Керидвен, дочь Пеблига, после страшных усилий, часа через два, отфыркиваясь, перестала быть морской свинкой.
С остальными было хуже. Не обладая ни природным даром, ни прилежанием, они только и могли, что сдаться на милость кого-нибудь из преподавателей, кроме Финтана: от профессора Финтана милостей ждать не приходилось.
Потратив часа четыре в попытках обрести человеческий облик, бурундучок-Ллевелис прибежал и припал к ногам доктора Рианнон. Рианнон почесала ему шейку под подбородком и превратила его обратно, ни о чем не спрашивая, – мало ли, какие у человека случились неприятности. Но Гвидион скорее провел бы ночь под стропилами башни, чем обратился за спасением к доктору Рианнон. Летучие мыши прямо не летают, и некоторое время Гвидион украшал вечернее небо над школой своим рваным полетом по непонятной траектории, пока не залетел в окно кабинета Тарквиния Змейка. Змейк сидел в глубине, за письменным столом, и работал. Гвидион метнулся к нему и повис вниз головой на бронзовой настольной лампе слева от Змейка.
– Что вы себе позволяете, Гвидион, сын Кледдифа?.. – начал сквозь зубы Змейк.
Гвидион умоляюще сложил крылья и жалобно пискнул.
– А, вы не сдали метаморфозы, – разобрался в ситуации Змейк. – Что ж, подождите, я занят. Повисите пока, вам полезно немножко… отвисеться.
Гвидион тихо висел на лампе, зацепившись коготками, и смотрел на сложнейшую химическую формулу, появляющуюся из-под руки Змейка на пергаменте. Но не имея привычки подолгу висеть вниз головой, а главное – не вполне свыкшись с особенностями своих лап, он постарался посильнее вцепиться в бронзовую завитушку, отчего тут же оборвался и шмякнулся на стол.
– Лапы летучих мышей устроены таким образом, – ровным тоном сказал Змейк, не глядя подбирая его со стола и подвешивая обратно на лампу, – что захват происходит в расслабленном состоянии. Напряжение, напротив, нужно для того, чтобы отпустить предмет, за который держишься.
Гвидион повис, сложив кожаные крылья, и постарался висеть расслабленно, опасаясь, как бы снова не шмякнуться и не вывести учителя из себя. Наконец Змейк закончил писать, встал, одним взмахом руки вернул ему обычный облик и проводил до двери.
Вскоре после этого у Змейка состоялся разговор с Финтаном.
– Объясните, коллега, почему, когда вы экзаменуете первый курс, ученики залетают ко мне в окна не в своем виде? – холодно осведомился Змейк.
– Ну, это естественно, – вскинулся Финтан. – Когда человек пребывает в облике летучей мыши, ему нужно где-то летать.
– Я не заметил, чтобы данный ученик обуян был страстью к полету, – бросил Змейк еще холоднее. – И потом, сейчас мы говорим не о потребностях учеников. Я мог быть серьезно занят, мог частично отсутствовать, мог быть не один, наконец!.. Почему мне на голову должны сыпаться первокурсники в виде сколопендр, ящериц и попугайчиков?
Профессор Финтан, чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, извинился и поспешно отправился собирать по школе учеников, не превратившихся в самих себя до девяти вечера – им пора было к профессору Мэлдуну на астрономию. Через четверть часа его можно было видеть пытающимся выманить из норки пятнистую крысу со словами: «Ну что вы, Афарви, я не собираюсь вас ругать. Ну и что такого? – ну, не сдали, бывает».
* * *
…Тарквиний Змейк изловил всячески пытающегося улизнуть Мерлина на верхней галерее Южной четверти, твердо взял его за локоть, подвел к перилам и показал вниз.
– Инспекция может приехать со дня на день, – сказал он. – И на что же упадет ее взгляд? На Диона Хризостома, неисправимого киника. Вон он во дворе льет вино в фонтан, вызывающе провозглашая, что оно не более способно изменить и улучшить состав воды, чем образованные книжники, влившись в общую массу невежд в этом мире, способны улучшить человечество. Так зачем учиться? – спрашивает он, и посмотрите, какую толпу он уже собрал.
Действительно, Дион делал именно то, что описал Змейк, причем вокруг него собралась группка учеников и последователей, да и посмотреть на это зрелище сбежались многие.
– О Боже, Тарквиний, – сказал Мерлин, отмахиваясь от Змейка обеими руками, – пойдите превратите эту воду в вино или сделайте еще что-нибудь, что мне, вас учить, что ли? Примите вызов.
– Хорошо, – зловеще сказал Тарквиний. – Но приготовьте свежий, чистый и сухой хитон.
Заслышав, что речь пошла о хозяйственной части, со всех сторон набежали хлебопечки и вопросительно воззрились на Мерлина.
– Да, – сказал Мерлин, подтверждая требование Змейка. – Хитон, пожалуйста. С виноградной лозой и меандром по краю.
Тарквиний Змейк сбежал по лестнице, мгновенно очутился во дворе и еще с расстояния простер вперед руку, отчего софиста швырнуло в фонтан, где он поднял тучу брызг. Собравшиеся вокруг студенты отскочили: их всех промочило насквозь.
– Вот какой эффект может произвести всего лишь один софист, попавший в фонтан, – пояснил Змейк. – Достоинство и сила людей образованных в этом мире не в их плотности на душу населения, но в тех концентрических кругах, которые от них расходятся.
Дион Хризостом в фонтане уже встал на ноги и, нисколько не обидевшись, весело и беззлобно обратился к Змейку, отжимая волосы:
Хоть и не скажешь, мой друг, что тобой разбит я всухую,
Мокрый весь, признаю я пораженье свое.
И облачившись в поданный хлебопечками белый хитон с виноградной лозой и меандром по краю, он важно направился к себе в башню, сопровождаемый когортой учеников. Тарквиний Змейк сказал ему вслед энглин:
Мне свидетель сам Аполлон:
Если впредь будут штучки эти,
То на первом же педсовете
Вы из школы пойдете вон.
* * *
По коридору кометой пронесся Мэлдун в арабской накидке и сунул в руки Керидвен какой-то конверт, сказав только: «Вам письмо от вашего прадедушки».
– От какого прадедушки? Как от прадедушки? – завопила совершенно растерявшаяся Керидвен. – Э! Как? Он же странствует неизвестно где!
– Я встретил его в пустыне Руб-эль-Хали, – сказал Мэлдун, – и в беседе упомянул, что знаю одного человека из его рода. Он дает там свой адрес, – и Мэлдун, искрясь, испарился.
Керидвен распечатала письмо и долго вчитывалась в него, шевеля губами.
– Уф-ф-ф… Со мной вышел на связь прадедушка Кледвин, сын… сын… Махрета. Это наконец наш шанс снять со всей семьи ужасный позор! От того, что я отвечу, зависит доброе имя нашего рода. Нужно расстараться. Итак: «Кузнец сделал два таких фонаря, у Кинвора был такой же», – забормотала Керидвен. – Но здесь нет обратного адреса! – воскликнула она наконец. – Мэлдун, Мэлдун… где же Мэлдун?
Она взлетела на башню Невенхир и подскочила к Мэлдуну, который как раз разматывал какую-то линялую тряпку и отдирал ее от раны.
– Давайте я помогу, – предложила Керидвен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
С остальными было хуже. Не обладая ни природным даром, ни прилежанием, они только и могли, что сдаться на милость кого-нибудь из преподавателей, кроме Финтана: от профессора Финтана милостей ждать не приходилось.
Потратив часа четыре в попытках обрести человеческий облик, бурундучок-Ллевелис прибежал и припал к ногам доктора Рианнон. Рианнон почесала ему шейку под подбородком и превратила его обратно, ни о чем не спрашивая, – мало ли, какие у человека случились неприятности. Но Гвидион скорее провел бы ночь под стропилами башни, чем обратился за спасением к доктору Рианнон. Летучие мыши прямо не летают, и некоторое время Гвидион украшал вечернее небо над школой своим рваным полетом по непонятной траектории, пока не залетел в окно кабинета Тарквиния Змейка. Змейк сидел в глубине, за письменным столом, и работал. Гвидион метнулся к нему и повис вниз головой на бронзовой настольной лампе слева от Змейка.
– Что вы себе позволяете, Гвидион, сын Кледдифа?.. – начал сквозь зубы Змейк.
Гвидион умоляюще сложил крылья и жалобно пискнул.
– А, вы не сдали метаморфозы, – разобрался в ситуации Змейк. – Что ж, подождите, я занят. Повисите пока, вам полезно немножко… отвисеться.
Гвидион тихо висел на лампе, зацепившись коготками, и смотрел на сложнейшую химическую формулу, появляющуюся из-под руки Змейка на пергаменте. Но не имея привычки подолгу висеть вниз головой, а главное – не вполне свыкшись с особенностями своих лап, он постарался посильнее вцепиться в бронзовую завитушку, отчего тут же оборвался и шмякнулся на стол.
– Лапы летучих мышей устроены таким образом, – ровным тоном сказал Змейк, не глядя подбирая его со стола и подвешивая обратно на лампу, – что захват происходит в расслабленном состоянии. Напряжение, напротив, нужно для того, чтобы отпустить предмет, за который держишься.
Гвидион повис, сложив кожаные крылья, и постарался висеть расслабленно, опасаясь, как бы снова не шмякнуться и не вывести учителя из себя. Наконец Змейк закончил писать, встал, одним взмахом руки вернул ему обычный облик и проводил до двери.
Вскоре после этого у Змейка состоялся разговор с Финтаном.
– Объясните, коллега, почему, когда вы экзаменуете первый курс, ученики залетают ко мне в окна не в своем виде? – холодно осведомился Змейк.
– Ну, это естественно, – вскинулся Финтан. – Когда человек пребывает в облике летучей мыши, ему нужно где-то летать.
– Я не заметил, чтобы данный ученик обуян был страстью к полету, – бросил Змейк еще холоднее. – И потом, сейчас мы говорим не о потребностях учеников. Я мог быть серьезно занят, мог частично отсутствовать, мог быть не один, наконец!.. Почему мне на голову должны сыпаться первокурсники в виде сколопендр, ящериц и попугайчиков?
Профессор Финтан, чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, извинился и поспешно отправился собирать по школе учеников, не превратившихся в самих себя до девяти вечера – им пора было к профессору Мэлдуну на астрономию. Через четверть часа его можно было видеть пытающимся выманить из норки пятнистую крысу со словами: «Ну что вы, Афарви, я не собираюсь вас ругать. Ну и что такого? – ну, не сдали, бывает».
* * *
…Тарквиний Змейк изловил всячески пытающегося улизнуть Мерлина на верхней галерее Южной четверти, твердо взял его за локоть, подвел к перилам и показал вниз.
– Инспекция может приехать со дня на день, – сказал он. – И на что же упадет ее взгляд? На Диона Хризостома, неисправимого киника. Вон он во дворе льет вино в фонтан, вызывающе провозглашая, что оно не более способно изменить и улучшить состав воды, чем образованные книжники, влившись в общую массу невежд в этом мире, способны улучшить человечество. Так зачем учиться? – спрашивает он, и посмотрите, какую толпу он уже собрал.
Действительно, Дион делал именно то, что описал Змейк, причем вокруг него собралась группка учеников и последователей, да и посмотреть на это зрелище сбежались многие.
– О Боже, Тарквиний, – сказал Мерлин, отмахиваясь от Змейка обеими руками, – пойдите превратите эту воду в вино или сделайте еще что-нибудь, что мне, вас учить, что ли? Примите вызов.
– Хорошо, – зловеще сказал Тарквиний. – Но приготовьте свежий, чистый и сухой хитон.
Заслышав, что речь пошла о хозяйственной части, со всех сторон набежали хлебопечки и вопросительно воззрились на Мерлина.
– Да, – сказал Мерлин, подтверждая требование Змейка. – Хитон, пожалуйста. С виноградной лозой и меандром по краю.
Тарквиний Змейк сбежал по лестнице, мгновенно очутился во дворе и еще с расстояния простер вперед руку, отчего софиста швырнуло в фонтан, где он поднял тучу брызг. Собравшиеся вокруг студенты отскочили: их всех промочило насквозь.
– Вот какой эффект может произвести всего лишь один софист, попавший в фонтан, – пояснил Змейк. – Достоинство и сила людей образованных в этом мире не в их плотности на душу населения, но в тех концентрических кругах, которые от них расходятся.
Дион Хризостом в фонтане уже встал на ноги и, нисколько не обидевшись, весело и беззлобно обратился к Змейку, отжимая волосы:
Хоть и не скажешь, мой друг, что тобой разбит я всухую,
Мокрый весь, признаю я пораженье свое.
И облачившись в поданный хлебопечками белый хитон с виноградной лозой и меандром по краю, он важно направился к себе в башню, сопровождаемый когортой учеников. Тарквиний Змейк сказал ему вслед энглин:
Мне свидетель сам Аполлон:
Если впредь будут штучки эти,
То на первом же педсовете
Вы из школы пойдете вон.
* * *
По коридору кометой пронесся Мэлдун в арабской накидке и сунул в руки Керидвен какой-то конверт, сказав только: «Вам письмо от вашего прадедушки».
– От какого прадедушки? Как от прадедушки? – завопила совершенно растерявшаяся Керидвен. – Э! Как? Он же странствует неизвестно где!
– Я встретил его в пустыне Руб-эль-Хали, – сказал Мэлдун, – и в беседе упомянул, что знаю одного человека из его рода. Он дает там свой адрес, – и Мэлдун, искрясь, испарился.
Керидвен распечатала письмо и долго вчитывалась в него, шевеля губами.
– Уф-ф-ф… Со мной вышел на связь прадедушка Кледвин, сын… сын… Махрета. Это наконец наш шанс снять со всей семьи ужасный позор! От того, что я отвечу, зависит доброе имя нашего рода. Нужно расстараться. Итак: «Кузнец сделал два таких фонаря, у Кинвора был такой же», – забормотала Керидвен. – Но здесь нет обратного адреса! – воскликнула она наконец. – Мэлдун, Мэлдун… где же Мэлдун?
Она взлетела на башню Невенхир и подскочила к Мэлдуну, который как раз разматывал какую-то линялую тряпку и отдирал ее от раны.
– Давайте я помогу, – предложила Керидвен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115