В деревне очереди к источнику почти не было, стояла только бабка, набирая воды в бутыль зеленого стекла, явно выброшенную когда-то морем.
– Девчонка болеет, – коротко пожаловалась бабка, крепко завязывая бутыль серой тряпкой.
– Что болит? – профессионально спросил Гвидион.
– Так не знаю. Не говорит ведь девчонка.
– Жар есть?
– Ой, есть, ой, есть, – сказала бабка.
– А дышит плохо?
– Ой, плохо, ой, плохо дышит, – подтвердила бабка и собиралась величественно удалиться.
– Погодите, бабушка! – догнал ее Гвидион. – А высыпание на коже есть?
– Ну, это уж ты сам посмотри, милок, – гостеприимно сказала бабка, жестом приглашая юного медика в дом.
Больше никто в бабкином семействе не болел. Шестеро сыновей, как на подбор, один другого краше, с женами и детьми, делали всякую работу по дому. Гвидион поймал поочередно всех здоровых детей и профилактически помазал им носы чесночным маслом, после чего обратился к кровати под пологом, где болела девочка-найденыш.
– Я, конечно, могу ошибаться, – сказал Гвидион, погодя. – Однако… катарральное воспаление аденоидных образований глоточного кольца… и двусторонний лимфаденит…
– Вишь, девчонка у нас мудреная, и болезнь у нее какая мудреная, – живо отозвалась бабка.
– Да нет, скарлатина обычная, – подытожил Гвидион. – Язык уже очищается. Еще три дня, и пойдет на поправку, короче говоря. Давайте ей… знаете что? – и Гвидион полез за клочком бумаги, чтобы нацарапать состав лекарства. – Спокойствие, красавица, скоро шторм уляжется, выйдет солнышко, и тебе сразу станет лучше…
– Наоборот, – сказал подошедший Ллевелис.
Гвидион был, однако, слишком поглощен другим делом, чтобы обратить внимание на эти слова.
…Когда они возвратились в грот, Мэлдун рвал и метал. Его раздражало не только то, что они давным-давно должны были быть в школе, в то время как засели здесь из-за шторма, но еще и то, что все его приборы показывали при этом ясную погоду.
– Почему так долго? – сурово спросил он.
– Я зашел посмотреть больную девочку, – объяснил Гвидион. – Ту самую. Которая не говорит.
Мэлдун несколько смягчился.
– И что с ней?
– Скарлатина. Не самая тяжелая форма, и уже не в начале. Я думаю, сейчас еще многое обострилось из-за погоды. Когда кончится шторм и выйдет солнце, она постепенно поправится.
– Наоборот, – сказал Ллевелис.
– Что наоборот?
– Не когда шторм кончится, она выздоровеет, а когда она выздоровеет, кончится шторм.
– Как это?
– По мере того, как ей делается лучше, становится лучше погода. Я давно это заметил. Когда ей плохо, погода портится, – пояснил Ллевелис. – Вспомните, как ее нашли.
Мэлдун смотрел на него, пораженный.
– Как вам это пришло в голову?
Ллевелис пожал плечами.
Помогло ли лекарство Гвидиона или бабкин чай с вареньем, но через три дня шторм утих. Мэлдун вывел ладью из бухты, где он прятал ее от непогоды, и вновь подвел к причалу. Доля школы в собранном урожае яблок была внушительна. Мешок Мерлина, набитый битком, красовался возле мачты. Под тяжестью корзин ладья осела в воду так, что можно было споласкивать руки в море, лишь слегка наклонившись через борт.
Профессор Мэлдун отвязал канат.
– Авалон – это остров блаженных, отсюда не возвращаются, – сказала Керидвен. – Почему же мы…?
– Потому что мы сюда приехали работать, а не отдыхать, – строго сказал Мэлдун.
* * *
На другое утро вся школа чистила яблоки. Мерлин возглавлял эту акцию и даже повязал передник. Хлебопечки сновали туда-сюда, пекли шарлотки и закатывали банки с джемом. Именно в этот день в Кармартене появилась вторая комиссия. Она хищно бродила некоторое время вокруг школы, пока не решилась наконец привлечь внимание простых горожан к своей проблеме: она не могла попасть внутрь.
Спешащий мимо советник Эванс поправил шляпу, огляделся и любезно сказал:
– Я, вы знаете, не имею ни малейшего понятия, а вот идет преподаватель этой школы, у него и спросите.
После этого члены комиссии проследовали во внутренний двор школы в сопровождении вернувшегося из родового замка Лланэшли Кервина Квирта, не успевшего предпринять никаких контрмер. Тот вел себя крайне галантно, а вот члены комиссии выражали большое недовольство и терзали Кервина Квирта вопросами, говоря: почему у вас так замаскирована дверь? А как же учащиеся попадают в здание? – и тому подобное. Кервин Квирт, дипломатично улыбаясь, отмалчивался.
Мерлин, завидев вторую комиссию, всплеснул было руками, потом сощурился и сказал ворчливо:
– Да-а… Недосмотр. Надо бы Орбилию как-то гусей поднатаскать.
– А гуси как раз беспокоились сегодня утром, – обиженно возразил подошедший Орбилий.
– Мало беспокоились. Сильнее надо было беспокоиться. А теперь вот нам беспокоиться придется. Я давно говорил, чтоб на башнях были гуси, – строго перебил его Мерлин, поднимаясь и стряхивая с себя яблочные очистки.
– Вторую комиссию возглавляет мисс Пандора Клатч, – объявил он, просмотрев бумагу из Министерства. – Дорогая Пандора, я боюсь, что недостойный прием, оказанный вам мной, в отсутствие меня мог бы быть еще ужаснее.
Произнеся эту загадочную этикетную фразу, Мерлин застыл в позе старого ворона, к чему-то прислушивающегося.
– Мы представляем собой комиссию в расширенном составе, – сказала Пандора Клатч, уперев в Мерлина ядовитый взгляд, под действием которого он схватился за сердце. – Мы займемся детальным исследованием происходящих в стенах школы неподобающих явлений и рассчитываем на вашу поддержку и несопротивление. Кроме того, мы проверим бухгалтерию. А сейчас вам не мешало бы разместить нас где-нибудь!..
После того, как архивариус Хлодвиг сдал Пандоре бухгалтерские книги, Мерлин, не отрывая руки от сердца и слегка пошатываясь, проводил всю комиссию в расширенном составе в какой-то давно не отпиравшийся зал, расположенный одинаково вдалеке от мест обитания как студентов, так и преподавателей. Еще на лестнице он почесывал нос, предчувствуя, что с помещением что-нибудь окажется не так. И точно: когда он со скрипом провернул ключ в замке, обнаружилось, что комната буквально от пола до потолка заставлена разнообразной мебелью, в основном темного дерева. Узенькие тропинки между буфетами, сервантами, секретерами, ширмами и готическими этажерками уводили куда-то, как лабиринт. Однако растерянность директора длилась недолго.
– Вся мебель в этой комнате подарена Гофманом, – быстро сказал Мерлин, не уточняя, каким именно Гофманом.
– Хофманом, – поправил его архивариус Хлодвиг.
– Да-да, Хофманом. Поэтому вы не очень-то тут это… Поосторожнее, в общем. Антиквариат, – закончил Мерлин.
И когда Пандора Клатч злобно втиснулась в предложенные ей рамки, Мерлин, Хлодвиг и Морган-ап-Керриг, удаляясь по коридору, беззаботно признались друг другу, что совершенно не помнили этого зала и просто поразились тому, чем это он набит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Девчонка болеет, – коротко пожаловалась бабка, крепко завязывая бутыль серой тряпкой.
– Что болит? – профессионально спросил Гвидион.
– Так не знаю. Не говорит ведь девчонка.
– Жар есть?
– Ой, есть, ой, есть, – сказала бабка.
– А дышит плохо?
– Ой, плохо, ой, плохо дышит, – подтвердила бабка и собиралась величественно удалиться.
– Погодите, бабушка! – догнал ее Гвидион. – А высыпание на коже есть?
– Ну, это уж ты сам посмотри, милок, – гостеприимно сказала бабка, жестом приглашая юного медика в дом.
Больше никто в бабкином семействе не болел. Шестеро сыновей, как на подбор, один другого краше, с женами и детьми, делали всякую работу по дому. Гвидион поймал поочередно всех здоровых детей и профилактически помазал им носы чесночным маслом, после чего обратился к кровати под пологом, где болела девочка-найденыш.
– Я, конечно, могу ошибаться, – сказал Гвидион, погодя. – Однако… катарральное воспаление аденоидных образований глоточного кольца… и двусторонний лимфаденит…
– Вишь, девчонка у нас мудреная, и болезнь у нее какая мудреная, – живо отозвалась бабка.
– Да нет, скарлатина обычная, – подытожил Гвидион. – Язык уже очищается. Еще три дня, и пойдет на поправку, короче говоря. Давайте ей… знаете что? – и Гвидион полез за клочком бумаги, чтобы нацарапать состав лекарства. – Спокойствие, красавица, скоро шторм уляжется, выйдет солнышко, и тебе сразу станет лучше…
– Наоборот, – сказал подошедший Ллевелис.
Гвидион был, однако, слишком поглощен другим делом, чтобы обратить внимание на эти слова.
…Когда они возвратились в грот, Мэлдун рвал и метал. Его раздражало не только то, что они давным-давно должны были быть в школе, в то время как засели здесь из-за шторма, но еще и то, что все его приборы показывали при этом ясную погоду.
– Почему так долго? – сурово спросил он.
– Я зашел посмотреть больную девочку, – объяснил Гвидион. – Ту самую. Которая не говорит.
Мэлдун несколько смягчился.
– И что с ней?
– Скарлатина. Не самая тяжелая форма, и уже не в начале. Я думаю, сейчас еще многое обострилось из-за погоды. Когда кончится шторм и выйдет солнце, она постепенно поправится.
– Наоборот, – сказал Ллевелис.
– Что наоборот?
– Не когда шторм кончится, она выздоровеет, а когда она выздоровеет, кончится шторм.
– Как это?
– По мере того, как ей делается лучше, становится лучше погода. Я давно это заметил. Когда ей плохо, погода портится, – пояснил Ллевелис. – Вспомните, как ее нашли.
Мэлдун смотрел на него, пораженный.
– Как вам это пришло в голову?
Ллевелис пожал плечами.
Помогло ли лекарство Гвидиона или бабкин чай с вареньем, но через три дня шторм утих. Мэлдун вывел ладью из бухты, где он прятал ее от непогоды, и вновь подвел к причалу. Доля школы в собранном урожае яблок была внушительна. Мешок Мерлина, набитый битком, красовался возле мачты. Под тяжестью корзин ладья осела в воду так, что можно было споласкивать руки в море, лишь слегка наклонившись через борт.
Профессор Мэлдун отвязал канат.
– Авалон – это остров блаженных, отсюда не возвращаются, – сказала Керидвен. – Почему же мы…?
– Потому что мы сюда приехали работать, а не отдыхать, – строго сказал Мэлдун.
* * *
На другое утро вся школа чистила яблоки. Мерлин возглавлял эту акцию и даже повязал передник. Хлебопечки сновали туда-сюда, пекли шарлотки и закатывали банки с джемом. Именно в этот день в Кармартене появилась вторая комиссия. Она хищно бродила некоторое время вокруг школы, пока не решилась наконец привлечь внимание простых горожан к своей проблеме: она не могла попасть внутрь.
Спешащий мимо советник Эванс поправил шляпу, огляделся и любезно сказал:
– Я, вы знаете, не имею ни малейшего понятия, а вот идет преподаватель этой школы, у него и спросите.
После этого члены комиссии проследовали во внутренний двор школы в сопровождении вернувшегося из родового замка Лланэшли Кервина Квирта, не успевшего предпринять никаких контрмер. Тот вел себя крайне галантно, а вот члены комиссии выражали большое недовольство и терзали Кервина Квирта вопросами, говоря: почему у вас так замаскирована дверь? А как же учащиеся попадают в здание? – и тому подобное. Кервин Квирт, дипломатично улыбаясь, отмалчивался.
Мерлин, завидев вторую комиссию, всплеснул было руками, потом сощурился и сказал ворчливо:
– Да-а… Недосмотр. Надо бы Орбилию как-то гусей поднатаскать.
– А гуси как раз беспокоились сегодня утром, – обиженно возразил подошедший Орбилий.
– Мало беспокоились. Сильнее надо было беспокоиться. А теперь вот нам беспокоиться придется. Я давно говорил, чтоб на башнях были гуси, – строго перебил его Мерлин, поднимаясь и стряхивая с себя яблочные очистки.
– Вторую комиссию возглавляет мисс Пандора Клатч, – объявил он, просмотрев бумагу из Министерства. – Дорогая Пандора, я боюсь, что недостойный прием, оказанный вам мной, в отсутствие меня мог бы быть еще ужаснее.
Произнеся эту загадочную этикетную фразу, Мерлин застыл в позе старого ворона, к чему-то прислушивающегося.
– Мы представляем собой комиссию в расширенном составе, – сказала Пандора Клатч, уперев в Мерлина ядовитый взгляд, под действием которого он схватился за сердце. – Мы займемся детальным исследованием происходящих в стенах школы неподобающих явлений и рассчитываем на вашу поддержку и несопротивление. Кроме того, мы проверим бухгалтерию. А сейчас вам не мешало бы разместить нас где-нибудь!..
После того, как архивариус Хлодвиг сдал Пандоре бухгалтерские книги, Мерлин, не отрывая руки от сердца и слегка пошатываясь, проводил всю комиссию в расширенном составе в какой-то давно не отпиравшийся зал, расположенный одинаково вдалеке от мест обитания как студентов, так и преподавателей. Еще на лестнице он почесывал нос, предчувствуя, что с помещением что-нибудь окажется не так. И точно: когда он со скрипом провернул ключ в замке, обнаружилось, что комната буквально от пола до потолка заставлена разнообразной мебелью, в основном темного дерева. Узенькие тропинки между буфетами, сервантами, секретерами, ширмами и готическими этажерками уводили куда-то, как лабиринт. Однако растерянность директора длилась недолго.
– Вся мебель в этой комнате подарена Гофманом, – быстро сказал Мерлин, не уточняя, каким именно Гофманом.
– Хофманом, – поправил его архивариус Хлодвиг.
– Да-да, Хофманом. Поэтому вы не очень-то тут это… Поосторожнее, в общем. Антиквариат, – закончил Мерлин.
И когда Пандора Клатч злобно втиснулась в предложенные ей рамки, Мерлин, Хлодвиг и Морган-ап-Керриг, удаляясь по коридору, беззаботно признались друг другу, что совершенно не помнили этого зала и просто поразились тому, чем это он набит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115