Те мигом отмыли его, вытерли досуха, врыли с помощью старшекурсников в землю, приставили к нему лесенку и доверху наполнили оливковым маслом. Дион Хризостом обошел вокруг пифоса, выразился в том смысле, что с женщинами лучше в пререкания не вступать, проверил на вкус качество оливкового масла и, поморщившись, удалился. Когда через десять минут после этого по двору проходила инспектирующая комиссия, ничего особенного видно не было.
Лорд Бассет, завидев Змейка, не удержался, чтобы не высказать текущих впечатлений:
– Мы застали сейчас самый конец урока по зоологии, и то, что мы там увидели, нас, признаться, несколько удивило. На профессорском месте, на кафедре, стоит столбиком сурок и посвистывает. Учащиеся толпятся вокруг. Никакого заграждения, никакой сетки, ничего. Я допускаю, что это был достаточно безобидный экземпляр и, возможно, даже ручной, но вообще, конечно, наглядные пособия следует приносить в клетках. По всему классу свободно летают птицы. Влетают в окна, садятся, щебечут, снова вылетают. И наконец: какова роль преподавателя? Все учащиеся наперебой передразнивают свист сурка, а преподаватель даже не сделает им замечания, чтобы они прекратили дразнить животное!.. Очевидно, что преподаватель в силу неопытности не может справиться с классом.
– За те годы, – сделав легкий нажим на последнее слово, сказал Змейк, – что доктор Рианнон работает в нашей школе, она как раз, по моим наблюдениям, проявила себя как исключительно опытный преподаватель.
* * *
– Огромное вам спасибо за содержательную лекцию, профессор, – свистнула Рианнон. – Мои ученики без ума от вас. Они не слишком утомили вас вопросами после занятия?
Пожилой седеющий сурок осторожно спустился с кафедры и любезно просвистел:
– Ну что вы, Рианнон, напротив, мне был приятен их интерес.
– Нельзя ли будет устроить для них посещение сурочьего городка, профессор? – просительно сказала Рианнон. – Боюсь, они замучают меня теперь своими просьбами. Вы же знаете, в этом возрасте они так трогательно любознательны. Для них видеть целый город ваших соотечественников – это такое огромное впечатление!..
– Безусловно, доктор, – солидно кивнул сурок. – Вход в мою сурчину всегда открыт для них. Я думаю, весной, когда в степи все цветет, мы непременно устроим им этот визит. Ближе к марту, когда я выйду из спячки, мы с вами обсудим детали.
* * *
Сюань-цзан с живым любопытством наблюдал за деятельностью комиссии. Когда Мерлин со стоном указал ему на то, что проклятый лорд Бассет снует по всей школе и задает различные вопросы, Сюань-цзан успокаивающим тоном возразил:
– Когда учитель Кун-цзы попадал в какой-нибудь храм, он сразу же принимался задавать вопросы буквально обо всем, что видит. Один человек, заметив это, сказал: «Вы только взгляните, какое множество вопросов задал этот Кун-цзы! А еще говорят, что он разбирается в ритуале!» Кун-цзы услышал и сказал: «В этом и состоит ритуал». Снимаю шапку перед столь изысканной мудростью властей.
– Вы лучше поберегите свою шапку, а то истреплете, – ворчливо посоветовал ему Мерлин. – Лучше ей пока побыть у вас на голове. Пока они у вас чего-нибудь не спросят.
Пророчество Мерлина не замедлило исполниться. Сюань-цзан потягивал вино на террасе в предзакатное время суток, когда к нему подобралась сбоку комиссия. Лорд Бассет сразу же задал множество вопросов обо всем, что видит. Вопросы эти коснулись и черного халата Сюань-цзана, и соломенных туфель, и его совершенно обыденной прически, и содержимого его чашки в первую очередь. Все это было так далеко от того, что обычно делал учитель Кун-цзы, и от всего этого Сюань-цзана охватила вдруг такая тоска по родине!..
* * *
Прорись с барельефа, сделанная Ллевелисом, была теперь приколота над каминной полкой и с каждым днем обнаруживала все новые ранее незамеченные детали.
– Вот эти травы в руках у Миаха, – в раздумье сказал в один из вечеров Гвидион, подтащив стул к камину и усевшись на него верхом, – полная загадка.
– По-моему, – сказал Ллевелис, – он ассистирует Мак Кехту и держит наготове лекарственные травы. Что тут такого?
– Ни одна из них не используется в медицине, – сказал Гвидион.
Наступило молчание.
– Если нижний барельеф по отношению к верхнему – это то, что было позже по времени, – сказал Ллевелис, ковыряя в зубах, – то почему у Нуаду наверху одна рука, а внизу – снова две? Да нет, три! Послушай, здесь у него три руки! Вон одна рядом лежит. Запасная.
– Третья – это не рука, – авторитетно сказал Гвидион, всмотревшись в нижнюю сцену. – Это протез. Вот, он должен пристегиваться – здесь и здесь.
– Зачем ему протез, если у него снова обе руки? А кстати, Диан что, пришил ему отрубленную руку, и она прижилась? – спросил Ллевелис. – Вот это здорово! Я всегда верил в Мак Кехта. А кто и зачем тогда делал протез?
– Ты знаешь, по-моему, наличие и протеза, и обеих рук говорит только об одном: там было два врача. И их методы лечения находились друг с другом в противоречии.
– Один протезист, а другой – нейрохирург? – деловито спросил Ллевелис.
– Нейрохирург, да, – вяло и задумчиво сказал Гвидион, и на лице его изобразилось величайшее недоверие.
* * *
Был час, когда кончается послеобеденный сон. Сюань-цзан только что встал с гамака и принялся поливать ростки бамбука, когда с вершины лестницы к нему сбежал запыхавшийся Афарви:
– Учитель! Учитель, я к вам!..
– Великая Гуаньинь! Слыханное ли дело!.. – отозвался, улыбаясь, китаец.
Афарви торопливо вытащил из-за пазухи книгу.
– Учитель, я нашел это стихотворение Цянь Ци! Я сам догадался, что книгу надо листать сзади вперед и читать сверху вниз справа налево! И догадался, какие иероглифы будут в первом столбце! Я пролистал четыре тома, прежде чем нашел его! – выдохнул Афарви. – И все это совершенно сам!
– Небесный Владыка назначит тебя начальником над восемью частями своего небесного воинства в награду за твои труды, – серьезно отвечал Сюань-цзан. И Афарви понял, что учитель смеется над ним. Наставник же размышлял о том, что теперь у него есть ученик, которому можно подарить кисть из заячьей шерсти, ланлиньский шелк для письма и запас туши из Цзиньчжоу. И думая об этом, он вложил ему в руку бамбуковую палочку, которой дети учатся писать на песке.
* * *
Гвидион пришел на кухню, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, а также воспользоваться одним из больших кухонных очагов и подогреть химическое вещество, которое у него никак не растворялось и пока что пребывало в виде кристаллов, но раствор которого, между тем, уже завтра нужно было сдавать Змейку.
На кухне у очага грелся турбуленциум хоррибиле. Он закипал при довольно низкой температуре, поэтому он подползал поближе к очагу, закипал и, явно наслаждаясь, отползал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Лорд Бассет, завидев Змейка, не удержался, чтобы не высказать текущих впечатлений:
– Мы застали сейчас самый конец урока по зоологии, и то, что мы там увидели, нас, признаться, несколько удивило. На профессорском месте, на кафедре, стоит столбиком сурок и посвистывает. Учащиеся толпятся вокруг. Никакого заграждения, никакой сетки, ничего. Я допускаю, что это был достаточно безобидный экземпляр и, возможно, даже ручной, но вообще, конечно, наглядные пособия следует приносить в клетках. По всему классу свободно летают птицы. Влетают в окна, садятся, щебечут, снова вылетают. И наконец: какова роль преподавателя? Все учащиеся наперебой передразнивают свист сурка, а преподаватель даже не сделает им замечания, чтобы они прекратили дразнить животное!.. Очевидно, что преподаватель в силу неопытности не может справиться с классом.
– За те годы, – сделав легкий нажим на последнее слово, сказал Змейк, – что доктор Рианнон работает в нашей школе, она как раз, по моим наблюдениям, проявила себя как исключительно опытный преподаватель.
* * *
– Огромное вам спасибо за содержательную лекцию, профессор, – свистнула Рианнон. – Мои ученики без ума от вас. Они не слишком утомили вас вопросами после занятия?
Пожилой седеющий сурок осторожно спустился с кафедры и любезно просвистел:
– Ну что вы, Рианнон, напротив, мне был приятен их интерес.
– Нельзя ли будет устроить для них посещение сурочьего городка, профессор? – просительно сказала Рианнон. – Боюсь, они замучают меня теперь своими просьбами. Вы же знаете, в этом возрасте они так трогательно любознательны. Для них видеть целый город ваших соотечественников – это такое огромное впечатление!..
– Безусловно, доктор, – солидно кивнул сурок. – Вход в мою сурчину всегда открыт для них. Я думаю, весной, когда в степи все цветет, мы непременно устроим им этот визит. Ближе к марту, когда я выйду из спячки, мы с вами обсудим детали.
* * *
Сюань-цзан с живым любопытством наблюдал за деятельностью комиссии. Когда Мерлин со стоном указал ему на то, что проклятый лорд Бассет снует по всей школе и задает различные вопросы, Сюань-цзан успокаивающим тоном возразил:
– Когда учитель Кун-цзы попадал в какой-нибудь храм, он сразу же принимался задавать вопросы буквально обо всем, что видит. Один человек, заметив это, сказал: «Вы только взгляните, какое множество вопросов задал этот Кун-цзы! А еще говорят, что он разбирается в ритуале!» Кун-цзы услышал и сказал: «В этом и состоит ритуал». Снимаю шапку перед столь изысканной мудростью властей.
– Вы лучше поберегите свою шапку, а то истреплете, – ворчливо посоветовал ему Мерлин. – Лучше ей пока побыть у вас на голове. Пока они у вас чего-нибудь не спросят.
Пророчество Мерлина не замедлило исполниться. Сюань-цзан потягивал вино на террасе в предзакатное время суток, когда к нему подобралась сбоку комиссия. Лорд Бассет сразу же задал множество вопросов обо всем, что видит. Вопросы эти коснулись и черного халата Сюань-цзана, и соломенных туфель, и его совершенно обыденной прически, и содержимого его чашки в первую очередь. Все это было так далеко от того, что обычно делал учитель Кун-цзы, и от всего этого Сюань-цзана охватила вдруг такая тоска по родине!..
* * *
Прорись с барельефа, сделанная Ллевелисом, была теперь приколота над каминной полкой и с каждым днем обнаруживала все новые ранее незамеченные детали.
– Вот эти травы в руках у Миаха, – в раздумье сказал в один из вечеров Гвидион, подтащив стул к камину и усевшись на него верхом, – полная загадка.
– По-моему, – сказал Ллевелис, – он ассистирует Мак Кехту и держит наготове лекарственные травы. Что тут такого?
– Ни одна из них не используется в медицине, – сказал Гвидион.
Наступило молчание.
– Если нижний барельеф по отношению к верхнему – это то, что было позже по времени, – сказал Ллевелис, ковыряя в зубах, – то почему у Нуаду наверху одна рука, а внизу – снова две? Да нет, три! Послушай, здесь у него три руки! Вон одна рядом лежит. Запасная.
– Третья – это не рука, – авторитетно сказал Гвидион, всмотревшись в нижнюю сцену. – Это протез. Вот, он должен пристегиваться – здесь и здесь.
– Зачем ему протез, если у него снова обе руки? А кстати, Диан что, пришил ему отрубленную руку, и она прижилась? – спросил Ллевелис. – Вот это здорово! Я всегда верил в Мак Кехта. А кто и зачем тогда делал протез?
– Ты знаешь, по-моему, наличие и протеза, и обеих рук говорит только об одном: там было два врача. И их методы лечения находились друг с другом в противоречии.
– Один протезист, а другой – нейрохирург? – деловито спросил Ллевелис.
– Нейрохирург, да, – вяло и задумчиво сказал Гвидион, и на лице его изобразилось величайшее недоверие.
* * *
Был час, когда кончается послеобеденный сон. Сюань-цзан только что встал с гамака и принялся поливать ростки бамбука, когда с вершины лестницы к нему сбежал запыхавшийся Афарви:
– Учитель! Учитель, я к вам!..
– Великая Гуаньинь! Слыханное ли дело!.. – отозвался, улыбаясь, китаец.
Афарви торопливо вытащил из-за пазухи книгу.
– Учитель, я нашел это стихотворение Цянь Ци! Я сам догадался, что книгу надо листать сзади вперед и читать сверху вниз справа налево! И догадался, какие иероглифы будут в первом столбце! Я пролистал четыре тома, прежде чем нашел его! – выдохнул Афарви. – И все это совершенно сам!
– Небесный Владыка назначит тебя начальником над восемью частями своего небесного воинства в награду за твои труды, – серьезно отвечал Сюань-цзан. И Афарви понял, что учитель смеется над ним. Наставник же размышлял о том, что теперь у него есть ученик, которому можно подарить кисть из заячьей шерсти, ланлиньский шелк для письма и запас туши из Цзиньчжоу. И думая об этом, он вложил ему в руку бамбуковую палочку, которой дети учатся писать на песке.
* * *
Гвидион пришел на кухню, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, а также воспользоваться одним из больших кухонных очагов и подогреть химическое вещество, которое у него никак не растворялось и пока что пребывало в виде кристаллов, но раствор которого, между тем, уже завтра нужно было сдавать Змейку.
На кухне у очага грелся турбуленциум хоррибиле. Он закипал при довольно низкой температуре, поэтому он подползал поближе к очагу, закипал и, явно наслаждаясь, отползал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115