— Она была вся черная, обгоревшая, но, казалось, видела меня, знала, что я там. И через несколько ночей я снова увидел все это во сне. Я опять стоял там, наклонившись над ней, но на этот раз она села, посмотрела на меня и заговорила. Она сказала: «Джо, однажды Джоби придет в Хоупский лес, и когда это случится, я хочу, чтобы ты привел его на это место. Обгоревший старый дуб и есть моя могила, а не та плита на кладбище; там лежит только мое старое, никчемное тело, оно гниет, его пожирают черви. Приведи моего мальчика к каменному дубу, пусть он увидит его своими глазами. И вот еще что, Джо: никому и никогда не позволяй срубать это дерево. Обещай мне, Джо». Я пообещал ей, и, клянусь Богом, никто не коснется его, это так же верно, как и то, что ты пойдешь и увидишь его, запомнишь, что это могила твоей матери. Знаешь, иногда мне даже кажется, что в шуме ветра я слышу ее шепот, она спрашивает меня: «Пришел ли мой мальчик в лес, Джо?» И я ей отвечаю: «Нет, еще не пришел, Хильда. Привести его сюда?» Но она говорит мне: «Нет, Джо, ты подожди, пока он сам не придет, а он наверняка придет, и тогда ты приведи его к старому дубу». Так что видишь, парень, я делаю только то, что твоя мать попросила меня сделать, и когда она в следующий раз спросит меня, я могу ей ответить, что я привел тебя, что ты видел.
Утренний солнечный свет померк, небо над высокими деревьями заволокло тучами; их темно-серые громады приплыли с гор. Легкий бриз превратился в колючий, холодный северо-восточный ветер, который проникал Джоби под одежду, кожа его покрылась пупырышками, он дрожал всем телом. Ему показалось, что в отделении он слышит звон церковного колокола в Хоупе. Точно также он звонил в тот день, когда хоронили твою мать, Джоби.
— Вот он, вот он! — Джо Роуэлл кричал, чтобы его было слышно сквозь шум ветра, так крепко вцепившись в руку Джоби, что она онемела. — Почерневшее старое дерево, оно крепкое, как и прежде, парень. Это надгробье твоей матери. Вот сюда она и пришла, отсюда они ее забрали, и если ты прислушаешься к ветру, то, может быть, услышишь, как она говорит с тобой, точно так же, иногда мне кажется, будто она обращается ко мне.
Джоби казалось невероятным, что дерево может вырасти таким огромным, что буря не вырвала его корни. Ширина его ствола была почти с ширину его дома. Это дом твоей матери, он все еще принадлежит ей, Джоби.
Обугленные ветки хватались за воздух, как щупальца какого-то сказочного чудовища; чувствовалась его мощь. Корни дуба были мертвы, его ствол и сучья обгорели, превратив дерево в ужасную карикатуру на то, чем оно было, но дуб все еще жил. Даже когда он упадет и сгниет, он все еще будет жить; он будет возвышаться перед тобой, как нечто священное, неподвластное ни силам природы, ни человеку. Чувствовался его горелый запах смерти, словно запах тлеющей плоти, хотелось убежать, чтобы не броситься к нему, не умереть у его могучего ствола.
Джоби почувствовал, что его спутник больше не сжимает его руку, а стоит рядом, опустив голову, в почтительной позе, что противоречило характеру хранителя Хоупского леса. И тогда Джоби повернулся и побежал.
Он бросился бежать стремглав, не обращая внимания на ветки, злобно хлеставшие его тело, на шиповник, цепляющийся ему за ноги так сильно, что приходилось вырываться. Вернись, мальчик-колдун, твоя мать ждет тебя.
Нога его зацепилась за корень, и Джоби упал; на секунду все вокруг почернело. Непроницаемая темнота, в которой затаилось зло, эти ненавистные, шепчущие существа, от чьего зловонного дыхания его тошнило. Он боролся с ними, ругал их последними словами, чтобы они отстали от него. И внезапно снова стало светло: перед его глазами был серый сумрак, холодный дождик брызгал ему в лицо, возвращал его к жизни.
Он с трудом поднялся, прислушался, но вокруг стояла тишина, не слышно даже криков королевского белого фазана в охотничьем заповеднике Джо Роуэлла; казалось, что здесь нет жизни. Он огляделся, увидел массу мертвых папоротников и куманики: бесформенное чудовище, преследующее его, изрыгающее золотисто-коричневые листья из своей пасти. Он снова бросился бежать, не смея оглянуться, увертываясь от деревьев, которые вставали у него на пути.
Ты пропал. Ты никогда не покинешь Хоупский лес.
И тогда он увидел бледную зелень осенних пастбищ, мирно пасущихся овец с клеймом Спарчмура на их шерсти. Он пробежал последние двадцать метров, бросился лицом вниз на мягкую, влажную траву, вцепился в нее, чтобы убедиться, что это все происходит на самом деле, что это не мираж в сыром, мертвом Хоупском лесу. Он лежал, зарывшись лицом в траву, чувствуя, как дрожит все его тело. Она и есть зло, я говорил тебе.
Джоби поднял голову, почти ожидая увидеть Элли Гуда, стоящего перед ним, но никого не было. Я бы хотел, чтобы ты был моим другом, но Салли Энн это бы не понравилось, а мы собираемся когда-нибудь пожениться, У нее будет от меня ребенок. Прости меня за то, как я обошелся с тобой, Элли. Я бы хотел еще раз увидеть тебя, чтобы сказать об этом. Но она — не зло, Элли, не как моя мать. Просто она... странная.
Снова засветило солнце, гряда темных облаков уплыла, и Джоби увидел, что в горах прошел дождь. Внезапно начавшийся ливень хлестал высокие вершины, а за ним начала появляться радуга.
Он поднялся, отряхнулся. Он заспешил, потому что не хотел встречаться с егерем. Он содрогнулся от этой мысли, попытался выкинуть почерневший остов каменного дуба из памяти, повторяя себе, что его мать умерла, внушая себе, что мысль эта не оставляет его только потому, что он позволяет ей задержаться.
Ночью опять послышался шепот, коварный шорох, словно крысиные колонии строили себе гнезда за дверью чулана и на чердаке. Повсюду.
Проклятье, будьте вы все прокляты, вы мертвы, вы не можете причинить мне вреда.
Можем.
Джоби положил на колени гитару, начал перебирать струны, но почему-то сегодня у него ничего не получалось, выходили резкие звуки, голос был скрипучий, он не мог вспомнить слов, которые знал наизусть.
Здесь ничего нет. Я уничтожил зло на чердаке. Салли Энн сказала, что в чулане пусто.
Она солгала тебе, Джоби. Нет, она бы не стала лгать.
Что ж, тем не менее, ты здесь. Послушай... Послушай, что говорит твоя мать. Только ее тело умерло у священного дуба, а душа ее жива. Не отдавай свою душу этой девочке-колдунье, она и тебя уничтожит.
О, ну почему только Салли Энн не пришла сегодня вечером? Уже больше десяти, она не придет. Чувство одиночества смешалось со страхом, когда он попытался играть и петь. Он на время успокоил их, но он знал, что они все еще там. Он чувствовал их, их холод, их затхлый запах, запах зла. Лампа мерцала, грозя погаснуть.
Он устал, не мог больше им сопротивляться, и они это знали. Иди же к ней, Джоби. Я не могу пойти в Спарчмур ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80