Давид позвонил ей из поезда, и они договорились вместе поужинать. Он предложил «Субконтинент», не так давно открывшееся заведение с евро-азиатской кухней и вполне разумными ценами.
«Ты получил договор?» – перво-наперво спросила она.
«Да, но не подписал».
Должно быть, на лице у нее отразилось недоумение, потому что он добавил:
«Хотел сперва показать тебе».
«Но я же совершенно не разбираюсь в авторских договорах».
«Все равно ты понимаешь больше меня».
Позднее, когда они ели курицу с имбирем, жареный батат и фруктовый салат, Мари расспросила о поездке во Франкфурт.
«Как тебе Карин Колер?»
«Высокая, немолодая, милая, несколько авторитарная».
«А сам издатель?»
«Эвердинг? Коротышка, курит здоровенные трубки и много говорит».
«А гостиница?»
«Я ночевал не в гостинице, а у Карин Колер, в комнате для гостей».
«Серьезно?»
«Это лучше, чем безликий отель, так она сказала».
«А ты не сказал, что любишь безликие отели?»
«По-моему, у них туговато с деньгами. Офис тоже довольно обшарпанный».
«Всем литературным издательствам приходится экономить».
За кофе Мари сказала:
«Ну, показывай договор».
А Давид ответил:
«Он у меня дома».
Вот так она очутилась в квартире Давида.
– Теперь я знаю, почему тебе удается перенестись в пятидесятые годы, – заметила она, осмотревшись.
Он только руками развел.
– Квартира удобная, недорогая, да и дома я бываю редко. Хочешь что-нибудь выпить?
– А что у тебя есть?
Он сходил на кухню и вернулся с бутылкой кавы. Той же марки, что и в «Эскине».
– Подойдет?
Мари с улыбкой кивнула. И стала смотреть, как он снял с горлышка золотую фольгу, раскрутил проволоку, скреплявшую пробку, ослабил саму пробку ровно настолько, чтобы осторожно выпустить газ, потом вытащил ее и наполнил два бокала – опять-таки явно того же образца, что и в «Эскине». Проделал он все это без малейшего намека на неуклюжесть, обычно свойственную его движениям. Наоборот, с ловкостью и изяществом профессионала.
– За «Софи, Софи», – сказала Мари, чокаясь с ним.
– За нас, – сказал он и слегка покраснел.
Они сели на край кровати и принялись штудировать договор.
Уже на второй странице ей стало ясно, что дело совсем не в первичных и вторичных правах, лицензиях и роялти, а в бедре, которое она чувствовала рядом, в плече, тепло которого передавалось ей, в ладони, которая, листая страницы, касалась ее руки.
Мари смотрела на его волосы, спускавшиеся низко на шею, и чувствовала, что хочет их потрогать. Видела пушок на ребре ладони, густой и словно причесанный, и чувствовала, что хочет его прикосновения. Она положила ладонь ему на затылок, он повернул голову, и они поцеловались, словно с самого начала только об этом и думали. Потом оба разделись и занялись любовью. Давид и тут не выказал ни малейшей неуклюжести.
Когда Мари проснулась, в квартире было холодно. Давид лежал на кровати наискось, как человек, привыкший спать один. Она встала, подняла с полу одеяло, укрыла его.
На желтой мраморной крышке ночного столика с поврежденным ящиком стояли недопитые бокалы. Рядом на стуле лежал голубой махровый халат с надписью «Сауна «Везунчик». Она накинула его и тихонько вышла из квартиры.
На лестнице тускло светился выключатель. Мари нажала на кнопку. Под потолком вспыхнул желтым светом круглый стеклянный плафон. Дверей было две. Одна со звонком и табличкой «Ф. Хааг-Ваннер». Вторая, наверно, вела в туалет. Мари открыла ее.
В конце маленького коридора стоял унитаз с деревянным сиденьем. Над ним – старомодный бачок с цепочкой, на которой вместо рукоятки висела резиновая кость. Маленький умывальник с холодной водой, над ним, очень высоко для нее, окошечко. Рядом с умывальником висели на белых эмалированных крючках два полотенца. На одном крючке синела надпись «Гости», полотенце на нем было новое, еще не стиранное. Мари улыбнулась. Он что же, рассчитывал на ее приход?
Когда она вернулась в квартиру, Давид по-прежнему крепко спал. Она погасила свет и юркнула к нему под одеяло. На столе с компьютером и на стеллаже с музыкальным центром светились зеленые и красные индикаторы.
Мари закрыла глаза и призналась себе в том, о чем уже некоторое время догадывалась: она влюбилась в этого непостижимого большого мальчика.
16
Давиду пришлось ждать. Уже без малого полчаса он сидел в кресле-ракушке у стены, а сотрудники за стойкой упорно не обращали на него внимания.
Но он не нервничал. Со вчерашней ночи был совершенно невосприимчив к неприятностям.
До сих пор любовь для него всегда бывала односторонней. Либо он влюблялся, а она нет. Либо наоборот. Во взаимность любви он вообще уже не верил. А что найдет взаимность не у кого-нибудь, но именно у Мари, вообще граничило с чудом.
Сотрудники за стойкой по-прежнему в упор его не замечали, а он тем временем пытался представить себе Мари. И впервые понял, почему люди носят с собой фотографию любимой, после ночи любви с нею не хотят мыться и готовы сделать себе татуировку с ее именем. «Мари» в сердечке прекрасно разместилось бы на чувствительной внутренней стороне правого предплечья.
Давид даже слегка гордился собственной тактикой: оставить договор дома, убрать квартиру и иметь в холодильнике Мариину марку кавы.
За стойкой наконец появился мужчина, который молча ждал, когда Давид обратит на него внимание. Давид встал, подошел к нему. Мужчине было лет шестьдесят, вместо галстука у него на шее была кожаная лента, перехваченная серебряной брошью с бирюзой.
– По поводу квартир надо обращаться в понедельник и в среду с девяти до тринадцати часов, – сказал он.
– Я просто хотел бы получить справку насчет Бахбеттштрассе, двенадцать.
– Там будут конторские помещения.
– Я не ищу квартиру. Просто хочу узнать, кому принадлежит земельный участок.
– Нам. Компании «Хольдаг».
– А до вас?
Мужчина с подозрением посмотрел на него.
– Зачем вам эти сведения?
К такому вопросу Давид подготовился заранее.
– Мне нужно написать сочинение об этом квартале.
Он знал, что его обычно принимают за гимназиста.
Мужчина решил ему поверить.
– Минутку, – буркнул он и ушаркал к двери в глубине помещения. Немного погодя вернулся, положил на стойку папку-регистратор, открыл ее и начал листать бумаги. Давид заметил у него на пальце серебряный перстень с бирюзой, в пару броши. – Неразделенное наследство Фриды Ветц.
– Что это значит?
– Что недвижимость принадлежала некой Фриде Ветц, а после ее смерти наследники продали все нам.
– Адрес там есть?
Палец мужчины скользнул вниз по странице.
– Представителя наследников зовут Карл Ветц, та же Бахбеттштрассе, но девятнадцать.
Дом девятнадцать по Бахбеттштрассе располагался наискось и напротив стройплощадки. В первом этаже был электромагазин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61