Все это словно приснилось ему семь лет, а не пару минут назад.
— Отпусти меня, господин! — ныл Фуризель, мешая думать. Джайал, несмотря на боль в голове, свирепо тряхнул старика за ворот истрепанной рубахи:
— Говори, что тебя так испугало? — От ужаса, с которым глядел на него старик, по спине прошел холод. В этом взгляде Джайал видел свое отражение, отражение дьявольского лица, леденящее кровь до мозга костей. Джайал отпустил ворот Фуризеля и потер, морщась от боли, покрытый запекшейся кровью висок, — в это самое место пришелся удар булавы. Но был ли он, тот удар? За семь лет Джайал ни разу не вспомнил о нем. А вот теперь, когда он лишился сознания, память вернулась к нему с болезненной яркостью. Тот удар должен был убить его. Почему же он, Джайал, здесь? Почему он не воет среди навеки проклятых в бездне и не блуждает в Долине Теней? Почему его череп не лежит среди других в пирамиде, а его кости не истолчены на дороге в пыль ногами и копытами?
Вот и Фуризель смотрит на него, как на призрак.
— Скажи мне, что тебя пугает! — взмолился Джайал, снова хватаясь за ворот старика, как утопающий за соломинку.
— Твой глаз!
— Что с ним не так?
— Глаз! — жалобно взвыл Фуризель.
— Который? У меня два глаза, как у всех. — Старик тупо качал головой. — Ну, говори! Язык у тебя, что ли, отсох?
— Правый глаз ты потерял в битве — а он опять вырос. И шрам пропал.
Недавнее видение вернулось к Джайалу во всей своей остроте — кровь отхлынула от головы, и он снова стал падать во мрак. Смертельный удар, копье, пронзившее бок, тьма, пустота впереди... Он — блуждающий по свету призрак, который теперь, как это у призраков заведено, вернулся в дорогие ему места. Неужто вся жизнь — только сон, населенный такими же призраками? И эта комната, и полная будто бы луна — неужто все это иллюзия, отраженная бесконечными зеркальными стенами Хеля, где все не то, каким кажется, даже муки, которым подвергаются грешники? Джайал поморгал, стараясь снова вызвать перед собой картину водоворота и летящих в бездну душ. Но свеча все так же горела, и Эревон светил в высокое окно, и Фуризель — не могло быть сомнений, что это он, — все так же ежился от страха.
Однако ведь пережил же Фуризель эту кровавую баню, и Вибил тоже? Разве рог отца не трубил атаку, когда Джайал упал? Их всех могли спасти — просто у него, Джайала, выпало из памяти нечто такое, что разъяснило бы все.
Старик обрел голос и произнес, словно в трансе:
— Ты демон — демон из бездны. Ну, скажи мне, что это не так, что это Казарис своим чародейством сумел убрать твою рану. Никто не обрадуется этому так, как старый Фуризель...
— Я не демон, — сказал Джайал, хорошенько тряхнув старика для пущей убедительности. — Разве ты не видишь, что я из такой же плоти и крови, как и ты?
Фуризель, не слушая его, ежился, стараясь стать как можно меньше.
— Твое лицо было в крови, да еще темнота... Я не заметил сразу, что шрама нет...
Джайал думал о своем. Если булава все-таки обрушилась на него, шрам непременно должен был остаться.
Он снова потрогал висок, но нащупал под волосами только рану, нанесенную Вибилом.
Нет, он не призрак — ведь призраки не чувствуют боли. А его рана жжет зверски, да еще рака подбавляет изнутри. Призраки — они не ощущают ни жары, ни холода, их не беспокоят ни седельные потертости, ни укусы насекомых. А он за семь лет достаточно настрадался от всего этого. Он живой человек: это ясно. В этом месте своих рассуждений Джайал заметил, что Фуризель высвободился и успел извлечь из-под плаща кривой кинжал зловещего вида. Клинок, мерцающий в пламени свечи, мстил Джайалу в грудь.
Джайал встал, пошатываясь, но пристально глядя в глаза Фуризелю.
— Ни шагу дальше, или я убью тебя, демон! — с дрожью в голосе сказал старик.
Это показалось Джайалу крайне нелепым: кто же угрожает смертью демону или призраку? Ведь они бессмертны. Откинув голову, он залился сухим, лающим смехом, сотрясшим все его тело. Тут и до истерики недалеко — так все перевернулось в этом мире. И подумать только — когда-то он приказал этому человеку обречь на смерть лучшего друга, и тот подчинился! А теперь он угрожает своему командиру. Чего только Джайал не лишился за эти семь лет: и священного гнева, который придавал ему сил, и власти, которой так широко пользовался, и женщины, которую любил, и дома — а теперь вот еще и Зуба Дракона, в поисках которого объехал полмира. И в довершение всех зол его бывший сержант принимает его за призрак из бездны! От смеха Джайала старому ветерану стало совсем не по себе, и кинжал затрясся в его руке. Джайал отнял у него оружие без труда, как игрушку у ребенка, и охота драться покинула старика столь же быстро, как овладела им. Фуризель понурил голову, глядя в пол.
— Сядь, — велел ему Джайал, и старик неловко присел на корточки. Джайал сделал то же самое, чтобы видеть его лицо.
— Ну а теперь рассказывай. Рассказывай о том, другом, что так похож на меня.
— Он — твое зеркальное отражение, — отведя глаза, сказал Фуризель, — Если бы не шрам...
— Значит, он самозванец.
— Нет! Я вынес его, его самого, с поля битвы при Тралле. Он вылитый ты, если не считать раны на голове.
— И он пользуется моим именем?
— Нет, имя он изменил — Джайала Иллгилла Червь мигом бы сцапал.
— Как же он называет себя?
— Сеттен — он взял это имя вскоре после битвы, полагая, что перемена имени и шрам собьют врагов со следа.
Джайал вспомнил сплетню, которую передал ему хозяин «Костяной Головы»: что Джайал Иллгилл будто бы жив и прячется в городе с самой битвы. Этот Сеттен, должно быть, самозванец: он одурачил старого сержанта, который его спас, а потом воспользовался именем Иллгилла, чтобы приобрести власть над шайкой головорезов.
— Кем бы этот человек ни был, он только выдает себя за меня, — со всей доступной ему твердостью заявил Джайал. — Я все эти семь лет странствовал в южных краях. И нынче впервые со дня битвы увидел наш старый дом на Серебряной Дороге — пустой, заброшенный... — Фуризель, услышав это, замотал головой. — В чем дело?
— Но ведь это там ты — то есть тот другой — и жил все эти годы!
— В этой развалине? Фуризель кивнул.
— Но дом показался мне пустым, когда я был там!
— А ты входил в него?
Джайал отрицательно качнул головой,
— Там он и живет со своей шайкой.
— Так у него есть шайка?
— Да, у него двадцать ребят, включая колдуна Казариса, — все отпетые негодяи, за один дуркал могут убить.
— И ты им служишь?
— Я не убиваю — на то есть другие. Просто помогаю им — жить ведь как-то надо.
— Ах ты, мерзавец, — ухмыльнулся Джайал, — ты выдумал все это потому, что я очнулся раньше, чем ты успел меня ограбить.
— Чего ж я тогда не ограбил тебя и не оставил вампирам, вместо того чтобы волочь сюда?
И то верно, подумал Джайал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— Отпусти меня, господин! — ныл Фуризель, мешая думать. Джайал, несмотря на боль в голове, свирепо тряхнул старика за ворот истрепанной рубахи:
— Говори, что тебя так испугало? — От ужаса, с которым глядел на него старик, по спине прошел холод. В этом взгляде Джайал видел свое отражение, отражение дьявольского лица, леденящее кровь до мозга костей. Джайал отпустил ворот Фуризеля и потер, морщась от боли, покрытый запекшейся кровью висок, — в это самое место пришелся удар булавы. Но был ли он, тот удар? За семь лет Джайал ни разу не вспомнил о нем. А вот теперь, когда он лишился сознания, память вернулась к нему с болезненной яркостью. Тот удар должен был убить его. Почему же он, Джайал, здесь? Почему он не воет среди навеки проклятых в бездне и не блуждает в Долине Теней? Почему его череп не лежит среди других в пирамиде, а его кости не истолчены на дороге в пыль ногами и копытами?
Вот и Фуризель смотрит на него, как на призрак.
— Скажи мне, что тебя пугает! — взмолился Джайал, снова хватаясь за ворот старика, как утопающий за соломинку.
— Твой глаз!
— Что с ним не так?
— Глаз! — жалобно взвыл Фуризель.
— Который? У меня два глаза, как у всех. — Старик тупо качал головой. — Ну, говори! Язык у тебя, что ли, отсох?
— Правый глаз ты потерял в битве — а он опять вырос. И шрам пропал.
Недавнее видение вернулось к Джайалу во всей своей остроте — кровь отхлынула от головы, и он снова стал падать во мрак. Смертельный удар, копье, пронзившее бок, тьма, пустота впереди... Он — блуждающий по свету призрак, который теперь, как это у призраков заведено, вернулся в дорогие ему места. Неужто вся жизнь — только сон, населенный такими же призраками? И эта комната, и полная будто бы луна — неужто все это иллюзия, отраженная бесконечными зеркальными стенами Хеля, где все не то, каким кажется, даже муки, которым подвергаются грешники? Джайал поморгал, стараясь снова вызвать перед собой картину водоворота и летящих в бездну душ. Но свеча все так же горела, и Эревон светил в высокое окно, и Фуризель — не могло быть сомнений, что это он, — все так же ежился от страха.
Однако ведь пережил же Фуризель эту кровавую баню, и Вибил тоже? Разве рог отца не трубил атаку, когда Джайал упал? Их всех могли спасти — просто у него, Джайала, выпало из памяти нечто такое, что разъяснило бы все.
Старик обрел голос и произнес, словно в трансе:
— Ты демон — демон из бездны. Ну, скажи мне, что это не так, что это Казарис своим чародейством сумел убрать твою рану. Никто не обрадуется этому так, как старый Фуризель...
— Я не демон, — сказал Джайал, хорошенько тряхнув старика для пущей убедительности. — Разве ты не видишь, что я из такой же плоти и крови, как и ты?
Фуризель, не слушая его, ежился, стараясь стать как можно меньше.
— Твое лицо было в крови, да еще темнота... Я не заметил сразу, что шрама нет...
Джайал думал о своем. Если булава все-таки обрушилась на него, шрам непременно должен был остаться.
Он снова потрогал висок, но нащупал под волосами только рану, нанесенную Вибилом.
Нет, он не призрак — ведь призраки не чувствуют боли. А его рана жжет зверски, да еще рака подбавляет изнутри. Призраки — они не ощущают ни жары, ни холода, их не беспокоят ни седельные потертости, ни укусы насекомых. А он за семь лет достаточно настрадался от всего этого. Он живой человек: это ясно. В этом месте своих рассуждений Джайал заметил, что Фуризель высвободился и успел извлечь из-под плаща кривой кинжал зловещего вида. Клинок, мерцающий в пламени свечи, мстил Джайалу в грудь.
Джайал встал, пошатываясь, но пристально глядя в глаза Фуризелю.
— Ни шагу дальше, или я убью тебя, демон! — с дрожью в голосе сказал старик.
Это показалось Джайалу крайне нелепым: кто же угрожает смертью демону или призраку? Ведь они бессмертны. Откинув голову, он залился сухим, лающим смехом, сотрясшим все его тело. Тут и до истерики недалеко — так все перевернулось в этом мире. И подумать только — когда-то он приказал этому человеку обречь на смерть лучшего друга, и тот подчинился! А теперь он угрожает своему командиру. Чего только Джайал не лишился за эти семь лет: и священного гнева, который придавал ему сил, и власти, которой так широко пользовался, и женщины, которую любил, и дома — а теперь вот еще и Зуба Дракона, в поисках которого объехал полмира. И в довершение всех зол его бывший сержант принимает его за призрак из бездны! От смеха Джайала старому ветерану стало совсем не по себе, и кинжал затрясся в его руке. Джайал отнял у него оружие без труда, как игрушку у ребенка, и охота драться покинула старика столь же быстро, как овладела им. Фуризель понурил голову, глядя в пол.
— Сядь, — велел ему Джайал, и старик неловко присел на корточки. Джайал сделал то же самое, чтобы видеть его лицо.
— Ну а теперь рассказывай. Рассказывай о том, другом, что так похож на меня.
— Он — твое зеркальное отражение, — отведя глаза, сказал Фуризель, — Если бы не шрам...
— Значит, он самозванец.
— Нет! Я вынес его, его самого, с поля битвы при Тралле. Он вылитый ты, если не считать раны на голове.
— И он пользуется моим именем?
— Нет, имя он изменил — Джайала Иллгилла Червь мигом бы сцапал.
— Как же он называет себя?
— Сеттен — он взял это имя вскоре после битвы, полагая, что перемена имени и шрам собьют врагов со следа.
Джайал вспомнил сплетню, которую передал ему хозяин «Костяной Головы»: что Джайал Иллгилл будто бы жив и прячется в городе с самой битвы. Этот Сеттен, должно быть, самозванец: он одурачил старого сержанта, который его спас, а потом воспользовался именем Иллгилла, чтобы приобрести власть над шайкой головорезов.
— Кем бы этот человек ни был, он только выдает себя за меня, — со всей доступной ему твердостью заявил Джайал. — Я все эти семь лет странствовал в южных краях. И нынче впервые со дня битвы увидел наш старый дом на Серебряной Дороге — пустой, заброшенный... — Фуризель, услышав это, замотал головой. — В чем дело?
— Но ведь это там ты — то есть тот другой — и жил все эти годы!
— В этой развалине? Фуризель кивнул.
— Но дом показался мне пустым, когда я был там!
— А ты входил в него?
Джайал отрицательно качнул головой,
— Там он и живет со своей шайкой.
— Так у него есть шайка?
— Да, у него двадцать ребят, включая колдуна Казариса, — все отпетые негодяи, за один дуркал могут убить.
— И ты им служишь?
— Я не убиваю — на то есть другие. Просто помогаю им — жить ведь как-то надо.
— Ах ты, мерзавец, — ухмыльнулся Джайал, — ты выдумал все это потому, что я очнулся раньше, чем ты успел меня ограбить.
— Чего ж я тогда не ограбил тебя и не оставил вампирам, вместо того чтобы волочь сюда?
И то верно, подумал Джайал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134