Потому что знает о ее исчезновении, хотя как раз ему-то знать не полагается.
«Ну, довольно, охолонись, — одернула она себя. — Один взгляд ничего не доказывает. В конце концов, он ведь может подумать, что я странно веду себя, волнуясь перед встречей с женихом. Да и слухи о пропаже моей могли разойтись — слишком много людей знало об этом. Нет, нужно с ним хорошенько наедине поговорить…»
— Всего ли в достатке, не испытываете ли какой нужды? — с этих слов княжна всегда начинала разговор в Иноземном подворье, но сейчас заставила себя придать голосу звучание неискреннего вопроса. Пусть Гракус думает, что она вне себя от тревог — и настолько глупа, что ищет помощи не у родного отца, а у будущих земляков. Пусть вообще думает что угодно, кроме того, что есть на самом деле.
— Все в порядке у нас, добрая Василиса. Вся нужда наша — в давнем споре с вязантским посольством из-за коней, но эта забота да не коснется тебя, о прекрасная. Будьте моими гостями! — обратился он к спутникам княжны.
Слуги уже помогали девушкам покинуть возки, так что те не заставили себя долго ждать и гурьбой повалили в терем.
Василиса старательно изображала неуемную деятельность, потребовала к себе «екомона», взялась проверять поставки купцов, оплаченные кремлевской казной (это было излишеством, поскольку ни один славянский купец и в страшном сне не подумает обмануть своего князя и недодать товар гостям Дивного, но на послов подобные проверки всегда производили хорошее впечатление — видно, не у всех на родине в чести была честность). Но быстро сбилась (чего тоже прежде не бывало) и велела сверить сведений о поставках с записями вендского эконома своему слуге
Клемий Гракус не замедлил воспользоваться случаем и пригласил княжну в малую горницу для разговора с глазу на глаз.
То, что надо! Василиса с видимым облегчением поручила дела слугам и Звонке, а сама последовала за послом.
В этой горнице ей не доводилось еще бывать. Маленькая, уютная, сплошь завешанная тонкими коврами с искусно вышитыми изображениями древних битв. Две низкие лежанки и столец с двумя лавками, а на стольце — вязантский письменный прибор из золота, цены немалой, составляли псе убранство. Наверняка за этими коврами можно разместить десяток лишних ушей… или ножей. Плохо, если разговор подслушивают — откровенности от Гракуса не жди. Но, с другой стороны, когда бы он успел разместить соглядатаев? И для чего? Нет, Гракус просто отвел княжну в самый глухой покой. Обилие ковров не позволит звукам проникнуть сквозь стены.
— Бесценная княжна чем-то озабочена? — За добрым прищуром глазок колобка, казалось, тлели злорадные огоньки.
— Я думаю, Клемий, ты и сам все знаешь.
— Я прожил немало зим, так что, смею надеяться, мне и впрямь известно многое из того, что происходит под небом, — развел руками Гракус. — Но будет ли это то самое, что тревожит сердце бесценной княжны?
Эх, знать бы, что там выведала Милочка у слуги Непряда — боярин ведь часто посещал вендское посольство… не попробовать ли наобум?
— Среди прочего меня тревожит боярин Непряд, — тихо сказала она, впиваясь взглядом в глаза собеседника; но ничто не изменилось за этими щелочками — угольки не вспыхнули и не погасли. — Что-то странное с ним происходит…
Договаривая, она уже понимала, что удар ушел впустую: либо никакие «странности» Непряда Гракуса ни в малейшей степени не касаются и, стало быть, взволновать его не способны, либо Гракус хорошо владеет собой. Да и не удар это, а сплошное баловство.
— Я ничего такого не заметил, — просто сказал Гракус.
Княжна не стала торопиться, как бы давая понять, что ей известно куда больше, и она рассчитывает на продолжение. И Гракус добавил:
— Если и так, то, я думаю, сейчас многие в кремле имею полное право беспокоиться о тебе, бесценная княжна. Неудивительно, если их поведение становится необычным
Это он о грядущем сватовстве Лоуха. По неписаному соглашению этих слов не произносили вслух, но все понимали, что имеется в виду, если случалось зайти разговору. Само собой выходило, что до прибытия принца, называть вещи своими именами было принято только в тесном кругу посвященных, на закрытых совещаниях с князем и его ближайшими боярами.
Это все впустую, нужно подвести разговор к деньгам. Уж тут-то кое-что известно, и сразу будет видно, если Клемий начнет выкручиваться. Нужно недвусмысленно дать понять, что в коварство кузнечной артели никто не поверит, — и тогда посол непременно выдаст себя…
Стоп! Стоп, как говаривает Упрям, когда в буйную головушку к нему стучится трезвая мысль. О свадьбе говорить не принято. О свадьбе мало кто знает.
И это почему-то выходило так естественно, что раньше никому и на ум не приходило задуматься над очевидной нелепостью положения. Ибо…
Вот она, ниточка, за которую можно потянуть!
— Сердце подсказывает мне, что Непряд не занимает слишком много места в мыслях княжны. Другие печали тяготят ее чистое сердце. Быть может, если бесценная дочь мудрого Велислава поделится всеми своими печалями…
Старая хитрая ромейская лисица дает понять, что для него очевидно: ничего Василиса про Непряда не знает, а если бы и знала, так что с того? — дела ему до Непряда не было, нет и не будет. Зато, быть может, прекрасная гостья захочет поделиться своими приключениями в последние два дня? Этого, разумеется, Гракус ни за что не скажет вслух, ведь считается, что он и не подозревает об исчезновении. Зато эти два дня в судьбе Василисы сейчас должны интересовать его о-очень сильно.
Что ж, Василиса, конечно, кое-чем поделится!
— Ты прав, уважаемый Клемий, почти во всем. Только, может, не нужно называть это «печалями», — сказала «бесценная княжна», заставляя себя успокоиться, чтоб не напороть горячки. — Просто некоторые любопытные мысли, которыми заняты некоторые отнюдь не глупые головы. Главным образом о тебе, Клемий. И о той игре, которую ты ведешь.
— Но, бесценная…
— Понимаешь, Клемий, — прервала его Василиса. — Уже давно многие задумываются: почему, собственно, Дивный до сих пор не слышал о предстоящем сватовстве. Нас, славян, еще можно понять: не в обиду будь сказано, но брак с вендским принцем — это вовсе не то, чего желал бы дочери мой отец, а народ — княжне. Для меня сватов и в Словени достанет, куда как более завидных. И, конечно, князь до последнего не хочет оглашать грядущий союз, надеясь, что положение изменится. Но почему молчали вы, венды?
Ага, засветилось что-то в глазах Гракуса, потянуло ветерком по уголькам! Но ни единый мускул на лице не дрогнул. Теперь уже посол ждал продолжения.
Да сколько угодно!
— Меньше всего, вам нужна была бы тайна, будь все по-честному. Ведь вы тоже не могли быть уверены, что положение не изменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
«Ну, довольно, охолонись, — одернула она себя. — Один взгляд ничего не доказывает. В конце концов, он ведь может подумать, что я странно веду себя, волнуясь перед встречей с женихом. Да и слухи о пропаже моей могли разойтись — слишком много людей знало об этом. Нет, нужно с ним хорошенько наедине поговорить…»
— Всего ли в достатке, не испытываете ли какой нужды? — с этих слов княжна всегда начинала разговор в Иноземном подворье, но сейчас заставила себя придать голосу звучание неискреннего вопроса. Пусть Гракус думает, что она вне себя от тревог — и настолько глупа, что ищет помощи не у родного отца, а у будущих земляков. Пусть вообще думает что угодно, кроме того, что есть на самом деле.
— Все в порядке у нас, добрая Василиса. Вся нужда наша — в давнем споре с вязантским посольством из-за коней, но эта забота да не коснется тебя, о прекрасная. Будьте моими гостями! — обратился он к спутникам княжны.
Слуги уже помогали девушкам покинуть возки, так что те не заставили себя долго ждать и гурьбой повалили в терем.
Василиса старательно изображала неуемную деятельность, потребовала к себе «екомона», взялась проверять поставки купцов, оплаченные кремлевской казной (это было излишеством, поскольку ни один славянский купец и в страшном сне не подумает обмануть своего князя и недодать товар гостям Дивного, но на послов подобные проверки всегда производили хорошее впечатление — видно, не у всех на родине в чести была честность). Но быстро сбилась (чего тоже прежде не бывало) и велела сверить сведений о поставках с записями вендского эконома своему слуге
Клемий Гракус не замедлил воспользоваться случаем и пригласил княжну в малую горницу для разговора с глазу на глаз.
То, что надо! Василиса с видимым облегчением поручила дела слугам и Звонке, а сама последовала за послом.
В этой горнице ей не доводилось еще бывать. Маленькая, уютная, сплошь завешанная тонкими коврами с искусно вышитыми изображениями древних битв. Две низкие лежанки и столец с двумя лавками, а на стольце — вязантский письменный прибор из золота, цены немалой, составляли псе убранство. Наверняка за этими коврами можно разместить десяток лишних ушей… или ножей. Плохо, если разговор подслушивают — откровенности от Гракуса не жди. Но, с другой стороны, когда бы он успел разместить соглядатаев? И для чего? Нет, Гракус просто отвел княжну в самый глухой покой. Обилие ковров не позволит звукам проникнуть сквозь стены.
— Бесценная княжна чем-то озабочена? — За добрым прищуром глазок колобка, казалось, тлели злорадные огоньки.
— Я думаю, Клемий, ты и сам все знаешь.
— Я прожил немало зим, так что, смею надеяться, мне и впрямь известно многое из того, что происходит под небом, — развел руками Гракус. — Но будет ли это то самое, что тревожит сердце бесценной княжны?
Эх, знать бы, что там выведала Милочка у слуги Непряда — боярин ведь часто посещал вендское посольство… не попробовать ли наобум?
— Среди прочего меня тревожит боярин Непряд, — тихо сказала она, впиваясь взглядом в глаза собеседника; но ничто не изменилось за этими щелочками — угольки не вспыхнули и не погасли. — Что-то странное с ним происходит…
Договаривая, она уже понимала, что удар ушел впустую: либо никакие «странности» Непряда Гракуса ни в малейшей степени не касаются и, стало быть, взволновать его не способны, либо Гракус хорошо владеет собой. Да и не удар это, а сплошное баловство.
— Я ничего такого не заметил, — просто сказал Гракус.
Княжна не стала торопиться, как бы давая понять, что ей известно куда больше, и она рассчитывает на продолжение. И Гракус добавил:
— Если и так, то, я думаю, сейчас многие в кремле имею полное право беспокоиться о тебе, бесценная княжна. Неудивительно, если их поведение становится необычным
Это он о грядущем сватовстве Лоуха. По неписаному соглашению этих слов не произносили вслух, но все понимали, что имеется в виду, если случалось зайти разговору. Само собой выходило, что до прибытия принца, называть вещи своими именами было принято только в тесном кругу посвященных, на закрытых совещаниях с князем и его ближайшими боярами.
Это все впустую, нужно подвести разговор к деньгам. Уж тут-то кое-что известно, и сразу будет видно, если Клемий начнет выкручиваться. Нужно недвусмысленно дать понять, что в коварство кузнечной артели никто не поверит, — и тогда посол непременно выдаст себя…
Стоп! Стоп, как говаривает Упрям, когда в буйную головушку к нему стучится трезвая мысль. О свадьбе говорить не принято. О свадьбе мало кто знает.
И это почему-то выходило так естественно, что раньше никому и на ум не приходило задуматься над очевидной нелепостью положения. Ибо…
Вот она, ниточка, за которую можно потянуть!
— Сердце подсказывает мне, что Непряд не занимает слишком много места в мыслях княжны. Другие печали тяготят ее чистое сердце. Быть может, если бесценная дочь мудрого Велислава поделится всеми своими печалями…
Старая хитрая ромейская лисица дает понять, что для него очевидно: ничего Василиса про Непряда не знает, а если бы и знала, так что с того? — дела ему до Непряда не было, нет и не будет. Зато, быть может, прекрасная гостья захочет поделиться своими приключениями в последние два дня? Этого, разумеется, Гракус ни за что не скажет вслух, ведь считается, что он и не подозревает об исчезновении. Зато эти два дня в судьбе Василисы сейчас должны интересовать его о-очень сильно.
Что ж, Василиса, конечно, кое-чем поделится!
— Ты прав, уважаемый Клемий, почти во всем. Только, может, не нужно называть это «печалями», — сказала «бесценная княжна», заставляя себя успокоиться, чтоб не напороть горячки. — Просто некоторые любопытные мысли, которыми заняты некоторые отнюдь не глупые головы. Главным образом о тебе, Клемий. И о той игре, которую ты ведешь.
— Но, бесценная…
— Понимаешь, Клемий, — прервала его Василиса. — Уже давно многие задумываются: почему, собственно, Дивный до сих пор не слышал о предстоящем сватовстве. Нас, славян, еще можно понять: не в обиду будь сказано, но брак с вендским принцем — это вовсе не то, чего желал бы дочери мой отец, а народ — княжне. Для меня сватов и в Словени достанет, куда как более завидных. И, конечно, князь до последнего не хочет оглашать грядущий союз, надеясь, что положение изменится. Но почему молчали вы, венды?
Ага, засветилось что-то в глазах Гракуса, потянуло ветерком по уголькам! Но ни единый мускул на лице не дрогнул. Теперь уже посол ждал продолжения.
Да сколько угодно!
— Меньше всего, вам нужна была бы тайна, будь все по-честному. Ведь вы тоже не могли быть уверены, что положение не изменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119