А потом он поднял руку и отодвинул назад капюшон.
Его лицо.
Его лицо начинало истаивать.
Словно кожа была глиняной маской, постепенно тающей от тепла, начинающей терять сцепление с костяком и соскальзывающей с него студенистыми каплями. На месте носа осталась лишь мягкая липкая ткань. Плоть окоема одного глаза просочилась в глазницу, а глаз растаял. Я увидел влажную мышцу одной щеки и бело-голубую перепонку над виском. Я понял, что розоватые пятна на его одежде – не от пищи, а от его плоти, отслаивающейся полосами.
Я вспомнил жалкого полосатого зверя, которого видел в городе, – существо, каких в природе не бывает, с его отваливающейся шкурой и плотью, поедаемой мухами. Я с трудом сдержал дрожь.
Я не успел отстраниться, и Акан схватил меня за руку. Его ладонь оказалась влажной и скользкой, и я не осмелился взглянуть на нее, но пожатие было твердым.
– Хэн, теперь все пойдет как надо, раз ты здесь. Это все пустяки, это можно исправить. Все эти годы наша идея работала просто великолепно. Жаль, что ты не видел этого, Хэн. Но ты посмотришь, когда мы наведем тут порядок. Все, что требуется, это несколько корректировок…
– Нет. – Я отдернул руку, сдерживая сильное желание соскрести с пальцев остатки его влажной клейкой плоти. Я заставил себя взглянуть на него, на это отвратительное существо, не бывшее ни Аканом, ни фараоном, ни даже копией того или другого, и повторил более твердо: – Нет, Акан, мы были не правы, мы совершили ошибку. Эта магия – ее нельзя исправить, как и мост, рухнувший в воздухе. У нас нет умения, нет опыта – мы не знаем, как это делается, мы лишь думали, что знаем. Существует мир неизвестных нам явлений, которые мы можем никогда не познать, и это одно из них. Мы ошибались относительно обители Ра, Испытания, Мастеров. Мы видели не жертвоприношение, а проверку, и не только мы вышли из огня измененными – есть и другие, подобные нам, – бессмертные. Я привел с собой одного из них. Я привел Мастера, чтобы он вам помог.
Я выпалил все это в спешке, почти на едином дыхании, а когда замолчал, вперед выступил Дарий, словно материализовавшийся среди теней в пыльном углу того же цвета, что его мантия. Акан сказал только: «Нет!» – резким, задушенным голосом, почти потерявшимся в истошном крике Нефар. Она обернулась и увидела Дария.
Мастер спокойно произнес:
– Хэн сказал правду. То, что вы здесь совершили, амбициозно, великолепно, изумительно – и безнадежно в своем несовершенстве. – Он подошел ближе и заговорил более мягко: – Ты никогда не задумывался над тем, Акан, почему черная магия – запрещенный ритуал? Разве тебе не приходило в голову, что за все минувшие века не нашелся бы ни один практикующий маг, который не совершил бы задуманного вами, если бы это было возможно? Черная магия запрещена просто потому, что она не действует. Все, что противостоит природе, не в состоянии создать ничего, кроме хаоса.
Акан хрипло произнес:
– Ты ошибаешься. Наша цель – управлять природой, делая невозможное возможным.
– Наша цель, – откликнулся Дарий, – поддерживать равновесие.
Что-то во мне зашевелилось – чувство непонятной досады, что-то важное, но неопределенное – то, что мне следовало понять в тот миг, когда Дарий заговорил. Но, однако, я упустил мысль. «Наша цель – поддерживать равновесие…»
Нефар тихонько спросила:
– Ты жив. Как такое возможно?
Он подошел к ней.
– Это скучная история. Я расскажу тебе поинтересней. Историю об одном великом маге, прожившем сотню с лишим жизней. Он жил так долго, что устал жить. У него были женщины, одна за другой, и много детей, большинство из которых умерли. Но случилось так, что в течение пары десятков лет у него родились трое отпрысков от разных матерей, и этот маг, этот великий чародей, способный сделать все, что угодно, но только не умереть, увидел в каждом из детей обещание чего-то необычного. И жизнь неожиданно перестала казаться ему такой длинной, а дни такими однообразными. Законы равновесия требовали, чтобы он взял только двоих для обучения премудростям магии и последующего испытания. Но он не мог решить, какого ребенка оставить. Поэтому привел всех троих в обитель Ра.
«Это против природы». Эти слова звучали у меня в голове, тревога моя росла. Сердце, непонятно почему, учащенно и тяжело билось в груди.
Дарий взял лицо Нефар в ладони и нежно на нее посмотрел. Она не отрывала от него широко распахнутых изумленных глаз, слегка раскрыв губы. В этот момент, вырванные из времени, они были похожи на любовников. Он тихо произнес:
– Ты была моим любимым ребенком, Нефар.
«Это ведь Нефар, верно? Она была катализатором…»
Я вскрикнул:
– Нет!
Я бросился к нему, но слишком поздно. Какой-то один миг она стояла и вопросительно смотрела на него, живая, с бьющимся сердцем и вздымающейся грудью. Одно незаметное движение кисти – и все ее шейные позвонки рассыпались в его ладони. Он нежно наклонил ее голову к плечу, и она сползла на пол, как кукла с перерезанными ниточками.
Нефар не прошла сквозь огонь, и это знал только Дарий. Убить ее не составляло труда.
Я слышал крик ужаса, сорвавшийся с губ Акана, но он показался мне смутным и отдаленным – столь же тихим и незаметным, как мяуканье кошки, по сравнению с громоподобным ревом ярости, родившимся в моей в груди, поднявшимся по гортани и едва не разорвавшим мне рот. Этот вопль промчался по комнате, как обезумевшее живое существо, колотясь о балки и стены, – моя боль, моя ярость, моя вина.
Ибо это я привел его сюда. Мне следовало догадаться о его намерении – он дал мне все шансы понять его, – а я привел его сюда. Я привел Смерть.
Я помню, как он посмотрел на меня и сказал тихо, но отчетливо:
– Это был единственный выход, Хэн.
И он даже не попытался защититься, когда я бросился на него в порыве слепой ярости и боли, когда разорвал ему горло, сокрушил ребра, разодрал плоть и вырвал из груди сердце. Только другой маг способен убить бессмертного. Он сам сказал мне об этом.
Я понял все слишком поздно. Сотворив эту магию, призвав ее темные силы, мы совершили преступление против природы и законов, по которым жили нам подобные. Дарий вовсе не собирался помогать нам, его единственной целью было помешать нам создать ее повторно. Он мог бы попытаться убить меня или Акана, но Нефар являлась средоточием нашего могущества. Без нее мы стали… обыкновенными.
И наша магия не имела силы.
Акан бросился на пол подле безжизненного, искалеченного тела Нефар. Его лицо начинало исцеляться, постепенно черты, украденные нами у мертвого фараона, исчезали, и восстанавливались его собственные. Он этого не замечал. Его лицо исказила боль, когда он взял Нефар на руки.
Оступившись, я сделал несколько шагов назад, скользя по крови моего родителя, и уставился на его изуродованный труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Его лицо.
Его лицо начинало истаивать.
Словно кожа была глиняной маской, постепенно тающей от тепла, начинающей терять сцепление с костяком и соскальзывающей с него студенистыми каплями. На месте носа осталась лишь мягкая липкая ткань. Плоть окоема одного глаза просочилась в глазницу, а глаз растаял. Я увидел влажную мышцу одной щеки и бело-голубую перепонку над виском. Я понял, что розоватые пятна на его одежде – не от пищи, а от его плоти, отслаивающейся полосами.
Я вспомнил жалкого полосатого зверя, которого видел в городе, – существо, каких в природе не бывает, с его отваливающейся шкурой и плотью, поедаемой мухами. Я с трудом сдержал дрожь.
Я не успел отстраниться, и Акан схватил меня за руку. Его ладонь оказалась влажной и скользкой, и я не осмелился взглянуть на нее, но пожатие было твердым.
– Хэн, теперь все пойдет как надо, раз ты здесь. Это все пустяки, это можно исправить. Все эти годы наша идея работала просто великолепно. Жаль, что ты не видел этого, Хэн. Но ты посмотришь, когда мы наведем тут порядок. Все, что требуется, это несколько корректировок…
– Нет. – Я отдернул руку, сдерживая сильное желание соскрести с пальцев остатки его влажной клейкой плоти. Я заставил себя взглянуть на него, на это отвратительное существо, не бывшее ни Аканом, ни фараоном, ни даже копией того или другого, и повторил более твердо: – Нет, Акан, мы были не правы, мы совершили ошибку. Эта магия – ее нельзя исправить, как и мост, рухнувший в воздухе. У нас нет умения, нет опыта – мы не знаем, как это делается, мы лишь думали, что знаем. Существует мир неизвестных нам явлений, которые мы можем никогда не познать, и это одно из них. Мы ошибались относительно обители Ра, Испытания, Мастеров. Мы видели не жертвоприношение, а проверку, и не только мы вышли из огня измененными – есть и другие, подобные нам, – бессмертные. Я привел с собой одного из них. Я привел Мастера, чтобы он вам помог.
Я выпалил все это в спешке, почти на едином дыхании, а когда замолчал, вперед выступил Дарий, словно материализовавшийся среди теней в пыльном углу того же цвета, что его мантия. Акан сказал только: «Нет!» – резким, задушенным голосом, почти потерявшимся в истошном крике Нефар. Она обернулась и увидела Дария.
Мастер спокойно произнес:
– Хэн сказал правду. То, что вы здесь совершили, амбициозно, великолепно, изумительно – и безнадежно в своем несовершенстве. – Он подошел ближе и заговорил более мягко: – Ты никогда не задумывался над тем, Акан, почему черная магия – запрещенный ритуал? Разве тебе не приходило в голову, что за все минувшие века не нашелся бы ни один практикующий маг, который не совершил бы задуманного вами, если бы это было возможно? Черная магия запрещена просто потому, что она не действует. Все, что противостоит природе, не в состоянии создать ничего, кроме хаоса.
Акан хрипло произнес:
– Ты ошибаешься. Наша цель – управлять природой, делая невозможное возможным.
– Наша цель, – откликнулся Дарий, – поддерживать равновесие.
Что-то во мне зашевелилось – чувство непонятной досады, что-то важное, но неопределенное – то, что мне следовало понять в тот миг, когда Дарий заговорил. Но, однако, я упустил мысль. «Наша цель – поддерживать равновесие…»
Нефар тихонько спросила:
– Ты жив. Как такое возможно?
Он подошел к ней.
– Это скучная история. Я расскажу тебе поинтересней. Историю об одном великом маге, прожившем сотню с лишим жизней. Он жил так долго, что устал жить. У него были женщины, одна за другой, и много детей, большинство из которых умерли. Но случилось так, что в течение пары десятков лет у него родились трое отпрысков от разных матерей, и этот маг, этот великий чародей, способный сделать все, что угодно, но только не умереть, увидел в каждом из детей обещание чего-то необычного. И жизнь неожиданно перестала казаться ему такой длинной, а дни такими однообразными. Законы равновесия требовали, чтобы он взял только двоих для обучения премудростям магии и последующего испытания. Но он не мог решить, какого ребенка оставить. Поэтому привел всех троих в обитель Ра.
«Это против природы». Эти слова звучали у меня в голове, тревога моя росла. Сердце, непонятно почему, учащенно и тяжело билось в груди.
Дарий взял лицо Нефар в ладони и нежно на нее посмотрел. Она не отрывала от него широко распахнутых изумленных глаз, слегка раскрыв губы. В этот момент, вырванные из времени, они были похожи на любовников. Он тихо произнес:
– Ты была моим любимым ребенком, Нефар.
«Это ведь Нефар, верно? Она была катализатором…»
Я вскрикнул:
– Нет!
Я бросился к нему, но слишком поздно. Какой-то один миг она стояла и вопросительно смотрела на него, живая, с бьющимся сердцем и вздымающейся грудью. Одно незаметное движение кисти – и все ее шейные позвонки рассыпались в его ладони. Он нежно наклонил ее голову к плечу, и она сползла на пол, как кукла с перерезанными ниточками.
Нефар не прошла сквозь огонь, и это знал только Дарий. Убить ее не составляло труда.
Я слышал крик ужаса, сорвавшийся с губ Акана, но он показался мне смутным и отдаленным – столь же тихим и незаметным, как мяуканье кошки, по сравнению с громоподобным ревом ярости, родившимся в моей в груди, поднявшимся по гортани и едва не разорвавшим мне рот. Этот вопль промчался по комнате, как обезумевшее живое существо, колотясь о балки и стены, – моя боль, моя ярость, моя вина.
Ибо это я привел его сюда. Мне следовало догадаться о его намерении – он дал мне все шансы понять его, – а я привел его сюда. Я привел Смерть.
Я помню, как он посмотрел на меня и сказал тихо, но отчетливо:
– Это был единственный выход, Хэн.
И он даже не попытался защититься, когда я бросился на него в порыве слепой ярости и боли, когда разорвал ему горло, сокрушил ребра, разодрал плоть и вырвал из груди сердце. Только другой маг способен убить бессмертного. Он сам сказал мне об этом.
Я понял все слишком поздно. Сотворив эту магию, призвав ее темные силы, мы совершили преступление против природы и законов, по которым жили нам подобные. Дарий вовсе не собирался помогать нам, его единственной целью было помешать нам создать ее повторно. Он мог бы попытаться убить меня или Акана, но Нефар являлась средоточием нашего могущества. Без нее мы стали… обыкновенными.
И наша магия не имела силы.
Акан бросился на пол подле безжизненного, искалеченного тела Нефар. Его лицо начинало исцеляться, постепенно черты, украденные нами у мертвого фараона, исчезали, и восстанавливались его собственные. Он этого не замечал. Его лицо исказила боль, когда он взял Нефар на руки.
Оступившись, я сделал несколько шагов назад, скользя по крови моего родителя, и уставился на его изуродованный труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66