– Все замечательно, – ответил он.
До книжного магазина дошли пешком. Так, по крайней мере, можно чуточку познакомиться с Маркхаймом, сказала г-жа Бюглер. Запутанным лабиринтом боковых пешеходных зон она провела его на главную пешеходную улицу, а оттуда снова в боковую пешеходную зону, к магазину «Книжный мир». По пути она сетовала на погоду:
– Если и выдастся по-настоящему летний день, так непременно тогда, когда у меня в магазине назначена встреча автора с читателями.
У входа в магазин она сказала:
– Надеюсь, за время моего отсутствия народ успел собраться.
Давид испугался. На стекле витрины у входа висел плакат – его фотография с суперобложки, видимо увеличенная на ксероксе. Над нею крупными разноцветными буквами, написанными от руки, значилось: «Сегодня встреча с писателем!!!!» А ниже: «Давид Керн читает из романа «Лила, Лила». Начало в 19.30. Вход свободный».
Когда они вошли, какая-то женщина – позднее она представилась как г-жа Кольб, «мы с вами говорили по телефону», – убирала лишний ряд стульев. Помогал ей мужчина, которого она позднее тоже представила: «А это Карл, мой муж». Г-жа Бюглер провела Давида в соседнюю комнату. Мимоходом он отметил складной пюпитр со стаканом воды и лампой. Аудитория была пуста, только в первом ряду сидели две старые дамы.
– Иные из лучших наших чтений проходят в самом узком кругу, – сказала г-жа Бюглер, отпирая дверь небольшого помещения, служившего конторой, складом, комнатой отдыха и гардеробом для персонала. – Поэтому мы убираем избыток стульев, когда наплыв слушателей невелик.
– Понятно, – сказал Давид и, помолчав, ободряюще ей улыбнулся. И она не выдержала:
– Маркхаймцы просто подонки! Целый год жалуются, что здесь ничего не происходит, а когда что-нибудь организуешь, предпочитают жарить в саду сардельки!
Давид отлично понимал маркхаймцев. Если «что-нибудь организуешь» означало его чтения, то он бы и сам предпочел жарить на гриле сардельки.
– Я вполне могу читать и перед маленькой аудиторией, – утешил он г-жу Бюглер.
Но вообще-то публики, конечно, могло бы быть и побольше. Кроме двух старых дам в комнате находились только г-жа Кольб с мужем, две девушки (как подозревал Давид, сотрудницы магазина), молодой человек, по всей видимости приятель одной из девушек, и не слишком молодая супружеская пара интеллектуального вида.
Давид встал за пульт, который не достигал ему даже до талии, потому что г-жа Бюглер рассчитывала на человека значительно меньшего роста. В поисках помощи он посмотрел на нее.
Но ждать помощи от г-жи Бюглер было бессмысленно. С ней случилось как раз то, чего сам Давид боялся как огня: она держала в руке листок со своей краткой вступительной речью – «не пугайтесь, долго я говорить не стану», – и не могла вымолвить ни слова.
Краем глаза Давид видел, что на верхней губе у нее выступили бисеринки пота. Полуоткрыв рот, она неотрывно смотрела на листок. Потом повернулась и патетически взмахнула свободной рукой, указывая на него, как конферансье. Но по-прежнему молча.
Может, надо спасать ситуацию и просто начать чтение? Он открыл первый отмеченный отрывок и почувствовал, что тоже не в силах выдавить ни звука.
– Вообще-то я далеко не слезлива, но, когда вы читали о том, как Лила с подругой проходит мимо Петера, не удостоив его даже взглядом, – я едва не расплакалась. – Интеллектуалка пристально смотрела на мужа, пока тот не кивнул.
– Я редко видел, чтобы Гудрун читала книгу со слезами на глазах. И сначала вообще не хотел открывать этот роман. Не люблю я печальных историй.
– А я сказала ему, – подхватила Гудрун, – что история хотя и печальная, но красивая. Печальная, но красивая.
– Печальная, но красивая, – поддакнула г-жа Кольб. Ее муж книгу пока не читал, однако собирался взяться за чтение сегодня же вечером.
Они сидели в «Глубоком погребке», любимом ресторанчике г-жи Бюглер, куда пришли «выпить по бокальчику и немножко закусить». Г-жа Бюглер заказала фирменную закуску на шесть персон – «больше и вдесятером не осилить». Им подали мясное ассорти с копченостями; как раз хватит на шестерых, подумал Давид, который здорово проголодался.
За длинным столом в прокуренном погребке собрались почти все, кто присутствовал на чтениях. Не было только двух старых дам из первого ряда. Это незамужние сестры, они не пропускают ни одного чтения, объяснила г-жа Бюглер. В начале вечера они слегка разрядили обстановку и вызвали смешки, когда более тугоухая из двух крикнула сестре: «Я опять ни слова не понимаю!» – а та гаркнула в ответ: «Да он ничего и не говорит!»
Этот диалог вывел Давида из ступора, и он стал читать, причем, как ему показалось, вполне сносно. Во всяком случае, без эксцессов, благополучно обошел рифы кружевной наколки, манжетки от торта и рандеву.
Г-жа Бюглер призналась Давиду, что частенько теряет дар речи, когда надо произнести вступительное слово. Лет пятнадцать уже организует чтения, а мандраж не утихает, наоборот, только усиливается.
Лучше бы ей про это помалкивать. Он бы вообще предпочел, чтобы кое-что было иначе. Например, чтобы интеллектуалка перестала разъяснять ему книгу. И чтобы кто-нибудь сказал г-же Кольб, что у нее в уголке рта прилипла яичная крошка. И чтобы пухленькая девушка-ученица, та, у которой нет друга, перестала пялиться на него как на редкое насекомое. И чтобы супруг-интеллектуал – он преподавал в маркхаймской профтехшколе – не перекладывал на свою тарелку последний из шести ломтиков копченой ветчины. И чтобы г-жа Бюглер не приносила с собой гостевую книгу.
На развороте перед страницей, отведенной Давиду, была наклеена вырезка из газеты. Довольно большая статья под заголовком «Георг Рельман собрал полный зал». Фотография изображала задумчивого седовласого мужчину с трубкой. Подпись гласила: «Воспоминаниями из богатой актерской жизни дал пищу раздумьям и веселью – Г. Рельман». Статья начиналась фразой: «Точное число слушателей, собравшихся этим погожим июльским вечером в маркхаймском «Книжном мире», владелица магазина, К. Бюглер, не сообщила, опасаясь неприятностей с пожарной охраной…»
Против газетной вырезки автор размашисто написал: «Ах, если бы у меня, актера, всегда была такая публика, как у меня, писателя, здесь, в Маркхайме! Спасибо, спасибо! Георг Рельман».
Под взглядами участников застолья Давид отчаянно силился придумать, что бы такое написать. Супруг-интеллектуал, забирая последний ломтик ветчины, заметил:
– Раз нет желающих…
А когда Давид покосился на него, со смехом воскликнул:
– Незачем смотреть на меня, ведь это вы – писатель!
Г-жа Бюглер попыталась помочь:
– Необязательно писать что-то литературное. Что придет в голову, то и напишите.
И Давид написал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61