Разведчики не успели достигнуть каменистого гребня, за которым скрывались калуны, когда орки Шханцу шумно поднялись из укрытий и устремились к ним. Мёршины, кажется, нисколько не удивились (видимо, слава предателей пристала к их недавним союзникам намертво) и дружно повернули назад. Вслед им была выпущена туча стрел, трое упали, остальные скрылись за поворотом, откуда почти тотчас выкатила волна мёршинов.
Две толпы сошлись прямо под засадой Истер. Мёршины сумели сразу занять выгодное положение выше по откосу и стали теснить шханцунов. Уверенно жалили обвитые алыми лентами копья, мелькали в воздухе мечи. Бой был коротким — шханцуны не собирались упорствовать. Наскоро выполнив условие Истер, они развернули волчецов и пустились наутек, оставив десятка четыре убитыми и ранеными и нанеся противнику примерно такой же урон.
Однако и расчет Истер заключался отнюдь не в том, чтобы заставить шханцунов биться до последней капли крови. Они принесли больше пользы, заставив мёршинов повернуться спиной к откосу. Орки Мёрши метали им в спину стрелы, многие, не успевшие в ходе стычки даже сойтись с врагом вплотную, пустились в погоню, не слушая окликов и увлекая за собой остальных.
В эту минуту и обрушились сверху орки Клахара, ведомые человеком.
К дальнейшему Истер особенно не присматривалась. Диковатые мёршины, отродясь не пытавшиеся биться в строю (притом что многие кланы всерьез пытались перенять «изобретенное» Клахаром искусство слаженного боя), умели драться зло и самозабвенно, но их сопротивление было сломлено без усилий. Ливень стрел, затем дротики, и вот уже кривые мечи калунов жадно пьют кровь. Даже не бойня, не хладнокровная резня, а что-то сродни монотонной работе, вроде прополки сорняков.
Только один сотник Мёрши, собрав вокруг себя остатки своих орков, отчаянной бранью заставил их сомкнуться плечом к плечу и попробовал пробиться через калунов, — видимо, в том направлении, где ожидал встретить второй отряд. На пути у него встало одетое в железо незнакомое существо, от которого веяло такой жутью, что сплоченный в минуту безумной надежды строй тут же стал распадаться.
А Длинный Лук, в тот миг решительно не помнивший себя, один налетел на мёршинов. Ближайший волчец шарахнулся от него, сбросив седока, другого Джок поразил в шею, зверь взвился и упал, придавив еще одну тварь. Джок разрубил направленное ему в голову копье сотника и обратным движением снес тому башку. Мёршины пытались достать его — без успеха. Редкие копья, что дотягивались до Джока, не оставляли на доспехах Рота даже царапин, а Цепенящее Жало наносило страшные раны, отнимая жизнь за жизнью. Даже волчец Джока дрался яростнее мёршинских, легко подминая их, прокусывая шкуры, разрывая плоть одним ударом лапы.
Так и не сладившие с Длинным Луком мёршины попали в кольцо. Раххыг, с исключительной ловкостью орудовавший ятаганом, пробился к человеку и едва успел отшатнуться от гудящей в воздухе полосы Цепенящего Жала.
— Эй, это же я! — крикнул он, на всякий случай держась в нескольких шагах. — Остановись, врагов уже не осталось!
Джок потряс головой и огляделся. Ну не то чтобы совсем не осталось, скорее следовало сказать, что врагов не осталось именно для него. Последние мёршины, даже видя, что их не собираются пленять, шарахались от него, предпочитая умирать под ятаганами калунов.
— Ты поистине великий воин, — тонко польстил Раххыг. — Тут десятка полтора валяется, а я-то едва моргнуть успел.
Джок, не отвечая, спешился и подошел к ближайшему мёршину. Смотреть на то, что от него осталось, вряд ли даже окрам было приятно: глубоко разрубленная ключица, не столько отсеченная, сколько оторванная левая лапа, брюхо и пах разворочены когтями волчецов. Однако он был еще жив, по окровавленной морде в такт биению сердца пробегала мелкая дрожь, меж клыков сочилась бурая пена. Джок присел перед ним на корточки, заглянул в мутные глаза, по которым можно было догадаться об упорной борьбе с чудовищной болью. Ему вспомнились слова Истер о том, что у орков нет души. Только эта непонятная сущность, способная, однако, в точности как душа, куда-то переходить. Или не в точности? Впрочем, велика ли разница? Смерть, судя по всему, одинакова у всех. Смерть и боль. Легендарные эльфы, когда-то насмерть рубившиеся с такими вот орками, точно так же умирали на поле боя. Перед болью и смертью все равны…
— Дорогой, — послышался голос Истер.
Джок медленно поднял глаза.
— Дорогой, нам надо торопиться.
Да, она права. И думать сейчас надо о другом. В конце концов, размышления о смерти никогда не привлекали Длинного Лука. На миг ему вспомнилось лицо Волчьего Клыка, лежащего в луже крови, но он отогнал воспоминание. К чему оно? И без лишних раздумий ясно, что он, Джок по прозвищу Длинный Лук, знает толк в смерти…
Он опустил Цепенящее Жало, чтобы вытереть его об одежду умирающего орка, — на правом плече болтался почти чистый кусок крашеного меха. Тут случилось нечто неожиданное: орк, которому, кажется, не могло быть дела до чего-либо за пределами собственных ран, вдруг вперил взор в лицо Джока и с предельным отчаянием проскулил что-то нечленораздельное, но понятное: не надо! Не делай этого!
Истер замерла, а Длинный Лук, то ли сделав вид, то ли и впрямь не обратив внимания, таки вытер клинок и вернул его в ножны, выпрямляясь.
— Ты права, надо ехать.
— Проклятые шханцуны, — рявкнул Раххыг, глядя вслед беглецам — вдали еще можно было разглядеть нестройную толпу, переваливающую через холм. — Если бы они не сбежали, мы бы занялись и второй полутысячей.
— Уверена, они вновь присоединятся к штурканам, — сказала Истер, оседлывая волчеца. — Однако мы в выигрыше: тысяча мертвых мёршинов — это лучше, чем даже две тысячи мертвых шханцунов.
Обратная дорога к Дому Калу пролетела незаметно. Второй отряд мёршинов промелькнул в поле зрения уже в Тихом Логу, но на рожон не полезли ни те, ни другие.
Клахар принял победителей сдержанно, хотя и похвалил за малые потери. Потом велел всем отдыхать, сказав, что скоро времени на это не будет ни у кого. Возможно, ему пришлось не по душе самоуправство Истер, однако он не мог не признать, что вылазка закончилась наилучшим образом.
Истер порадовалась про себя тому, что, вернувшись в отведенную им комнату, Длинный Лук сам принялся разоблачаться, не только без сожаления, но и как будто с гримасой неудовольствия избавляясь от частей доспеха.
— Сглупили мы, по всему выходит, что сглупили, — вздохнул он. — Я должен был сообразить.
— О чем ты?
— Об этих, черт язык сломит, шханцунах. Ясно как день, что они опять переметнутся к штурканам, это ты верно сказала. Раз уж они такие заядлые предатели…
— Думаю, их остановит страх перед тобой, — сказала Истер, становясь перед ним на колени, чтобы помочь ему снять сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163