При каждом вздохе слышался тихий скрежещущий звук. Не храп, а, скорее, шорох, возникающий, когда по гладкой поверхности проводят чем-то шершавым. Физиономия бледная. Этим наркоманы тоже отличались от алкашей.
На ночном столике лежала книжка. «Лила, Лила» Давида Керна. Джекки уже читал про нее. Нынче какую газету или журнал ни открой, всюду натыкаешься либо на этот романчик, либо на его автора. Любовная история пятидесятых годов.
Джекки все это помнил. Читать забытые кем-то газеты и журналы – одно из главных его занятий. Такому, как он, вынужденному постоянно поражать новых знакомцев своими познаниями, необходимо быть а jour. Старыми историями быстро наскучишь.
Джекки играл роль занимательного старика, тем и жил. Он был неотъемлемой принадлежностью многих питейных заведений, всегда шел в ногу со временем, удивлял суждениями, неожиданными для человека его возраста, и мог несколько вечеров кряду – несколько, но не слишком много – рассказывать были и небылицы из своей подлинной и придуманной жизни, практически не повторяясь.
Работенка нелегкая, особенно перед публикой средних лет. Она, конечно, пила вино поприличнее, но отличалась и большей взыскательностью. Расскажи дважды одну историю – и все, уже надоел.
На молодежь произвести впечатление куда легче. Для них уже удивительно, что человек в его годы вообще выходит из дому, тем более в их кафешки и ресторанчики. А что он имеет собственное, к тому же уничтожающее, мнение о новом компакт-диске Эминема – и вовсе полный улет.
Со временем, правда, молодежь тоже просекала его хитрости и прекращала ставить ему выпивку. Поэтому он был вынужден снова и снова менять заведения и подыскивать себе новые компании.
Джекки снял халат, натянул подштанники. Вниз он смотреть избегал. Несколько лет назад решил, что с него достаточно чувствовать свое тело, смотреть же необязательно. Речь, понятно, идет о голом теле; в одежде-то он выглядел очень даже презентабельно. В свежей рубашке, при галстуке и в пиджаке вроде того, который как раз надевал.
– Сколько сейчас времени? – Новенький проснулся. И, наверно, уже минуту-другую смотрел, как Джекки одевается.
– Пора вставать.
– Черт, и этот командует! – буркнул наркоман, садясь на край койки. – Не возражаешь, если я закурю?
– В комнатах курить запрещается.
– Я спрашиваю: ты не возражаешь?
Джекки сказал бы, что возражает, но в эту минуту вошел Вата, третий сосед, который не замедлит закурить.
Вата – записной алкоголик. Самый настоящий маргинал из тех, для кого выдумали мужские приюты. Пышная седая борода, каковой он и был обязан своим прозвищем, возле рта пожелтела от никотина. Нос красный, будто он аккурат примчался на велике аж из Шварцвальда.
Кашляя, Вата прошел к своему шкафу, отпер дверцу, достал пачку сигарет, закурил, глубоко затянулся и перестал перхать. Взял книжку с ночного столика наркомана, прочел заголовок и положил на место.
– Знавал я когда-то одну Лилу, – ухмыльнулся он. – Ох и красивые у нее были… – обеими руками Вата изобразил пышный бюст, – глаза. – Он захохотал и опять раскашлялся.
Когда кашель умолк, наркоман сказал:
– В четвертый раз перечитываю.
– Про что книжка-то? – полюбопытствовал Вата.
– Про парня, которого одурачили, как меня.
– Это как же?
– Девчонка его бросила, и он покончил с собой. Вот и я делаю то же самое. – Наркоман кивнул на свои исколотые руки-ноги.
Вата и Джекки отвернулись.
– Бесспорно, самый неаппетитный способ расширить сознание, – процитировал Джекки афоризм из своего репертуара. Однако решил все-таки заглянуть в книжку, если парень тут задержится.
Раз уж наркоман в который раз перечитывает книжку, то и ему, пожалуй, стоит с ней познакомиться.
23
– Если ему нужны деньги, пф-пф-пф, пусть читает. – Уве Эвердинг, задрав вверх согнутый локоть, всасывал в трубку пламя зажигалки.
Карин Колер вздохнула. От чего ушли, к тому и пришли.
– Он работает официантом. Когда ему читать?
– Пф-пф, а почему он до сих пор работает официантом? – Трубка разгорелась. Эвердинг выпустил дым и принял классическую позу курильщика-интеллектуала: правая ладонь любовно обнимает головку трубки, мундштук касается нижней губы, чело слегка опущено, глаза снизу вверх изучают собеседника.
– Потому что ему нужны средства к существованию.
– Сколько он получает за одно чтение? Четыреста евро? Как минимум. Наличными. А при такой прессе он может выступать с чтениями хоть каждый день.
Карин Колер сосчитала до пяти, глубоко вздохнула и еще раз объяснила, медленно и отчетливо:
– Давид на дух не выносит чтения. Отказывается от всех предложений, ссылаясь на работу. А когда я говорю, что чтения – составная часть профессии, он отвечает: да, только не его, он по профессии официант. И в какой-то мере я его понимаю. На сегодняшний день продано уже пятьдесят с лишним тысяч экземпляров его книги, о нем пишут как о молодой литературной звезде, а, кроме двух тысяч евро аванса и примерно тысячи евро гонорара за чтения в провинции, он не получил пока ни цента.
– Расчет производится раз в год, – перебил Эвердинг. – Так принято.
Карин Колер пропустила его реплику мимо ушей.
– Если бы я могла прямо сейчас сказать ему: вот двадцать тысяч евро для начала. Увольтесь с работы и живите как писатель. Тогда бы он уже не стал отказываться от чтений.
– «Кубнер» в авансовую карусель не полезет.
Сколько раз она слышала эту идиотскую фразу!
– Я говорю не об авансе. Роялти Давида Керна составляют на сегодня около ста тысяч евро. И ты не хуже меня знаешь, что они еще вырастут. Мы даем четвертую допечатку.
– Ты кто, собственно, такая – мой редактор или его агент? – Эвердинг вызывающе посмотрел на нее, довольный своим вопросом. Вспомнив о трубке, он попытался затянуться, но, увы, она успела погаснуть.
Не умеет даже разговаривать и следить, чтоб трубка не гасла, подумала Карин.
– Пока что я на вольных хлебах. Но если стану его агентом, порекомендую сменить издательство. – Она встала и повернулась к двери.
– Ладно, двадцать тысяч, но ни центом больше. И лишь при одном условии: читать, читать и читать.
На другой же день Карин Колер сидела в вагоне экспресса «Интерсити». То, о чем она собиралась поговорить с Давидом, по телефону не обсудишь. Ей хотелось посмотреть ему в глаза и передать чек из рук в руки.
Кстати, идея стать Давидовым агентом пришлась ей по душе. Собственно, она этим и занималась. Пресса, лицензии, чтения, отстаивание Давидовых интересов в издательстве. Только за меньшие деньги. И с дополнительной редакторской нагрузкой. Она занималась и книгой и автором. Может, стоит и правда всерьез подумать об этом.
Заглянул кондуктор, спросил, нет ли у нее каких пожеланий. Пожеланий? Кофе, минералка, вино, пиво, пояснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
На ночном столике лежала книжка. «Лила, Лила» Давида Керна. Джекки уже читал про нее. Нынче какую газету или журнал ни открой, всюду натыкаешься либо на этот романчик, либо на его автора. Любовная история пятидесятых годов.
Джекки все это помнил. Читать забытые кем-то газеты и журналы – одно из главных его занятий. Такому, как он, вынужденному постоянно поражать новых знакомцев своими познаниями, необходимо быть а jour. Старыми историями быстро наскучишь.
Джекки играл роль занимательного старика, тем и жил. Он был неотъемлемой принадлежностью многих питейных заведений, всегда шел в ногу со временем, удивлял суждениями, неожиданными для человека его возраста, и мог несколько вечеров кряду – несколько, но не слишком много – рассказывать были и небылицы из своей подлинной и придуманной жизни, практически не повторяясь.
Работенка нелегкая, особенно перед публикой средних лет. Она, конечно, пила вино поприличнее, но отличалась и большей взыскательностью. Расскажи дважды одну историю – и все, уже надоел.
На молодежь произвести впечатление куда легче. Для них уже удивительно, что человек в его годы вообще выходит из дому, тем более в их кафешки и ресторанчики. А что он имеет собственное, к тому же уничтожающее, мнение о новом компакт-диске Эминема – и вовсе полный улет.
Со временем, правда, молодежь тоже просекала его хитрости и прекращала ставить ему выпивку. Поэтому он был вынужден снова и снова менять заведения и подыскивать себе новые компании.
Джекки снял халат, натянул подштанники. Вниз он смотреть избегал. Несколько лет назад решил, что с него достаточно чувствовать свое тело, смотреть же необязательно. Речь, понятно, идет о голом теле; в одежде-то он выглядел очень даже презентабельно. В свежей рубашке, при галстуке и в пиджаке вроде того, который как раз надевал.
– Сколько сейчас времени? – Новенький проснулся. И, наверно, уже минуту-другую смотрел, как Джекки одевается.
– Пора вставать.
– Черт, и этот командует! – буркнул наркоман, садясь на край койки. – Не возражаешь, если я закурю?
– В комнатах курить запрещается.
– Я спрашиваю: ты не возражаешь?
Джекки сказал бы, что возражает, но в эту минуту вошел Вата, третий сосед, который не замедлит закурить.
Вата – записной алкоголик. Самый настоящий маргинал из тех, для кого выдумали мужские приюты. Пышная седая борода, каковой он и был обязан своим прозвищем, возле рта пожелтела от никотина. Нос красный, будто он аккурат примчался на велике аж из Шварцвальда.
Кашляя, Вата прошел к своему шкафу, отпер дверцу, достал пачку сигарет, закурил, глубоко затянулся и перестал перхать. Взял книжку с ночного столика наркомана, прочел заголовок и положил на место.
– Знавал я когда-то одну Лилу, – ухмыльнулся он. – Ох и красивые у нее были… – обеими руками Вата изобразил пышный бюст, – глаза. – Он захохотал и опять раскашлялся.
Когда кашель умолк, наркоман сказал:
– В четвертый раз перечитываю.
– Про что книжка-то? – полюбопытствовал Вата.
– Про парня, которого одурачили, как меня.
– Это как же?
– Девчонка его бросила, и он покончил с собой. Вот и я делаю то же самое. – Наркоман кивнул на свои исколотые руки-ноги.
Вата и Джекки отвернулись.
– Бесспорно, самый неаппетитный способ расширить сознание, – процитировал Джекки афоризм из своего репертуара. Однако решил все-таки заглянуть в книжку, если парень тут задержится.
Раз уж наркоман в который раз перечитывает книжку, то и ему, пожалуй, стоит с ней познакомиться.
23
– Если ему нужны деньги, пф-пф-пф, пусть читает. – Уве Эвердинг, задрав вверх согнутый локоть, всасывал в трубку пламя зажигалки.
Карин Колер вздохнула. От чего ушли, к тому и пришли.
– Он работает официантом. Когда ему читать?
– Пф-пф, а почему он до сих пор работает официантом? – Трубка разгорелась. Эвердинг выпустил дым и принял классическую позу курильщика-интеллектуала: правая ладонь любовно обнимает головку трубки, мундштук касается нижней губы, чело слегка опущено, глаза снизу вверх изучают собеседника.
– Потому что ему нужны средства к существованию.
– Сколько он получает за одно чтение? Четыреста евро? Как минимум. Наличными. А при такой прессе он может выступать с чтениями хоть каждый день.
Карин Колер сосчитала до пяти, глубоко вздохнула и еще раз объяснила, медленно и отчетливо:
– Давид на дух не выносит чтения. Отказывается от всех предложений, ссылаясь на работу. А когда я говорю, что чтения – составная часть профессии, он отвечает: да, только не его, он по профессии официант. И в какой-то мере я его понимаю. На сегодняшний день продано уже пятьдесят с лишним тысяч экземпляров его книги, о нем пишут как о молодой литературной звезде, а, кроме двух тысяч евро аванса и примерно тысячи евро гонорара за чтения в провинции, он не получил пока ни цента.
– Расчет производится раз в год, – перебил Эвердинг. – Так принято.
Карин Колер пропустила его реплику мимо ушей.
– Если бы я могла прямо сейчас сказать ему: вот двадцать тысяч евро для начала. Увольтесь с работы и живите как писатель. Тогда бы он уже не стал отказываться от чтений.
– «Кубнер» в авансовую карусель не полезет.
Сколько раз она слышала эту идиотскую фразу!
– Я говорю не об авансе. Роялти Давида Керна составляют на сегодня около ста тысяч евро. И ты не хуже меня знаешь, что они еще вырастут. Мы даем четвертую допечатку.
– Ты кто, собственно, такая – мой редактор или его агент? – Эвердинг вызывающе посмотрел на нее, довольный своим вопросом. Вспомнив о трубке, он попытался затянуться, но, увы, она успела погаснуть.
Не умеет даже разговаривать и следить, чтоб трубка не гасла, подумала Карин.
– Пока что я на вольных хлебах. Но если стану его агентом, порекомендую сменить издательство. – Она встала и повернулась к двери.
– Ладно, двадцать тысяч, но ни центом больше. И лишь при одном условии: читать, читать и читать.
На другой же день Карин Колер сидела в вагоне экспресса «Интерсити». То, о чем она собиралась поговорить с Давидом, по телефону не обсудишь. Ей хотелось посмотреть ему в глаза и передать чек из рук в руки.
Кстати, идея стать Давидовым агентом пришлась ей по душе. Собственно, она этим и занималась. Пресса, лицензии, чтения, отстаивание Давидовых интересов в издательстве. Только за меньшие деньги. И с дополнительной редакторской нагрузкой. Она занималась и книгой и автором. Может, стоит и правда всерьез подумать об этом.
Заглянул кондуктор, спросил, нет ли у нее каких пожеланий. Пожеланий? Кофе, минералка, вино, пиво, пояснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61