Акан перевел с меня на Нефар быстрый взгляд, и я разглядел в нем и вопрос, и обиду, и неуверенность. Я уже не сомневался в том, что он видел или почувствовал больше, чем нам хотелось бы. В горле у меня застрял комок.
Потом Акан улыбнулся и, прихлебывая нектар, согласился:
– Да. Возможно, Луксор.
На мгновение мне показалось, что все будет хорошо. Или, по крайней мере, в это очень хотелось верить.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В последующие недели наша совместная жизнь во многих отношениях стала легче и свободней, чем когда бы то ни было со времени нашего прибытия в Фивы. Теперь, когда тайна раскрылась, мне легче стало справляться с неослабевающей страстью к Нефар. Я жил в предвкушении «нашего времени»… Всматриваясь в глаза Акана, я не находил в них упрека и стал даже думать, что он ничего не заподозрил, а если и приметил нечто необычное, то не держит на нас зла. Казалось, мы можем продолжить совместное существование в постоянном довольстве и обратить внимание на более важные вещи.
Акан приходил домой из храма в Луксоре рассерженным и раздраженным, произнося гневные речи о невежестве жрецов, которым дана возможность просвещать и развивать, а вместо этого они управляют простым народом с помощью глупых сказок о каменных богах, требующих даров в виде пищи, золота и одежды из тонкого полотна, которыми жрецы, разумеется, пользуются. Я нашел эту схему достаточно хитроумной, поскольку она обеспечивала экономическую базу целых городов: там чернорабочие и мастеровые занимались изготовлением изображений душ несуществующих богов, прядением одежды для них, моделированием украшений для их убранства, выращиванием зерна для их пропитания. Все это, разумеется, обеспечивало касту жрецов, посвятивших жизни удовлетворению потребностей сверхъестественных созданий, существующих лишь в воображении суеверного народа. Вопиющее пренебрежение принципами гармонии и равновесия, преподанными нам в обители Ра, не приводило меня в ярость, как Акана, хотя я тоже недоумевал, как и он, зачем Верховным жрецам понадобилось сочинять запутанные небылицы, если гораздо лучше им послужили бы проявления настоящей магии. Нефар беспокоило лишь то, что Акан проводит в храмах чересчур много времени, поскольку, хотя мы теперь и полагали, что в случае необходимости сможем защититься от жрецов, нам не хотелось бы их провоцировать.
И вот в чем заключалось, пожалуй, самое удивительное. Чем дольше мы находились в Фивах, тем больше убеждались, что нас никто не разыскивает, никто не знает о наших преступлениях, никто, в сущности, не слышал о разрушении обители Ра. Когда наконец мы достаточно осмелели, чтобы намеками, а потом и достаточно открыто задавать вопросы о великом храме в пустыне под названием обитель Ра, куда отправлялись для обучения могущественные жрецы и маги, то даже наши самые образованные знакомые отделывались лишь непонимающими взглядами. Постепенно до нас стало доходить: обитель Ра являлась тайной даже более тщательно охраняемой, чем мы предполагали. А если никто не знал о ее существовании, то никто не мог знать и о ее гибели.
Это, конечно, пробуждало в наших душах беспокойство по поводу встречи со старым магом. И хотя мы не говорили событиях в пустыне, мы и не забывали о них. Зная, что где-то живет по крайней мере один человек, которому известно о гибели обители Ра, мы не могли себя чувствовать в полной безопасности.
Акан не нашел в луксорском храме никаких следов рукописей, а также никого, кто знал бы о них. Чем настойчивее мы искали, тем больше убеждались в том, что никто не имеет ни малейшего представления о знании обители Ра.
Правда, могло случиться так, что после разрушения обители Ра кто-то совершил заклятие памяти. Мы слышали о таких вещах, но никогда не сталкивались с результатами. Впрочем, более на правду походило то, что облеченные безмерной властью верховные жрецы и маги вовсе не обучались в обители Ра. Но являлись ли они обычными притворщиками, невежественными самозванцами, на взгляд человека, овладевшего всеми премудростями практической магии? И если так, то каким же образом приобрели они такой политический вес, позволявший им, как говорили, управлять самим фараоном? На протяжении долгих месяцев нас преследовали эти вопросы и возможные ответы на них. А потом, в одно мгновение, все усвоенные нами знания и навыки, приобретенные после того, как мы покинули обитель Ра, сложились в картину удивительной ясности и сияющей простоты, и мы увидели, что в ней отразилось не что иное, как наша неизбежная судьба.
На тридцать восьмом году правления старый фараон отошел в иной мир, оставив под властью своего сына Аменхотепа IV два царства Египта. Наше пристрастие к пышным зрелищам и празднествам, не поощрявшееся в обители Ра, выгнало нас на улицы вместе с народом, собравшимся, чтобы поглазеть на коронационный парад – грандиозный спектакль с участием позолоченных колесниц, экзотических животных и полуголых танцовщиков, показывающих невообразимые акробатические номера с горящими факелами и мечами, украшенными драгоценными камнями. Мы смеялись и плясали вместе с толпой и даже смогли мельком увидеть нового фараона, хилого юнца в богато изукрашенной золотой тиаре, казавшейся на нем несоразмерно большой. Новый властитель произвел на народ большое впечатление тем, что стоял в передней части колесницы и сам правил лошадями.
Подготавливая дорогу для появления нового божества Египта, от каждого храма шла процессия жрецов, сопровождавшая менее значительных богов или, скорее, переодетых людей, облаченных в тщательно продуманные одеяния, украшенные священными драгоценными каменьями. Этих идолов толпы несли на носилках, или они ехали в высоких колесницах вместе со жрецами-охранниками. Время от времени несколько человек низкого звания бросались вперед, пытаясь попросить богов о милости, сделать подношение или задать не терпящий отлагательства вопрос.
Мы стояли в первых рядах зрителей, завоевав эту позицию благодаря изысканности одеяний и агрессивности наших слуг, удерживающих натиск немытой толпы громкими голосами и поднятыми кулаками. В отличие от прочих аристократов мы намеревались остаться в городе лишь на час или два и потому не приказывали ставить кресла и столы с яствами, за которыми и полагалось наблюдать за празднеством в течение всего долгого дня. Завидев процессию, несущую бога Амона, мы окончательно заскучали и решили отправиться домой, когда вдруг мимо нас из задних рядов толпы на улицу выскочил какой-то ребенок.
Тощий и голый, как многие крестьянские дети в Фивах, он выглядел бесконечно несчастным. Я заметил, когда он проковылял мимо, что у него только один глаз. В руках мальчишка держал нитку голубых бус – без сомнения, подношение богу – и выкрикивал что-то высоким тонким голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66