оставалось надеяться, что доступ к коммуникационному центру не заблокирован компьютером. Ни одна панель освещения не работала, но вдоль коридора тускло горели вмонтированные на стыке стен и потолка капсулы с фосфоресцирующим составом. К удивлению Райнса сброшенных сотрясением декоративных плиток оказалось на порядок меньше, чем в главном коридоре. В мерцающем бледно-зеленом свете он видел почти не прерывающийся узор, равнодушно следящий за измученным, ковыляющим, падающим и со стонами поднимающимся, чтобы вновь черепашьим шагом идти вперед, человеком.
Как он прошел эти метры — он не понял и сам. В памяти остался только обрамленный цепочкой зеленоватых огней вход, звонкий звук неуверенных шагов, и пляшущие в черном пятне перед глазами салатовые полосы — и вдруг он понял, что стоит, уткнувшись носом в холодный металл закрытой двери, на которой висит покосившаяся табличка "КОММУНИКАЦИОННЫЙ ЦЕНТР "А". ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Слабо пискнув, панель доступа проглотила его идентификационную карту, подумала пару секунд и весело подмигнула разноцветными огоньками. Дверь плавно вдавилась внутрь и с шипением отошла в сторону.
Райнс надеялся, что хоть внутри горит нормальный свет, а не эта болотная мерзость, и его надежды сбылись. Отчасти: вместе болотно-зеленого, капсулы аварийного освещения испускали пронзительно-голубой свет, больно режущий глаза. Немного помогало освещение от работающих дисплеев и информационного табло, исправно информировавшего всех желающих, что ситуация из просто плохой становиться очень плохой — если кто не заметил еще. В коммуникационном центре не было ни души. Строили его по стандартному проекту, из расчета на штатную смену связистов, но здесь обычно дежурило два человека. И, наверняка, первое, что они сделали после катастрофы — поспешили спасти свои шкуры.
За спиной Райнса закрылась дверь и система безопасности, повинуясь отданной команде, заблокировала вход. Теперь без тяжелого оружия сюда будет крайне проблематично ворваться, а дополнительно введенный код обесточил внешнюю панель доступа. «Кто не успел — тот опоздал!» — истерически хихикнул Райнс, усаживаясь за ближайший компьютер: перенапряженные нервы понемногу сдавали. Мысль о том, что еще один бедолага, вырвавшийся из ада Красной Зоне, будет бесплодно пытаться попасть внутрь, как появилась, так и пропала.
«ДОСТУП К ВНУТРЕННЕЙ КОММУНИКАЦИОННОЙ СИСТЕМЕ ОТСУСТВУЕТ. ДОСТУП К СИСТЕМАМ НАБЛЮДЕНИЯ ОТСУТСТВУЕТ. ДОСТУП К КОМАНДНОЙ СЕТИ ОТСУТСТВУЕТ».
Надписи на дисплее сюрпризом не были: собственно, никакой командной сети больше не существовало. Главный компьютер, центральная база данных — все было уничтожено во время катастрофы. В эти мгновения все поселение распадалось на секции, полностью подчиненные локальным командным центрам, физически изолируясь друг от друга, как и требовала ситуация ЧП. «Надеюсь, ребята успели проскочить…» — про себя произнес профессор.
Экран мигнул, очистился, освобождая место для меню гиперсвязи: как раз на подобные случаи коммуникационные центры в обязательном порядке оснащались автономным передатчиком. Не очень мощным, не позволяющим передать дальше семи-восьми парсек или надежно защитить сигнал, но и ведь и выбирать-то было не из чего.
Информация, появившаяся на экране, подтвердила его опасения: за последние двадцать минут в гиперпространство не было отправлено ни одного сообщения. В лучшем случае — это все паника и непонимание происходящего. В худшем же…
Райнс вложил в прорезь сканера свой жетон и быстро набрал текст: код поселения и всего два слова, трижды повторенные подряд: «Фантом один». Даже если никто не озаботиться прочесть сообщение, центральный компьютер любого крейсера, приняв подобный сигнал, немедленно поднимет тревогу, а уж на том корабле, которому адресовано послание — тем более.
Выбрав алгоритм шифровки, он подтвердил считанные с его жетона координаты передачи. Дождавшись окончания обработки данных, ввел последнюю команду.
«ГИПЕРРЕЛЕ ИНИЦИИРОВАНО. СИГНАЛ ПЕРЕДАН», — отреагировала программа. А затем…
Коммуникационный центр вокруг вздрогнул, подернулся рябью, словно на застывшее в воде отражение кто-то бросил камень. Там, где только что была ровная поверхность палубы, появлялся искореженный, оплавленный металл, стены щерились дырами, глубокими трещинами, светящиеся капсулы катались по полу. Райнсу показалось, что пульсирующая зыбь прокатилась сквозь него, на миг вырывая из привычной реальности и тут же швыряя обратно, но уже в царство торжествующего хаоса.
— Что за… — изумленно выдохнул профессор, глядя в пустоту погасшего, разбитого вдребезги дисплея перед собой. На раздавленного сорвавшимся перекрытием бедолагу в соседнем кресле. На полностью разрушенное помещение, на то, что он обязан был заметить еще у входа… но не заметил. На невозможное, вдруг ставшее реальным.
Гудение десятков струн, едва удерживающееся на грани инфразвука, рухнуло на него, ворвалось под череп, отозвалось тонкой болью в зубах и костях. И почти незаметный за этим шумом звук, похожий на шелест миллиона песчинок, перемолотых в тонкую пудру и неторопливо текущих по металлу, заполнил коммуникационный центр.
И кожей, шестым чувством, всеми фибрами души он почувствовал чье-то присутствие за своей спиной, за плечом, буквально в шаге от себя. В растрескавшемся, закоптившемся стекле дисплея, с которым он, как ему казалось, только что работал, за размытым, нечетким отражением самого Райнса что-то шевельнулось, потянулось к нему…
Он обернулся…
…слепит. Мрак расплескивается во все стороны…
Дымчатое пламя, струя расплывающегося сияния сжимается в спираль. Осколки кокона тают в темноте, а спираль, стремительно ввинчивается во мрак, рвется вверх, если в этой бесконечной пустоте можно определить, где верх, а где низ.
Только что почти неслышимый звук, становиться все громче и четче. Тысячи, миллионы безликих голосов говорят, шепчут одну единственную фразу, но нельзя разобрать ни одного слова, ни найти источник голоса.
Ленты мрака сплетаются с пламенем, смешиваются, растворяются друг в друге. Бесконечность стонет, кричит беззвучным воплем, умирает, раздираемая на части, поглощаемая освободившимся пламенем. Оно темнеет, становиться почти неотличимым от змеящихся вокруг агатовых потоков, и только багрово-оранжевые искры по краям спирали отмечают ее путь.
Лопается второй кокон, за ним третий. Сполохи освободившегося от оков огня, дрожь бесконечности, растущий с каждой вспышкой мерный отрешенный речитатив. Голоса звучат в унисон, сливаются в один могучий, сильный поток слов, крепчающий, становящийся громче…
Отчетливее…
Сильнее….
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Как он прошел эти метры — он не понял и сам. В памяти остался только обрамленный цепочкой зеленоватых огней вход, звонкий звук неуверенных шагов, и пляшущие в черном пятне перед глазами салатовые полосы — и вдруг он понял, что стоит, уткнувшись носом в холодный металл закрытой двери, на которой висит покосившаяся табличка "КОММУНИКАЦИОННЫЙ ЦЕНТР "А". ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Слабо пискнув, панель доступа проглотила его идентификационную карту, подумала пару секунд и весело подмигнула разноцветными огоньками. Дверь плавно вдавилась внутрь и с шипением отошла в сторону.
Райнс надеялся, что хоть внутри горит нормальный свет, а не эта болотная мерзость, и его надежды сбылись. Отчасти: вместе болотно-зеленого, капсулы аварийного освещения испускали пронзительно-голубой свет, больно режущий глаза. Немного помогало освещение от работающих дисплеев и информационного табло, исправно информировавшего всех желающих, что ситуация из просто плохой становиться очень плохой — если кто не заметил еще. В коммуникационном центре не было ни души. Строили его по стандартному проекту, из расчета на штатную смену связистов, но здесь обычно дежурило два человека. И, наверняка, первое, что они сделали после катастрофы — поспешили спасти свои шкуры.
За спиной Райнса закрылась дверь и система безопасности, повинуясь отданной команде, заблокировала вход. Теперь без тяжелого оружия сюда будет крайне проблематично ворваться, а дополнительно введенный код обесточил внешнюю панель доступа. «Кто не успел — тот опоздал!» — истерически хихикнул Райнс, усаживаясь за ближайший компьютер: перенапряженные нервы понемногу сдавали. Мысль о том, что еще один бедолага, вырвавшийся из ада Красной Зоне, будет бесплодно пытаться попасть внутрь, как появилась, так и пропала.
«ДОСТУП К ВНУТРЕННЕЙ КОММУНИКАЦИОННОЙ СИСТЕМЕ ОТСУСТВУЕТ. ДОСТУП К СИСТЕМАМ НАБЛЮДЕНИЯ ОТСУТСТВУЕТ. ДОСТУП К КОМАНДНОЙ СЕТИ ОТСУТСТВУЕТ».
Надписи на дисплее сюрпризом не были: собственно, никакой командной сети больше не существовало. Главный компьютер, центральная база данных — все было уничтожено во время катастрофы. В эти мгновения все поселение распадалось на секции, полностью подчиненные локальным командным центрам, физически изолируясь друг от друга, как и требовала ситуация ЧП. «Надеюсь, ребята успели проскочить…» — про себя произнес профессор.
Экран мигнул, очистился, освобождая место для меню гиперсвязи: как раз на подобные случаи коммуникационные центры в обязательном порядке оснащались автономным передатчиком. Не очень мощным, не позволяющим передать дальше семи-восьми парсек или надежно защитить сигнал, но и ведь и выбирать-то было не из чего.
Информация, появившаяся на экране, подтвердила его опасения: за последние двадцать минут в гиперпространство не было отправлено ни одного сообщения. В лучшем случае — это все паника и непонимание происходящего. В худшем же…
Райнс вложил в прорезь сканера свой жетон и быстро набрал текст: код поселения и всего два слова, трижды повторенные подряд: «Фантом один». Даже если никто не озаботиться прочесть сообщение, центральный компьютер любого крейсера, приняв подобный сигнал, немедленно поднимет тревогу, а уж на том корабле, которому адресовано послание — тем более.
Выбрав алгоритм шифровки, он подтвердил считанные с его жетона координаты передачи. Дождавшись окончания обработки данных, ввел последнюю команду.
«ГИПЕРРЕЛЕ ИНИЦИИРОВАНО. СИГНАЛ ПЕРЕДАН», — отреагировала программа. А затем…
Коммуникационный центр вокруг вздрогнул, подернулся рябью, словно на застывшее в воде отражение кто-то бросил камень. Там, где только что была ровная поверхность палубы, появлялся искореженный, оплавленный металл, стены щерились дырами, глубокими трещинами, светящиеся капсулы катались по полу. Райнсу показалось, что пульсирующая зыбь прокатилась сквозь него, на миг вырывая из привычной реальности и тут же швыряя обратно, но уже в царство торжествующего хаоса.
— Что за… — изумленно выдохнул профессор, глядя в пустоту погасшего, разбитого вдребезги дисплея перед собой. На раздавленного сорвавшимся перекрытием бедолагу в соседнем кресле. На полностью разрушенное помещение, на то, что он обязан был заметить еще у входа… но не заметил. На невозможное, вдруг ставшее реальным.
Гудение десятков струн, едва удерживающееся на грани инфразвука, рухнуло на него, ворвалось под череп, отозвалось тонкой болью в зубах и костях. И почти незаметный за этим шумом звук, похожий на шелест миллиона песчинок, перемолотых в тонкую пудру и неторопливо текущих по металлу, заполнил коммуникационный центр.
И кожей, шестым чувством, всеми фибрами души он почувствовал чье-то присутствие за своей спиной, за плечом, буквально в шаге от себя. В растрескавшемся, закоптившемся стекле дисплея, с которым он, как ему казалось, только что работал, за размытым, нечетким отражением самого Райнса что-то шевельнулось, потянулось к нему…
Он обернулся…
…слепит. Мрак расплескивается во все стороны…
Дымчатое пламя, струя расплывающегося сияния сжимается в спираль. Осколки кокона тают в темноте, а спираль, стремительно ввинчивается во мрак, рвется вверх, если в этой бесконечной пустоте можно определить, где верх, а где низ.
Только что почти неслышимый звук, становиться все громче и четче. Тысячи, миллионы безликих голосов говорят, шепчут одну единственную фразу, но нельзя разобрать ни одного слова, ни найти источник голоса.
Ленты мрака сплетаются с пламенем, смешиваются, растворяются друг в друге. Бесконечность стонет, кричит беззвучным воплем, умирает, раздираемая на части, поглощаемая освободившимся пламенем. Оно темнеет, становиться почти неотличимым от змеящихся вокруг агатовых потоков, и только багрово-оранжевые искры по краям спирали отмечают ее путь.
Лопается второй кокон, за ним третий. Сполохи освободившегося от оков огня, дрожь бесконечности, растущий с каждой вспышкой мерный отрешенный речитатив. Голоса звучат в унисон, сливаются в один могучий, сильный поток слов, крепчающий, становящийся громче…
Отчетливее…
Сильнее….
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66