Наконец порция лекарства была готова. Следующей задачей было влить его Змейку в рот. Гвидиону страшновато было думать о том, чтобы прикоснуться к чистым и благоуханным волосам Змейка, которые тот, конечно, мыл не далее как утром, своей перепачканной рукой с обломанными ногтями, но выбора не было.
– Эх! – сказал он. – Извините, учитель.
Крепко вздохнув, Гвидион взял Змейка за волосы, запрокинул ему голову, разжал зубы черенком ложки и, капля за каплей, перелил все лекарство до последнего глотка ему в рот. Он все еще хлопотал вокруг Тарквиния и щупал ему пульс, одновременно другой рукой стряхивая градусник, когда заметил вдруг, что учитель смотрит на него обычными глазами с совершенно нормальными белками. Его губы, минуту назад совершенно черные и потрескавшиеся, тоже приобрели самый будничный вид, и исчезли страшные геморрагии и темные круги вокруг глаз.
– Рассказывайте, – процедил Змейк.
И Гвидиону пришло время облечь в слова и описать в медицинских терминах все, что он только что проделал. Он до того увлекся, что когда Змейк спросил: «Как именно течение заболевания отразилось на работе сердца?» – сказал не подумав: «Это покажет вскрытие».
– Скорого вскрытия вам не обещаю, – отозвался Змейк и сухо заключил: – Разбор ошибок. Вы совершенно забыли о мерах предосторожности. Теперь вы сами инфицированы.
Гвидион вышел от Змейка на подкашивающихся ногах. К счастью, у этой формы черной оспы был очень краткий инкубационный период, поэтому Гвидион не находил себе места всего сорок восемь часов. И только когда он понял, что черной оспой так и не заболел, он смог оценить тонкую шутку и красоту педагогических приемов Змейка.
* * *
– Гвидион, не в службу, а в дружбу, – сказал Мак Кехт. – Вас не затруднит навестить Мак Кархи и передать ему, что я собираюсь заглянуть к нему на минутку, в связи с чем прошу ненадолго убрать скрещенные ветви рябины, которые у него над дверью?
С этими словами Мак Кехт снял белоснежный халат и вновь оказался в своей будничной одежде в ярких кровавых пятнах.
– Да, конечно, учитель, – быстро сказал Гвидион, побросав свои пробирки. Ему меньше всего хотелось заставлять Мак Кехта ждать, да еще в такой деликатной ситуации. Мак Кехт наклоном головы дал ему понять, что ценит его такт.
Скрещенные ветви рябины над дверью кабинета Мак Кархи обладали властью отгонять представителей племен богини Дану, отчего к нему не мог зайти ни Мак Кехт, ни Курои, ни некоторые другие профессора. Разумеется, с его стороны это был некоторый эпатаж, поскольку сам он специализировался на поэзии Туата Де Дананн и заподозрить его в нелюбви к этой расе было трудно. Это было чем-то вроде вызова мировой общественности, который Мак Кархи позволял себе в качестве глотка свободы. Доктор Мак Кехт обыкновенно деликатно заранее просил снять оберег, когда навещал Мак Кархи, другие профессора из числа Туата Де Дананн также не стеснялись этой деталью, в отношении же невозможности для величественного и грозного Курои, сына Дайре, попасть в этот кабинет Мак Кархи иногда шутливо признавался, что последняя мысль его как-то греет. Впрочем, Курои в этот кабинет никогда и не рвался, а если ему нужен бывал по каким-то вопросам Мак Кархи, он преграждал ему дорогу посохом, зажимал в углу и вытряхивал из него душу на педсоветах. Справедливости ради нужно сказать, что сам профессор Курои тоже крепко не любил, когда ему докучали, и его неприступная башня в Южной четверти, похожая на крепость, с заходом солнца начинала медленно вращаться, чтобы труднее было найти в нее вход.
Гвидион поспешил вперед и расчистил дорогу. Мак Кархи снял прибитые над притолокой ветви рябины, Гвидион унес их подальше, и доктор Мак Кехт, терпеливо ожидавший у излета лестницы, зашел в дверь.
– Простите, – сказал Мак Кехт, входя и усаживаясь боком на ручку кресла. – Я не отниму у вас много времени. Вы не могли бы кратко просветить меня, Оуэн, – что делают, когда ухаживают за женщиной?
Мак Кархи уставился на него в приступе изумления.
– Нет, я не то чтобы, мне случалось многократно это делать, просто в данный момент я подзабыл, как именно принято действовать… за давностью лет, – пояснил Мак Кехт и стал смотреть на Мак Кархи в ожидании ответа.
– Э-э… гм, – сказал Мак Кархи, который наконец поверил, что коллега не издевается над ним. – В целом это… зависит от того, на какой стадии знакомства происходит ухаживание.
– Так, – сказал Мак Кехт.
– Хорошо знакомую вам женщину следует провожать и встречать.
– Откуда встречать? – невыразительно спросил доктор.
– Отовсюду, – сказал Мак Кархи, думая о том, что он не оратор. – То есть со всех сторон сразу, – добавил он. – В общем, ей следует дарить цветы, – продолжил он внезапно, – восхищаться ею… пригласить ночью посмотреть на звезды… ну, и там, смотря по обстоятельствам.
– Что по обстоятельствам? – вскинул глаза Мак Кехт.
– Пригласить на танец, если будет такая возможность, – сказал Мак Кархи, чувствуя, что он сегодня не в ударе.
– Как насчет ювелирных украшений? – спросил доктор Мак Кехт.
– Не советую. Можно получить ими по лицу, – сказал Мак Кархи, потирая переносицу.
– Благодарю вас, – церемонно сказал Мак Кехт и вышел, подобрав полы своих пурпурно-белых одежд.
* * *
Ллевелис примостился под потолком читального зала и тихо плел паутину; иногда он вздыхал, иногда у него вырывалось имя Кэтрин, но он не прекращал своего древнего занятия ни на миг. Внизу, под ним, за одним из библиотечных столов, расположился Сюань-цзан с учениками. Учеников было трое: Эльвин, Тангвен и Афарви. Афарви был самым младшим: два других приобретения учитель сделал на третьем и четвертом курсах. Теперь он разбирал с ними толкования китайских пословиц чэнъюй.
– «Вы не туда едете, господин. Княжество Чу на юге; почему же вы направляетесь на север?» – доносилось снизу.
– «Не имеет значения, – отвечал человек в повозке. – Вы же видите, моя лошадь бежит очень быстро». «Ваша лошадь, без сомнения, очень хороша, однако дорога, по которой вы едете, неправильна».
В этом месте Ллевелис перевернулся вниз головой и стал вплетать седьмую поперечную нить в нити основы.
– «Не стоит беспокоиться, – заверил старца человек в повозке. – Взгляните, моя повозка совершенно новая, она сделана в прошлом месяце». «Ваша повозка и впрямь очень новая, однако дорога, по которой вы едете, ведет вовсе не в княжество Чу».
– «Почтенный старец, – сказал человек в повозке. – Вы еще не знаете, что у меня в этом сундуке очень много денег, и долгого пути я не боюсь». «Ваше богатство и впрямь велико, – сказал старец, – однако дорога, по которой вы едете, неправильна. Послушайте, вы бы лучше поворачивали и поезжали назад».
– «Но я еду так уже десять дней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Эх! – сказал он. – Извините, учитель.
Крепко вздохнув, Гвидион взял Змейка за волосы, запрокинул ему голову, разжал зубы черенком ложки и, капля за каплей, перелил все лекарство до последнего глотка ему в рот. Он все еще хлопотал вокруг Тарквиния и щупал ему пульс, одновременно другой рукой стряхивая градусник, когда заметил вдруг, что учитель смотрит на него обычными глазами с совершенно нормальными белками. Его губы, минуту назад совершенно черные и потрескавшиеся, тоже приобрели самый будничный вид, и исчезли страшные геморрагии и темные круги вокруг глаз.
– Рассказывайте, – процедил Змейк.
И Гвидиону пришло время облечь в слова и описать в медицинских терминах все, что он только что проделал. Он до того увлекся, что когда Змейк спросил: «Как именно течение заболевания отразилось на работе сердца?» – сказал не подумав: «Это покажет вскрытие».
– Скорого вскрытия вам не обещаю, – отозвался Змейк и сухо заключил: – Разбор ошибок. Вы совершенно забыли о мерах предосторожности. Теперь вы сами инфицированы.
Гвидион вышел от Змейка на подкашивающихся ногах. К счастью, у этой формы черной оспы был очень краткий инкубационный период, поэтому Гвидион не находил себе места всего сорок восемь часов. И только когда он понял, что черной оспой так и не заболел, он смог оценить тонкую шутку и красоту педагогических приемов Змейка.
* * *
– Гвидион, не в службу, а в дружбу, – сказал Мак Кехт. – Вас не затруднит навестить Мак Кархи и передать ему, что я собираюсь заглянуть к нему на минутку, в связи с чем прошу ненадолго убрать скрещенные ветви рябины, которые у него над дверью?
С этими словами Мак Кехт снял белоснежный халат и вновь оказался в своей будничной одежде в ярких кровавых пятнах.
– Да, конечно, учитель, – быстро сказал Гвидион, побросав свои пробирки. Ему меньше всего хотелось заставлять Мак Кехта ждать, да еще в такой деликатной ситуации. Мак Кехт наклоном головы дал ему понять, что ценит его такт.
Скрещенные ветви рябины над дверью кабинета Мак Кархи обладали властью отгонять представителей племен богини Дану, отчего к нему не мог зайти ни Мак Кехт, ни Курои, ни некоторые другие профессора. Разумеется, с его стороны это был некоторый эпатаж, поскольку сам он специализировался на поэзии Туата Де Дананн и заподозрить его в нелюбви к этой расе было трудно. Это было чем-то вроде вызова мировой общественности, который Мак Кархи позволял себе в качестве глотка свободы. Доктор Мак Кехт обыкновенно деликатно заранее просил снять оберег, когда навещал Мак Кархи, другие профессора из числа Туата Де Дананн также не стеснялись этой деталью, в отношении же невозможности для величественного и грозного Курои, сына Дайре, попасть в этот кабинет Мак Кархи иногда шутливо признавался, что последняя мысль его как-то греет. Впрочем, Курои в этот кабинет никогда и не рвался, а если ему нужен бывал по каким-то вопросам Мак Кархи, он преграждал ему дорогу посохом, зажимал в углу и вытряхивал из него душу на педсоветах. Справедливости ради нужно сказать, что сам профессор Курои тоже крепко не любил, когда ему докучали, и его неприступная башня в Южной четверти, похожая на крепость, с заходом солнца начинала медленно вращаться, чтобы труднее было найти в нее вход.
Гвидион поспешил вперед и расчистил дорогу. Мак Кархи снял прибитые над притолокой ветви рябины, Гвидион унес их подальше, и доктор Мак Кехт, терпеливо ожидавший у излета лестницы, зашел в дверь.
– Простите, – сказал Мак Кехт, входя и усаживаясь боком на ручку кресла. – Я не отниму у вас много времени. Вы не могли бы кратко просветить меня, Оуэн, – что делают, когда ухаживают за женщиной?
Мак Кархи уставился на него в приступе изумления.
– Нет, я не то чтобы, мне случалось многократно это делать, просто в данный момент я подзабыл, как именно принято действовать… за давностью лет, – пояснил Мак Кехт и стал смотреть на Мак Кархи в ожидании ответа.
– Э-э… гм, – сказал Мак Кархи, который наконец поверил, что коллега не издевается над ним. – В целом это… зависит от того, на какой стадии знакомства происходит ухаживание.
– Так, – сказал Мак Кехт.
– Хорошо знакомую вам женщину следует провожать и встречать.
– Откуда встречать? – невыразительно спросил доктор.
– Отовсюду, – сказал Мак Кархи, думая о том, что он не оратор. – То есть со всех сторон сразу, – добавил он. – В общем, ей следует дарить цветы, – продолжил он внезапно, – восхищаться ею… пригласить ночью посмотреть на звезды… ну, и там, смотря по обстоятельствам.
– Что по обстоятельствам? – вскинул глаза Мак Кехт.
– Пригласить на танец, если будет такая возможность, – сказал Мак Кархи, чувствуя, что он сегодня не в ударе.
– Как насчет ювелирных украшений? – спросил доктор Мак Кехт.
– Не советую. Можно получить ими по лицу, – сказал Мак Кархи, потирая переносицу.
– Благодарю вас, – церемонно сказал Мак Кехт и вышел, подобрав полы своих пурпурно-белых одежд.
* * *
Ллевелис примостился под потолком читального зала и тихо плел паутину; иногда он вздыхал, иногда у него вырывалось имя Кэтрин, но он не прекращал своего древнего занятия ни на миг. Внизу, под ним, за одним из библиотечных столов, расположился Сюань-цзан с учениками. Учеников было трое: Эльвин, Тангвен и Афарви. Афарви был самым младшим: два других приобретения учитель сделал на третьем и четвертом курсах. Теперь он разбирал с ними толкования китайских пословиц чэнъюй.
– «Вы не туда едете, господин. Княжество Чу на юге; почему же вы направляетесь на север?» – доносилось снизу.
– «Не имеет значения, – отвечал человек в повозке. – Вы же видите, моя лошадь бежит очень быстро». «Ваша лошадь, без сомнения, очень хороша, однако дорога, по которой вы едете, неправильна».
В этом месте Ллевелис перевернулся вниз головой и стал вплетать седьмую поперечную нить в нити основы.
– «Не стоит беспокоиться, – заверил старца человек в повозке. – Взгляните, моя повозка совершенно новая, она сделана в прошлом месяце». «Ваша повозка и впрямь очень новая, однако дорога, по которой вы едете, ведет вовсе не в княжество Чу».
– «Почтенный старец, – сказал человек в повозке. – Вы еще не знаете, что у меня в этом сундуке очень много денег, и долгого пути я не боюсь». «Ваше богатство и впрямь велико, – сказал старец, – однако дорога, по которой вы едете, неправильна. Послушайте, вы бы лучше поворачивали и поезжали назад».
– «Но я еду так уже десять дней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115