крикнул. С помощью лошадей паром стал мало-помалу приближаться. Чем меньше становилось расстояние до берега, тем легче было тянуть. Те, кто был на борту, тоже не жалели сил.
Наконец река выпустила паром из своих цепких объятий, и его удалось вытащить на мелководье. Дрожащие пассажиры выбрались на берег, и измученные фарадимы рухнули наземь, словно срубленные деревья. Сьонед не помнила ни того, как упала на песок, ни того, кто снова отнес ее на мягкую, теплую траву. Когда она опять пришла в себя, был уже разгар дня. Ее первые ощущения были удивительно приятными. Она лежала в тени, завернутая в одеяло, ощущая на губах вкус свежей моховики, сладкой и душистой. Девушка довольно вздохнула и повернула голову, готовясь заглянуть в следящие за ней улыбающиеся голубые глаза и увидеть шелковистые белокурые волосы…
— Ну что ж, Сьонед, — послышалось неподалеку. — Ты проснулась как раз вовремя, чтобы мы могли сказать тебе спасибо.
Девушку кольнуло острое разочарование. Это был не тот голос, который она надеялась услышать. Память вернулась; Сьонед открыла глаза, приподнялась на локтях и снизу вверх посмотрела на Оствеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168